Внимательно наблюдая за ним на протяжении своей командировки в немецкий Рупольдинг, где проводили сбор сильнейшие российские биатлонистки, я пыталась понять: кто он, Вольфганг Пихлер? Демократ? Диктатор? Или просто лентяй, который рассылает своим спортсменкам тренировочные занятия по интернету, а сам предпочитает как можно дольше времени бездельничать в домашней обстановке?
Поняла одно: тренерская профессия является отнюдь не частью жизни популярного ныне в российских биатлонных кругах немца. В ней — вся его жизнь без остатка. И отдается он ей с истинной страстью.
СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ
ТРЕНЕР ПО ПРИЗВАНИЮ
В Рупольдинге Пихлер согласно кивнул на мою фразу о том, что для интервью нужен час разговора, назвал удобное для себя время, но стоило мне на следующий день появиться в расположении сборной за полчаса до отъезда на первую тренировку, тренер неожиданно предложил: «Можем начать беседу прямо сейчас, если вы готовы. А после тренировки продолжим».
Естественно, я тут же включила диктофон.
— Вольфганг, вы родились и выросли в крошечной деревне, которой, по сути, и является Рупольдинг. Когда и как в вашей жизни появился большой биатлон?
— Хороший вопрос. Дело в том, что мой отец был тем самым человеком, кто основал в Рупольдинге биатлонный стадион. Мой дядя тоже занимался биатлоном, даже выступал в Саппоро на Олимпийских играх. Наверное, поэтому я хорошо запомнил 1972 год. В те времена биатлон в ФРГ был не бог весть как популярен. В первенстве страны, на котором производился отбор на Олимпиаду, участвовали всего 12 человек.
Когда национальная команда была отобрана, спортсмены обратились к моему отцу с просьбой помочь с организационной стороной дела. Отец согласился — взял на себя все менеджерские обязанности. Ну а я как мог помогал дяде в тренировках, если он просил об этом. Вот так все и началось.
— То есть сами вы активно биатлоном не занимались?
— Занимался, но очень недолго. Впервые попробовал себя в этом виде спорта, когда мне было 23 года, через два года занял второе и четвертое места на чемпионате Германии и даже принимал участие в этапе Кубка мира — стал 19-м. Но через год опять вернулся в лыжные гонки, из которых, собственно, в биатлон и пришел. Тренироваться и выступать в виде спорта, которым в стране занимаются полтора десятка человек, мне было просто неинтересно. Ну а потом начал тренерскую работу. Вот это захватило по-настоящему.
— Стали тренировать биатлонистов?
— Сборную таможенников по лыжным гонкам и биатлону. Организация спорта в Германии чем-то напоминала российскую: свои и достаточно сильные сборные были у армии, полиции и таможни. Сначала я сам много лет выступал как раз за таможню, а потом мне там же предложили тренерскую работу, за которую я взялся с большим удовольствием. Меня всегда интересовало то, что касалось тренерской работы.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, это в крови. Кто-то рождается со спортивным талантом, а кто-то с тренерским.
— В каком возрасте вы осознали, что тренерская работа является вашим истинным призванием?
— Достаточно рано. Я даже в школе постоянно пытался кого-то тренировать. Кстати, сборная таможни, старшим тренером которой я стал в 27 лет, очень неплохо выступала на национальном уровне. А свою первую золотую олимпийскую медаль я выиграл как тренер в 1992 году в Альбервилле. Йенс Штайниген стал тогда чемпионом Игр в эстафете.
У меня был друг в Рупольдинге — Лейф Андерссон. Познакомились мы с ним в 1987-м, когда Андерссон стал регулярно приезжать из Швеции в Германию. Во время тренировок мы постоянно сталкивались на лыжне, и каждый раз, проезжая мимо меня, Лейф шутливо кричал: «Эй, когда уже ты начнешь меня тренировать?» Я так же на ходу спрашивал: «Чего ты хочешь?» Он отвечал: «Я хочу медаль!»
В сезоне-1990/91 мы с Андерссоном начали работать вместе, ну а чуть позже к нам присоединился Штайниген. Он тогда вообще не входил в национальную сборную Германии. Просто в частном порядке приехал в Рупольдинг и спросил, не согласился бы я его тренировать.
И вот в Альбервилле Штайниген завоевал золото, а Андерссон — бронзу, тоже в эстафете. Добиться двух медалей на первой же Олимпиаде было довольно круто. По тем временам считалось не очень нормальным, что тренер одновременно работает со спортсменами из разных стран, но у меня вышло именно так. И, кстати, мое пересечение с Андерссоном в большой степени способствовало тому, что для продолжения тренерской карьеры я впоследствии выбрал Швецию.
