Навестить Владимира Иерусалимского Валерий Польховский и Александр Куракин решили еще зимой – после того как Константин Бойцов опубликовал своё «Доказательство жизни». У каждого из тренеров был для этого собственный повод, однако был и общий – в судьбе каждого из них Владимир Вениаминович принял самое деятельное участие.
Впрочем, кто из нынешнего тренерского цеха, из специалистов «главного калибра» не перенял, не поглядел, не подслушал что-то у корифея отечественного биатлона?
— Я с Вниаминычем познакомился в 1974, — вспоминает по дороге на улицу 9 мая Куракин. – на Казанском вокзале. Было это в сентябре месяце. Меня, тогда еще начинающего тренера, представили ему перед выездом на тренировочный сбор. Он с первой сборной отправлялся в Ижевск, я с юниорской – куда-то еще. Помню как он в разговорах с коллегами очень трогательно переживал из-за здоровья жены – как там Ритка моя себя чувствует… А еще одно яркое впечатление от Иерусалимского также связано с площадью Трех вокзалов. Правда было это спустя без малого десять лет – на Ярославском, с которого мы уезжал в Кирово-Чепецк (там в те годы проводилось большинство чемпионатов страны). Он нас на вокзале провожал, лыжи еще помогал загрузить в купе. А на следующий день – когда мы до места добрались – он нас уже в гостинице встречал. Едва мы тронулись — он сразу за руль и за ночь до доехал. А это ведь больше 800 км и машина у Вениаминыча была самая незамысловатая – «копейка» 13-й модификации! Фанат был как своего дела так и автомобиля своего. Куда только на нем не ездил! До Свердловска доезжал…
— А как он с ней возился… — поддерживает тему Польховский, познакомившийся с Иерусалимским на десять лет позже. – Редкий сбор проходил без того чтобы он ее не ремонтировал, не красил, не переделывал в ней чего-то… Но все это, подчеркну, после того как все тренерские дела закончит. А как он их делал! Он ведь, кажется, первый, кто стал уделять особое внимание подготовленности трассы. Ни ретраков, ни даже снегоходов мощных тогда еще не было – а он всеми подручными средствами добивался чтобы трасса была и широкой и жесткой и еще бог знает чего… И не дай бог кто-то на трассу без лыж зайдет. Увидит – лопатой по спине. И никто, характерно, на него за это не обижался. Как Станиславский к сцене – к трассе относился. Чем-то святым она для него была…
— Это точно, — улыбается Куракин. – Не случайно, например, двоеборцы, планируя свои тренировочные сборы, всегда интересовались – где Иерусалимский сбор проводит? И ехали потом в то же место, твердо зная, что после Вениаминыча им останется отлично подготовленная трасса.
После январской публикации о тяжелом положении тренера (разбитый несколько лет назад инсультом Иерусалимский почти обездвижен, ничего не видит и почти не говорит) в жизни семьи заслуженных специалистов (жена Владимира Вениаминовича имеет за плечами многолетний тренерский стаж в лыжных гонках) произошли некоторые позитивные перемены. Союз биатлонистов России вот уже три месяца выделяет им дополнительные деньги, на которые наняли приходящую медсестру-сиделку. Откликнулись старые друзья и даже просто случайные люди. В свою очередь болезнь, увы, тоже напоминает о себе. Владимир Вениаминович теперь не может сидеть – только лежит. У сиделки и всей семьи великого тренера добавилось хлопот. Переехавшая к родителям дочь Наталья старается помогать старикам, но находиться при них круглосуточно, конечно не может. Пару недель назад, сорвав себе спину, слегла и Маргарита Даниловна.
— Вы подождите – если я дверь буду долго открывать, — словно извиняется она, узнав, что мы подъезжаем. – Я сегодня сиделку пораньше отпустила…
Стоя в проеме двери, старушка хватается за косяк, боясь упасть. Вместе с тем она чрезвычайно рада, что еще кто-то вспомнил о них и заехал в гости (и Польховского и Куракина она, конечно, отлично помнит еще по 70-90 годам) – даже предлагает выпить за встречу шампанского (не стали).
— Дед вас ждет. Я ему еще с утра сказала, что вы приедете. Он, кажется, даже ожил…
Первое впечатление от «ожившего» Иерусалимского, однако, довольно тяжелое. Я помню его в январе еще сидящим в кресле, рядом с телевизором, ловящим спортивные репортажи, даже слушающим что-то по телефону. Ныне его голова утопает в подушке, он почти не двигается, лишь фирменный зачесанный назад кок, да аккуратная короткая бородка напоминают гостям «того самого Вениаминыча».
— Здравствуй, Вениаминыч… — немного растерянно кладут они руку своему коллеге и наставнику на голову и на плечо.
Иерусалимский все слышит и понимает кто к нему пришел.
— Са-ша, спа-си-бо… — удается различать слова из речи.
