Президент Федерации биатлона Украины – о том, как политика мешает спорту, но все-таки не разъединяет соседей.
– Как сейчас дела в вашей команде?
– В целом, все хорошо, ни один день подготовки не был сорван. Сейчас все тренируются в Тюмени, вылетели туда еще 12 августа. Это полноценный сбор на равнине, чтобы не ехать лишний раз в Шенгенскую зону и не терять дни, которых у нас потом всегда не хватает.
– Не так давно вы прямо говорили о проблемах с деньгами. Они решаются?
– Есть сдвиги – думаю, что до зимы рассчитаемся. Нам нужны средства для подготовки за рубежом, в хороших условиях. Предыдущие сборы проходили на деньги федерации – сейчас тратим на выезды те деньги, которые планировались для приобретения парафинов и инвентаря, который не может закупать государство.
– Сколько раз за последние месяцы спортсмены выражали недовольство финансовым положением?
– Ни разу. Они этого вообще не чувствуют и даже не вникают в это дело. Это мои проблемы, я их закрываю разными источниками: свои личные средства, средства федерации, средства друзей. Всегда по-разному. Приказы подписаны и смета составлена – надеемся, что нам все вернут. Сборы есть, обеспечение есть – спортсменам всего хватает.
– А тренерам и другим работникам команды?
– Никто не имеет проблем. Министерство платит персоналу не очень большие деньги – возможно, там есть задержки на неделю-две. Есть еще негосударственные деньги – от федерации, от спонсоров – тут все идет без задержек.
***
– Несколько недель назад завершила карьеру бывшая россиянка Мария Панфилова – как это случилось?
– Маша приехала со сбора в Отепя, ее встречал супруг. Вместе они приехали ко мне домой. Я спросил: как дела, все ли хорошо, едешь в Тюмень? И она отвечает: в Тюмень не поеду, я решила закончить с биатлоном. Просто поставила перед фактом.
– Ваша реакция?
– Я к таким вещам привык еще со времен ухода Алены Зубриловой. Это решение человека. Я, конечно, рассчитывал на Панфилову и считаю, что она поступила неправильно. Маша хорошо прошла подготовку, не болела, выделялась на сборах, у нее стала получаться стрельба. Была уверенность, что она выйдет на новый уровень.
– Как она объяснила свое решение?
– Сказала, что в какой-то момент поняла: занимается не тем, хочет от жизни чего-то другого. Резко потерялась мотивация, пошли мысли: что я здесь делаю, мне надо учиться, получать специальность, нельзя терять время.
– Когда к вам приходят с такими новостями, есть ли смысл уговаривать, удерживать улучшенными условиями?
– Я ей сказал: не спеши, отдохни, пока не увольняйся ниоткуда, подумай две недели. Она промолчала, а потом написала заявление. Я смотрю – везде уволилась. Уехала – как я понял, это уже окончательно.
– Она вернулась в Россию?
– Сейчас Маша в Ижевске, пошла на курсы по медицине, собирается поступать в мединститут. Жаль, ведь мы уже почти решили вопрос с жильем для нее – не в Киеве, а в районном центре Киевской области, за который она выступала. Возраст и возможности – все позволяло ей раскрыться.
***
– У вас были контакты с новым президентом СБР Александром Кравцовым?
– Нет, абсолютно.
– Это разве не необходимость?
– В мире 60 биатлонных федераций. Если в какой-то из них меняется президент – я же не должен сразу общаться с новым. Будет возможность – встретимся. Сейчас пройдет летний ЧМ, потом Конгресс IBU – наверняка познакомимся.
– У вас сложилось о нем какое-то впечатление?
– Только по материалам СМИ. Если человек занимается работой с душой, полной самоотдачей и погружением – то у него всегда получается хорошо. Я думаю, это история и про нас: мы не обладаем большими возможностями, но есть сплоченность, есть подбор сильных специалистов, которые заинтересованы и увлечены.
– Вообще, насколько важно для вас сотрудничество с СБР?
– Когда президентом был Прохоров – я пытался найти общий язык по поводу совместных соревнований, других мероприятий. Не получилось. У нас гораздо лучше налажен контакт с белорусской федерацией – мы подписали договор о сотрудничестве. Они приезжают к нам на чемпионат Украины, мы приезжаем к ним, обмениваемся опытом, помогаем с проведением сборов. С СБР не так – может быть, они посчитали себя выше, им было неинтересно с нами общаться.