РЕЗУЛЬТАТ И МЕНТАЛИТЕТ
— Как получилось, что вы стали работать с Магдаленой Форсберг?
— Наше сотрудничество с ней началось в 1995-м. Точнее, в конце 1995-го мне позвонили представители шведской федерации биатлона и спросили, может ли меня заинтересовать работа с этой спортсменкой. А в начале 1996-го Магдалена приехала в Рупольдинг на чемпионат мира, после чего мы стали уже постоянно работать вместе.
На тот момент я был старшим тренером как женской, так и мужской шведских команд, но в отношениях с федерацией были некоторые сложности, связанные с тем, что я выгнал из национальной сборной Микаэля Лёфгрена (двукратный бронзовый призер Олимпийских игр в Альбервилле, ныне — тренер сборной Норвегии. — Прим. Е.В.).
— За что?
— За постоянную и, я бы сказал, демонстративную недисциплинированность. Что же касается Форсберг, то это была особенная для меня ученица. Потому что все, чего добилась Магдалена, — результат очень большого труда. Невероятного. Умение работать, собственно, и было самым большим ее талантом. Она ведь очень многое делала самостоятельно — я лишь руководил этим процессом по интернету.
— Поясните, кстати: как можно полноценно тренировать человека, если постоянно не находишься с ним рядом?
— Это не так сложно, как кажется. Но лишь в том случае, если спортсмен сам четко понимает, чего хочет. Возможно, дело еще и в том, что менталитет западных спортсменов в этом отношении сильно отличается от российского. Чего не скажешь обо всем остальном.
Поверьте, большой разницы между российскими молодыми женщинами и, скажем, шведскими в обычной жизни не существует. Все они сходят с ума от красивой одежды, красят ногти в красный цвет и так далее. Но это именно в обычной жизни. Конечно, в российском спорте за последние годы произошло множество изменений, но для того, чтобы добиваться по-настоящему высоких результатов, нужно прежде всего поменять менталитет. Понимать, что ты делаешь и зачем ты это делаешь, раз уж выбрал спортивную карьеру.
Кстати говоря, Форсберг помимо тренировок еще и работала налоговым инспектором, причем ее работа носила совершенно реальный характер. До полудня мы с ней тренировались, затем Магдалена переодевалась и с часу до пяти занималась бумагами в офисе. А к шести вечера приезжала на вторую тренировку.
Проводить по три недели в месяц на тренировочных сборах кажется мне дикостью. У молодого человека должны быть друзья, некая социальная жизнь. Если он этого лишен, то необходимость адаптироваться в жизни после ухода из спорта может вылиться в очень большую проблему. Интернет в этом отношении дает большой простор: я снабжаю спортсменок тренировочными планами, где подробнейшим образом указан характер нагрузок, их объемы, интенсивность. Биатлонистки, в свою очередь, ежедневно присылают мне составленные по специальной форме отчеты, в которых тоже расписано все, вплоть до показателей пульса. Далее все просто: я загружаю эти файлы в специальную программу и четко вижу, насколько правильно и эффективно идет работа.
ДВЕ НЕДЕЛИ БЕЗ СНА
— Меня ваше согласие возглавить российскую сборную, если честно, удивило…
— Я долго думал, прежде чем сказать «да». Две недели вообще не спал. Главная проблема заключалась в том, что я нетерпим ко всему, что касается запрещенной фармакологии. Всегда боролся против этого, даже потерял возможность работать в Германии из-за слишком резких высказываний в адрес спортсменов ГДР после объединения наших стран. В моем понимании употребление допинга ничем не отличается от воровства. Ты просто воруешь медали.
Ситуация в российской сборной на момент дисквалификации трех ваших спортсменов воспринималась мной достаточно однозначно. Но потом я подумал: если к руководству федерацией биатлона пришли новые люди, если они действительно хотят создать новую команду, если сами спортсмены хотят работать честно, а я могу помочь им добиться результата, почему не попробовать это сделать? Определяющим, безусловно, стало то, что в российский биатлон пришли люди не из биатлонных структур.
Что же касается моей работы с российскими спортсменками, то мне хотелось бы, чтобы они первым делом почувствовали уверенность, которую всегда приносит хорошо сделанная тяжелая работа. И поверили, что благодаря этой работе могут побеждать.