— Вот видите, — Маргарита Даниловна не сдерживает слез. – Каким стал дедушка…
— Мы помним тебя, Вениаминыч, — слова Польховского звучат еще как-то напряженно и неуверенно. – Извини, что долго не заходили…
А дальше начинается разговор. Усевшись вокруг дивана тренеры и жена Иерусалимского начинают вспоминать былое, общих знакомых, свои далекие и как будто еще недавние встречи…
— Как сейчас Женя Новиков? – интересуется Маргарита Даниловна судьбой первого президента СБР и первого же отечественного судьи международной категории по биатлону.
— Бодрится, — рассказывает Куракин. – Здоровье, конечно, тоже не слава богу. Приезжал в декабре в Ижевск. Потом была операция – пришлось на одной ноге ампутировать ступню… Похудел сейчас очень.
— Похудел… А я помню всегда такой плотный и активный был мужик. Столько раз с ним на соревнованиях встречались.
И оживая на глазах, она достает с полки альбомы со старыми фотографиями и воспоминания начинают литься каким-то непрерывным потоком. Знакомые и незнакомые фамилии звучат наперебой, бесконечные истории с тренировочных сборов и соревнований наполняют комнату какой-то особой динамикой. И вот уже недвижимый, казалось, мэтр отечественного биатлона начинает поворачивать голову в сторону очередного рассказчика, подносит руку к уху, словно стараясь получше расслышать.
— А что это за тренер? – пытается вспомнить Куракин, глядя на выразительную фотографию 70-х годов (Иерусалимский беседует с каким-то сверстником).
— Это болгарский тренер… — копается в памяти Маргарита Даниловна.
— Лу-ков… — сообщает хозяин квартиры.
На лицах гостей недежурные улыбки – от первоначального напряжения нет уже и следа.
— А помнишь, Вениминыч, как у тебя машина с мостков покатилась? – Польховский вспоминает давнюю историю тренировочного сбора в Отепя. – И вниз – прямо к столовой.
— Ой, я помню, — уже почти смеется хозяйка. – Я ведь там была. Как только остановить удалось…?
— А еще – как мы ночью с трассы улетели по пути в Ижевск, — услышав знакомую историю Иерусалимский, кажется даже подался вперед всем своим малоподвижным телом, того гляди на локоть обопрется и привстанет на кровати… — Захарченко (известный ижевский тренер и судья – прим. авт.) тогда вызвался быть штурманом и какой-то дорожный знак зевнул и поворот не скомандовал. В сугробе так увязли, что тросом потом вытягивать пришлось…
— Дед, пока двигаться только мог, таким активным был, — вспоминает уже Маргарита Даниловна. – Уже спина не гнулась (грыжа межпозвоночная ела со страшной силой), а он на коленях стоя на даче что-то все время копал, полол, возился… Надо его этим летом на дачу везти, а как… даже не представляю. Сможет ли просидеть несколько часов. Но надо – он ведь на воздухе с осени не был. Сиделка правда шесть дней с ним быть не сможет. Она у нас на шесть часов в день, а дорога с дачи и назад сколько времени занимает. Уже сказала – только четыре дня в неделе. Но может как-то справимся – нам бы только туда переехать.
Старушку вновь посещают грустные мысли.
— Врач сказал, что дед уже вряд ли встанет – в смысле сядет хотя бы. А ведь у него еще сердце хорошее и вообще, если бы не грыжа и не инсульт… Знаете, это ведь он из-за меня… Мне операцию должны были сделать сложную. Врачи говорили – 70 на 30 – выживу или нет. Большая кровопотеря была, но выкарабкалась. А он все это время переживал, и пока я в больнице была его инсульт и разбил.
Взгляды гостей снова переходят на Иерусалимского. В том состояла вся его сущность. Удивительно активный, энергичный и беззаветно преданный своим идеалам – работе, воспитанникам, семье… — он, кажется, выжал себя даже больше чем без остатка.
— Вениаминыч, мы не прощаемся… До свидания…
Уже выходя из подъезда Куракин и Польховский обсуждают – что можно сделать чтобы летом Иерусалимский выехал на природу, чтобы медсестра была при с ним и его верной женой всякий день. Сколько нужно собрать, чем помочь, кому еще позвонить…? Настроение у обоих довольно подавленное. И Куракин и Польховский увидели свой, вполне возможно, завтрашний день. Еще вчера они горели и рвались со сбора не семинар, с соревнования на откатку, с УМО на Совет… Каким-то будет завтрашний день? Кто из многочисленных сегодняшних друзей вспомнит и заедет навестить? И последнее, быть может, не менее материально — чем финансовая помощь. Ее гости, разумеется, оказали (и СБР и всем кто нашел возможным принять участие в судьбе тренера близкие Иерусалимского по-человечески чрезвычайно благодарны), но эмоциональный результат простого человеческого внимания – разве его измеришь и оценишь? И разве не такие моменты становятся проверкой – а стоит ли что-нибудь за словами «биатлонная семья»? Сегодня Иерусалимский, завтра Новиков… А что сейчас происходит с олимпийским чемпионом Ринатом Сафиным? А знаете ли вы что Елена Головина, чей выдающийся результат по количеству побед на чемпионатах мира перекрыт лишь в этом году (Магдаленой Нойнер) работает в Магнитогорске простым водителем?
Не будем же прощаться с живыми.
Константин Бойцов,
«Российский Фан-клуб биатлона»
