Предыдущий сезон сложился у Ольги Подчуфаровой так, как не принято желать даже самому заклятому врагу.
Спортсменке удалось одержать свою первую победу в Кубке мира, выиграв спринт в Антхольце, но заплатила она за это слишком дорогой ценой – удручающим провалом все в том же спринте на мировом первенстве в Осло, где Ольга стала 65-й, впервые в карьере не попав в гонку преследования.
Встретившись со спортсменкой в австрийском Рамзау, мне хотелось спросить лишь об одном: что произошло между феерическим взлетом в Антхольце и тем единственным стартом в Осло, после которые тренеры сочли за лучшее экстренно снять Подчуфарову со всех оставшихся дистанций и отправить ее домой.
– Наверное все началось еще раньше, – вздыхает она на мой вопрос. – В январе я уже понимала, что вот-вот наступит критический момент. Январь вообще получился тяжелым: я бегала из последних сил, не пропуская ни одной гонки, спала всего по два-три часа в сутки, не могла есть. То есть сама понимала, что все это – не очень хорошие признаки. Спринт в Антхольце был 17-й гонкой подряд и этот этап стал, видимо, последней каплей: восстановиться к гонке преследования мне толком не удалось, а эстафета и вовсе далась неимоверным напряжением.
Сейчас задним числом я понимаю, что мне совершенно не нужно было в том состоянии лететь на этапы на другой континент, а нужно было после Антхольца просто отдохнуть и подводиться к чемпионату мира в индивидуальном порядке. Но тогда мне и в голову не пришло отказываться от стартов. Сказали, что нужно ехать? Ну значит едем… Возможно мне просто не хватило опыта уловить тот момент, когда нужно остановиться. Сезон-то был у меня первым по-настоящему полноценным – до этого в таком режиме мы не работали никогда. Поэтому и хотелось соответствовать, что ли.
Ну а потом все начало просто наслаиваться: акклиматизация, разница во времени, в Канаде добавилась еще и высота, в Европу я в итоге вернулась окончательно разобранная. Две недели тренировалась в восстановительном режиме, откатывалась. Как только пыталась делать какую-то скоростную работу, состояние снова начинало разваливаться. Но то, что в Осло не сумею, пробежав спринт, попасть в пасьют, мне даже в страшном сне привидеться не могло. На этом сезон для меня закончился.
– И вы решили не ехать в Ханты-Мансийск?
– Я вообще-то очень большой оптимист по жизни. Но иногда имеет смысл взглянуть на вещи реально. Это был тот самый случай.
– Не было паники в душе, что выбраться из этого состояния вы уже не сможете?
– Я реально не понимала, как будет вести себя мой организм дальше. Уже потом, когда вернулась в Москву и прошла медицинское обследование, личный тренер мне сказал: нужно быть готовым к тому, что восстановление затянется на несколько месяцев.
– Он оказался прав?
– Сейчас посчитаю. С 5 марта – видите, я даже число той злополучной спринтерской гонки помню – прошло полгода, прежде чем я почувствовала, что готова работать так, как работала раньше. К команде я присоединилась только в июле. В прежние сезоны я в июле чувствовала себя уже очень хорошо, а к сентябрю успевала набрать довольно высокую функциональную форму. В этот раз было невероятно тяжело.
– Что помогало вам не опустить руки в эти полгода?
– Наверное, сознание, что назад дороги нет. Что я нахожусь на самом дне глубокой ямы и путь из нее один – карабкаться наверх. Или так и остаться на дне. Но таких вариантов я, честно говоря, не рассматривала изначально. Могу точно сказать, что это было самое тяжелое лето в моей жизни. А в сентябре уже все стало неплохо. К чемпионату России мы специально не подводились, но был ряд контрольных тренировок, который показал, что все уже нормально. В целом же я поняла, что не нужно пытаться заглядывать вперед, что-то загадывать. Нужно просто жить сегодняшним днем. И делать ту работу, которую должен.
– Плакали вы летом много?
– Были моменты какого-то абсолютного бессилия. Но они довольно быстро проходили. Тут я сама постоянно себе напоминала, что чем больше я буду угнетать себя мыслями, что у меня что-то не получается, тем будет только хуже. Значит, нужно уметь радоваться даже крошечным сдвигам, находить плюсы везде, где их только можно найти. Это умение, пожалуй, стало самым главным опытом, который мне удалось извлечь из всей ситуации в целом.
– Пока вы карабкались наверх, хоть сколько-нибудь интересовались тем, что происходит в сборной? Что там меняются тренеры, появляются новые люди, формируются бригады…
– Конечно меня интересовали эти вопросы. Будет ли сборная разделена на группы, например. На протяжении трех предыдущих лет не могу сказать, что я не прогрессировала, но вполне возможно что этот прогресс шел в том числе в силу взросления. При этом на весь сезон целиком меня из года в год не хватало. Значит, что-то я делала не так.
– Что дает основания полагать, что сейчас эта ситуация изменилась?
– Мне кажется, что программа, предложенная нашим нынешним тренером Виталием Норицыным, это как раз то, что мне нужно. Хотя понятно, что по-настоящему судить об этом можно будет только в конце сезона.
– Это правда, что вы хотели вообще уйти на индивидуальную подготовку?
– Нет. Всегда наоборот считала, что тренироваться нужно только в команде. Это и конкуренция, и спарринг, ты постоянно можешь себя с кем-то сравнить. А главное, я прекрасно понимаю, что для успеха сборной нужен настоящий командный дух. Когда бежишь не только за себя, но и за остальных. И переживаешь за остальных так же сильно, как за себя.
– Боюсь, что в данном случае вы рисуете слишком идиллическую для большого спорта картинку.
– Я тоже до определенного момента была уверена в том, что такое невозможно. Переубедило меня в этом общение с Катей Юрловой. Именно благодаря ей поняла, что в спорте может быть настоящая дружба и настоящий командный дух. А сейчас вижу, что тренеры всеми силами способствуют тому, чтобы атмосфера в команде была именно такой. И верю, что когда-нибудь мы станем именно такой командой, которая сумеет решать любые задачи.
Елена Вайцеховская, «Спорт-Экспресс»