— Если вы были так уверены в «задопингованности» всего российского биатлона, то должны были, как мне кажется, заведомо понимать, что ваша работа может оказаться бессмысленной. Не зря же считается, что спортсмен, привыкший сопровождать тренировочный процесс запрещенной фармакологией, резко сдает позиции, лишившись этой поддержки. И что вывести его на прежний уровень без применения запрещенных средств уже, как правило, не удается никакими усилиями.
— Такую вероятность я, безусловно, допускал. И очень обрадовался, когда увидел, что команда, с которой мне предстоит работать, «чистая».
— Что значит увидели?
— Мы делаем в ходе тренировок много анализов крови. По которым подобные вещи прослеживаются достаточно хорошо.
Еще для меня важно, чтобы спортсмен, с которым я работаю, отдавал себе отчет в том, что запрещенная фармакология — это уже не спорт. В моем понимании намного достойнее стать пятым или шестым, соревнуясь честно, нежели выиграть, обманув всех. Могу с уверенностью сказать, что ни один из моих спортсменов никогда не шел на такой обман. Ни Магдалена Форсберг, ни Анна-Карин Олофссон-Зидек, ни Хелена Экхольм, ни кто-то другой.
На самом деле мне даже кажется странным, что в такой стране, как Россия, считают необходимым прибегать к допингу. У вас потрясающе талантливые спортсмены. Все, что им нужно, — это правильно построенная работа.
— Методика Пихлера?
— В свое время моим главным учителем в тренерском деле стал Юрий Верхошанский. До сих пор считаю, что лучше его философию нашей профессии не сформулировал никто. Мы никогда не пересекались, но все его книги я зачитывал до дыр. Как и книги Владимира Платонова, хоть он и писал большей частью о плавании. Искренне считаю, что те 30 медалей, что я завоевал в биатлоне для Швеции, состоялись во многом благодаря вашим специалистам.
У вас совершенно выдающаяся тренерская школа, наработки которой успешно используют во всем мире. Почему этого не делают в России, для меня загадка.
ПОСЛЕДНИЙ ШАНС
— Со стороны прежнего тренерского штаба периодически доносились жалобы на то, что руководство СБР постоянно пытается вмешиваться в тренировочный процесс и давать советы. Не боитесь, что подобная участь постигнет и вас?
— Со мной в этом отношении все просто: я не понимаю по-русски. В контракте же четко прописано: как старший тренер я полностью беру на себя ответственность за подготовку команды, а СБР создает мне для этого необходимые условия.
— Вы обговаривали с руководством федерации, кого именно хотите видеть в команде в качестве своих помощников?
— Конечно. Первое, о чем сказал, что хотел бы работать с Валерием Польховским в качестве главного тренера, поскольку очень высоко ценю его организаторские качества. Затем попросил оставить во главе научной группы Николая Загурского. Что же касается тренера-ассистента, то мои пожелания сводились к следующему: он должен быть русским, но без большого опыта самостоятельной тренерской работы.
— Вас не смущало, что Польховский в свое время уже стоял у руля сборной команды и что в его времена тоже случались сомнительные с точки зрения фармакологии истории? С той же Ольгой Пылевой, например.
— Я абсолютно уверен, что дисквалификация Пылевой была ошибкой. Все это происходило у меня на глазах: перед Играми в Турине я находился со шведской командой в Антерсельве, и там же тренировалась Ольга. То, что с ней случилось, могло произойти с любым спортсменом. Чудовищное стечение обстоятельств. Несчастный случай.
Совсем другое дело, когда в течение одного года под санкции попадают несколько спортсменов одной страны и все — с одним и тем же запрещенным препаратом. К этому, согласитесь, Польховский не имеет никакого отношения.
Положа руку на сердце, я, конечно же, понимаю, что найти возможность обмануть может любой человек. Но мне нравится доверять тем, с кем я работаю.
— Как много знакомых назвали вас сумасшедшим после того, как вы дали согласие работать на СБР?
— В Рупольдинге — все. А в Швеции, как ни странно, меня поняли. Перед тем как ехать на переговоры в Москву, я встречался с руководителями как шведского олимпийского комитета, так и федерации биатлона: все-таки я проработал в этой стране шестнадцать лет. И те, и другие сказали: они прекрасно понимают, что означает для профессионального тренера возможность поработать со сборной такой страны, как Россия. Тем более что это в каком-то смысле мой последний тренерский шанс.
— Почему?