– Вы пытались найти общий язык – как именно это происходило?
– Я приезжал в Москву, тогда еще в СБР работала Елена Аникина. Встречался с ней, потом уже с Кущенко. Он сказал, что обсуждение будет после Ванкувера. Потом я опять попытался, но все были заняты – то Ванкувером, то Сочи, то другими вопросами. Не получилось сотрудничества.
– Во времена Прохорова и Кущенко отношения между федерациями накалились – или это так кажется со стороны?
– Мы нормально общались с Прохоровым, а с Кущенко мы вообще хорошие друзья. Напряжения между нами нет. Если вы про переходы – это другая история. Это никогда не было нашей инициативой – спортсмены сами выходили на нас.
– Как вы реагировали на такие просьбы?
– Сразу же говорил: сначала закройте все проблемы в России, увольтесь, получите трудовые книжки. Если с той стороны не будет претензий, то мы вам поможем с адаптацией, с продолжением карьеры. Если Россия не удерживала, то переход происходил.
Это всегда было цивилизованно. Нас упрекают чуть ли не воровстве, хотя бывшие украинские спортсмены завоевали в Сочи, по-моему, восемь золотых медалей для других стран, в том числе и для России. Надо уважать спортсмена и его решение. Сейчас я буду ставить вопрос, чтобы срок карантина сократили с двух до одного года. Как можно наказывать спортсмена одинаково и за применение допинга, и за переход в другую страну?
– Уточнение: не было ни одного гонщика, к которому вы бы сами обратились с просьбой о переходе?
– Я отвечаю за свои слова. Вы не найдете спортсмена, которому бы я звонил и предлагал выступать за Украину. Это была инициатива кого-то из тренеров или самих биатлонистов, но точно не украинской стороны.
– Были те, кто обращался к вам, но переход почему-то не происходил?
– Наталья Сорокина – в прошлом году, когда понимала, что наверняка не попадет на Олимпиаду. Я ответил: а какой тебе смысл, если будет карантин? Тогда ты и так на нее не попадешь. Если Россия отпустит без карантина – можно пробовать, а если нет – то и смысла нет. Она осталась и еще боролась.
***
– Старший тренер сборной России Владимир Королькевич зимой рассказывал, что вы его до конца не рассчитали за сезон-2012/2013. Почему?
– Могу сказать, что это неправда. За апрель он не должен был получать деньги, потому что 15 апреля подписал контракт с российской стороной. Как я мог платить ему, если он трудоустроен в другой стране?
Нюансы были: он бросил нас по своей инициативе. Мы договаривались, что будем работать до Олимпиады, пожали руки. Он просил, чтобы мы его не увольняли, если результаты вдруг не пойдут – ему 60 лет, хотелось стабильной работы. Я ему все пообещал. А потом он так поступил – значит, надо нести ответственность. У нас работал латвийский тренер Урбанович, работал итальянский смазчик, словенский смазчик – его как раз привел Королькевич. Мы всех рассчитали, ни у кого не было претензий по условиям и оплате.
Когда кто-то в одностороннем порядке нарушает договор – естественно, он страдает в чем-то другом. 6 марта Королькевич подписал контракт с Олимпийским комитетом Украины, там стоит подпись Бубки. По программе солидарности Королькевич должен был работать с олимпийской командой – этот контракт у меня есть. И потом он подписал договор с Россией, то есть имел на руках два действующих контракта.
– Когда вы видитесь – здороваетесь?
– Он отворачивается, опускает глаза. Я на него не держу обиды. Хороший специалист, помог нам, но не волшебник. Работа в России показала, что он не делает ничего сверхъестественного. По человеческим качествам к нему есть вопросы.
***
– Правда, что сестры Семеренко весной вели переговоры насчет перехода в Россию?
– Я об этом ничего не знал, только читал в интернете. Думаю, это неправда. Не знаю, чего сестрам может не хватать. У них все есть: любая помощь, премии, стипендии, условия. Обычно федерации берут со спортсменов отчисления за призовые на этапах – мы этого не делали. Сейчас они получили землю и премиальные вместо квартир, которые им кто-то был должен. Есть постановление кабмина выдать им по 120 тысяч долларов за олимпийское золото. Не вижу, на что они могут жаловаться.
– Но после появления этих слухов вы же не могли не задать им вопрос.
– Спрашивал тренеров – клянутся, что такого не было. Слухи можно придумать о чем угодно. Фактов нет – а это самое главное.
– Если представить, что спортсменки вам ставят ультиматум: или вы обеспечиваете нам то-то и то-то, или мы уезжаем – отпустите?
– На здоровье, они люди свободные, имеют право на выбор – я только пожелаю удачи. Если им так лучше – пожалуйста, а я помогу тем, кто остался. Зубрилова ушла цивилизованно, никто ей в ноги не падал. Встретила президента Белоруссии – ей там наобещали, она поплыла. Нет проблем, мы пережили ее уход. Пережили уход Королькевича, которому в России предложили больше денег. Да и без меня жизнь не закончится.
– Насколько серьезна для команды потеря Пидгрушной?
– Еще не факт, что мы ее потеряли. Она молодая, может вернуться – мысли такие уже есть. Родится ребенок – а к следующей Олимпиаде подготовится за два года. Почему нет? Я надеюсь, что она вернется. Не вернется – у нас есть хорошие девочки.
– На кого стоит обратить внимание?
– Однозначно – Ира Варвинец. Она должна была быть на Олимпиаде и, может, даже в эстафете. Но на тренировке в Чернигове попала под машину, сломала ключицу, перенесла неудачную операцию. Ей все переделывали, опять ломали, вставляли пластину – так потерялось полтора года. Сейчас она тренируется хорошо, по контрольным тренировкам идет вторым номером после Вали Семеренко.
– На одном из сборов с вами тренировалась Екатерина Юрлова – совпадение?
– Просто оказались с ней в одном месте в одно время. Таких совпадений много. Там был еще и Хованцев – это не значит, что он теперь работает с украинской командой. В прошлом году, впрочем, от отца Юрловой исходила заинтересованность, рассматривался вариант с переходом к нам. Но это на уровне слухов – мол, ее отец общался с кем-то из наших тренеров. Со мной разговоров не было, так что сейчас говорить не о чем.
***
– Как оцениваете свои шансы на пост вице-президента IBU?
– Я считаю, мой опыт позволяет быть полезным в этой роли. Я провел 42 года в биатлоне – прошел от спортсмена до заместителя министра, вице-президента олимпийского комитета. Есть опыт тренерской работы – я работал тренером в сборной СССР.
Из соперников я не уступаю никому ни по каким качествам. Почему нет? Как бы ни проголосовали, я из биатлона не уйду и любить его меньше не стану. Есть идеи, которые можно внедрить.
– Например?
– Надо вводить больше летних стартов. Проводить полноценные этапы Кубка мира, хотя бы два. Межсезонье очень большое – это неудобно и болельщикам, и спортсменам, которым тяжело тренироваться по несколько месяцев без соревнований и эмоций. Большую нагрузку надо разбавлять стартами.
Кроме того, это гораздо дешевле и для команд, и для организаторов: не нужно снегоуборочной техники, ретраков, смазочных материалов, лыж. Погода лучше для всех. Если проводить это в правильных местах, создавать условия как зимой – приедут лучшие спортсмены.
– Правильные места – это какие?
– Где есть устойчивый зрительский интерес. Оберхоф, Рупольдинг, Нове-Место, Антхольц… Туда можно привлечь болельщиков даже летом, это не проблема.
Я не вижу разницы для зрителей и ТВ – лето или зима. В идеале надо уменьшать количество зимних стартов или хотя бы делать их менее напряженными. На спортсменов ложатся очень большие нагрузки, особенно на девочек – много гонок подряд, много дисциплин, плохие климатические условия. Из-за этого люди и заканчивают раньше, чем могли бы.
– И какой вариант был бы лучшим?
– Уменьшить число стартов зимой, увеличить летом – и вести общий зачет Кубка мира. Перейти на круглогодичный цикл. Частные лица проводят коммерческие турниры, которые очень успешны. Почему IBU не может сделать то же самое под своей эгидой?