— Потому что мне уже 56 лет. Хотя для тренера это хороший возраст, потому что тренерская работа — прежде всего опыт.
Работа со сборной России — это еще и большой вызов. Ваша команда для меня особенная. Такое отношение сохранилось с 1979 года, когда я в достаточно юном возрасте впервые встретился и познакомился в Рупольдинге с Александром Приваловым, Владимиром Барнашовым…
О ЗВЕЗДАХ И ОШИБКАХ
— Вы не раз повторяли, что в вашей команде не должно быть отдельных звезд.
— Именно так. Считаю, что звездой должна быть команда. На первом же собрании я сказал девушкам: начинаем с нуля. Нет никаких имен, никаких титулов. И я не вижу с этим проблем, если честно.
— Вам приходилось совершать ошибки в тренерской работе?
— Конечно. Одна из них случилась в 1998-м. Накануне Олимпийских игр в Нагано Магдалена Форсберг считалась однозначным фаворитом. К тому времени вокруг нее существовала достаточно большая команда, которая постоянно увеличивалась за счет каких-то знакомых, журналистов, просто болельщиков и так далее. Я искренне полагал, что чем больше позитивно настроенных людей будет окружать мою спортсменку, тем более высокий результат она может показать. Соответственно не препятствовал общению Магдалены с ее окружением.
Тогда как раз Привалов во время одной из наших случайных встреч сказал мне: «Вольфганг, ты идиот. Гони всю эту толпу к чертовой матери. На Олимпийских играх возле спортсмена не должно быть ни одного лишнего человека. Иначе он просто сгорит, не справится со стрессом».
Так оно и получилось (в спринте Магдалена заняла 17-е место, в индивидуальной гонке стала 14-й. — Прим. Е.В.). Я потом много раз вспоминал слова Привалова и понимал, насколько он был прав. Поэтому сейчас придерживаюсь жестких принципов на этот счет. Во время крупных соревнований никаких посторонних людей при команде быть не должно.
— Павел Ростовцев сказал, что считает посторонними всех, кто не работает с командой на постоянной основе.
— Так оно и есть.
— В какой момент подготовки уже можно судить о том, насколько правильно была сделана предыдущая работа?
— Мне уже сейчас нравится, как все идет. Мы делаем достаточно стандартную работу, аналогичную той, что на протяжении многих лет делали все мои спортсмены в Швеции. То есть я хорошо знаю, в чем могут быть сложности, какие показатели должны быть у спортсмена на том или ином этапе и так далее. Не хватает разве что присутствия Ольги Зайцевой. Команде очень нужен лидер такого плана.
— Вас не смущает, что Зайцева начнет подготовку к сезону значительно позже остальных?
— Сейчас для меня главное, чтобы Ольга окончательно вылечила плечо. И начала следующий сезон наравне со всеми. Она совершенно незаменима в команде как лидер. Как локомотив, который тащит за собой все вагоны поезда.
Знаю, что одной из причин, по которой Зайцева собиралась оставить спорт, были постоянные разлуки с семьей и невозможность заниматься воспитанием сына. Мы готовы во всем пойти ей навстречу. Вплоть до того, чтобы просто снять для Ольги в Рупольдинге отдельное жилье, куда можно было бы привозить семью — маму, мужа, сестру, ребенка… Думаю, что со временем подобным лидером могла бы стать Светлана Слепцова.
— Света закончила прошлый сезон не в лучшем состоянии.
— Это как раз объяснимо. Она просто оказалась не готова к чемпионату мира. Для спортсменки такого уровня это сильный удар по самолюбию. Мне не хотелось бы поминать прошлое, тем более что я считаю своего предшественника Анатолия Хованцева очень знающим тренером, но, думаю, многие проблемы шли от того, что он не учел специфики работы с женщинами.
— А в чем заключается эта специфика?
— С одной стороны, женщины более дисциплинированы. Если ты сказал им работать два часа, они будут работать ровно два часа. Они более выносливы, чем мужчины, легче переносят физическую нагрузку. Более охотно идут за тренером, что бы ты им ни предложил. Особенно если верят тому, с кем работают. С этой точки зрения работать с женской командой проще, чем с мужской.
В то же самое время любой женский коллектив — это неизбежные разговоры «за спиной». И борьба зачастую тоже ведется исподтишка — ты можешь вообще долгое время ни о чем не подозревать. Максимум, на что способен в пылу конфликта мужчина, — пустить в ход кулаки. Женщины куда более изобретательны и коварны.
«Спорт-Экспресс»