– Вас удивило выдвижение Александра Тихонова на пост президента IBU?
– Это было неожиданно, конечно. Потом я все это проанализировал. Он человек опытный – многое будет зависеть от его желания и способности конструктивно работать. Он любит и знает биатлон, но надо опираться не только на свои знания и желания, а еще и на специалистов, которые есть в мире спорта. Ему надо перевести весь свой опыт в конструктив, работать в дипломатичной форме.
– В каких вы с ним отношениях?
– В нормальных, всегда хорошо общаемся. Последние годы он часто приезжал в гости к команде, собирал спортсменов, рассказывал о тренировках и выступлениях, интересные истории из практики.
– Как думаете, учитывая политическую ситуацию, у вас есть преимущество, допустим, перед Виктором Майгуровым?
– Выборы – сложный процесс. Я скажу условно, не про Россию. Есть внутренние процессы: лоббирование, предложения, уговоры. Я в этом не участвую.
Когда мы предлагали Киев для Конгресса IBU, то никому не наливали водку и не нарезали колбасу, как делали некоторые. У меня есть три минуты на выступление – я выйду и скажу. Если окажусь нужен – хорошо, если нет – с удовольствием буду работать с тем же Майгуровым, у нас хорошие отношения. И с Булыгиным, и со шведом Далином. Не хочу, чтобы выборы превращались в сделку.
***
– Как вы оцениваете политические события в стране?
– Я всю жизнь был вне политики. Смотрю, интересуюсь – но это только для внутреннего потребления. Если я запущу политику в спорт – пострадает и команда, и биатлон. У нас позиция такая: олимпийский комитет и федерация вне политики. Политика – везде грязное дело, тем более у нас в стране.
– Но ситуация у вас не может совсем никак не отражаться на команде?
– Я не могу влезть в сознание спортсмена. Я даже не могу зайти к ним в комнату и послушать, что они там обсуждают. У нас в командном общении нет политической тематики – на собраниях я всегда нейтрализую это, увожу спортсменов от этого.
Что у них в головах – не знаю. Они читают новости, имеют свое мнение. Я стараюсь не трогать эту тему. Чем больше ее касаться – тем выше напряжение в коллективе. Разумеется, переживание есть: рядом стреляют, убивают людей – от этого нельзя дистанцироваться, как бы ты ни хотел.
– Есть ощущение, что в команде меняется отношение к русским или России?
– Нет. И у меня самого тоже нет. У нас есть российские спортсмены в команде – они этого тоже не ощущают. Все дружны, все вместе проводят время. Надеюсь, представители других стран будут себя вести соответствующим образом – чтобы у моих спортсменов не было чувства, что они какие-то не такие.
– Были прецеденты?
– У меня было некоторое удивление, когда ко мне подошел российский тренер и сказал: что вы там у себя творите?
Я не знаю, как это понять. А что мы творим? Наверно, мы не сами творим, а все вместе творят. Живем и жили столько лет, ничего не творили, а тут вдруг начали… Такого не было и нет – Западная Украина никогда в жизни не нападала на Восточную. Есть расхождения в менталитете – это карту умело разыгрывали перед выборами. Хотя на самом деле у нас по-русски говорят и во Львове. Это все разогрето политиками, и это очень-очень плохо.
– Что вас больше всего возмутило за последние полгода?
– Что в XXI веке люди не могут сесть за стол и договориться о правилах жизни. Надо решить дипломатически, чем-то поступаться.
– Какое у вас мнение по поводу Крыма?
– Мне не хочется лезть в политические разборки.
– Например, руководство футбольной федерации Украины считает Крым частью Украины, оккупированной Россией.
– Футбольная федерация не может идти против властей. Мир и Украина считают Крым территорией Украины – конечно, президент федерации не может с удовольствием отпустить крымские клубы. Есть общая позиция страны – в федерации ее придерживаются. Я не хочу трогать эту тему. Я в спорте, меня политика меньше интересует.
– Кто виноват во всем происходящем?
– Виноватых много. Если мыслить геополитически – я понимаю некоторые процессы, но с жизненной точки зрения они неправильны. Это сложно связать. Надо искать те решения, которые выведут на первое место жизнь человека, а не политические планы.
Вячеслав Самбур,
sports.ru
