«Меня порекомендовал Кравцов»
– Почему вы сами закончили выступать?
– В зрелом возрасте тобой движут либо медали, либо деньги. В последние два года карьеры я зарабатывал неплохо. Были спонсоры, люди, которые помогали. Но в какой-то момент понял, что даже это не мотивирует дальше. Ну и руководство региона намекало, что нужно заканчивать. Доля региона в финансировании моей подготовки составляла 30-40%, остальное я находил сам. И, конечно, было много противоречий внутри: почему я должен тратить свои деньги, но при этом выступать за регион?
– Когда и как вообще началась для вас эта история с переездом в Корею?
– После окончания спортивной карьеры я отработал три года в Москве старшим тренером у мужчин и юниоров. Но амбиции столичного руководства именно в области биатлона находились в иной плоскости, нежели мои. Я глядел выше, хотел большего. А для этого нужно было создавать такую же ситуацию, что и до Игр-2014, когда фактически в Москве была укомплектована альтернативная сборная с полным набором условий для подготовки, сервисерами и персоналом. Но, как мне кажется, таких условий после Сочи уже нигде не было. А тут как раз корейская федерация вышла на Александра Михайловича Кравцова(президента СБР. – «Матч ТВ») и получила от него рекомендацию обратить внимание на меня. На встрече в Москве я дал предварительное согласие, потом встретились уже на сборе в Заводоуковске. Тогда в корейской команде было два русских спортсмена, Анна Фролина и Александр Стародубец, и руководство сознавало, что им нужен соответствующий тренер. Вот таким образом я и оказался в Корее. Позже приехали еще Тимофей Лапшин и Екатерина Аввакумова.
– Я правильно понимаю, что на Россию вышли, потому что вице-президент корейской федерации биатлона живет здесь?
– Да, но не только. Дело в том, что корейские зарплаты способны заинтересовать наших спортсменов. А европейцам ничего радикально нового корейцы предложить не смогли бы. Мы же, исходя из российских мерок, получаем весьма неплохо. По моему опыту, биатлонный тренер в нашей стране зарабатывает 25-30 тысяч рублей в месяц. В Корее у меня зарплата выше.
– Когда соглашались, имели представление о том, что такое корейский биатлон?
– Еще как спортсмен я был в Корее два раза. Видел инфраструктуру и понимал, что потенциал у корейской стороны есть. Это вопрос времени. Даже сейчас ребята, которые занимали 95-100-е места, иногда заезжают в топ-50, хотя раньше они про это даже подумать не могли. А ведь мы ничего фантастического за это время не сделали, да и не успели бы сделать. Просто приблизили корейский биатлон к уровню организации российского биатлона. И только.
– Говорите, что лишь приблизились к уровню России по организации. Многого не хватает?
– Конечно. Проигрываем и в логистике, и в наличии персонала, и в медицинском обеспечении, и в экипировке. Но и в этих условиях, если проецировать на Лапшина и Фролину, мы конкурентны.
– В чем проблема с лыжами – они же идут от спонсора бесплатно, разве нет?
– Дело в том, что у нас другая ситуация: мы все покупаем сами, нам ничего бесплатно спонсоры не дают. Приведу пример. В прошлом сезоне мы для Фролиной опробовали порядка 60 пар лыж. В этом – еще 50. И все купили.
– А что делаете с теми парами, что не подошли?
– Продаем в ту же Россию. Это как колесо, нужно лишь запустить его вращаться, и дальше уже легче. Но первоначальный импульс стоит денег.
– Как обстоят дела с сервисерами?
– Это большая работа, как сказал вам в интервью Михаил Колосков, и нам пока не хватает людей, хотя те, кто есть – блестящие специалисты.
– С корейскими спортсменами долго искали взаимопонимание?
– Первый год работать было трудно, прежде всего именно организовать тренировочный процесс. У них было уже сложившееся восприятие тренировки как единицы работы. И вдруг пришел я, такой умный, и говорю, что делать нужно по-другому. Поначалу это вызвало отторжение, но после того, как спортсмены поняли, что начинают прибавлять, причем во всем и везде, отношение поменялось. Хотя есть, конечно, особенности менталитета.
– Какие?
– Очень любят кушать. И на тренировке могли остановиться и перекусить. Но это было на первых порах, приходилось их гонять. Еще корейцы более щепетильны в личных вопросах.
– В каком смысле?
– Например, в том, что касается медицинского контроля. Даже снять ЭКГ у девушек было большой проблемой, потому что они не хотели раздеваться настолько, насколько это было нужно. Причем перед доктором. А тренеру не могли рассказать про свой физиологический цикл. На сегодняшний день этих трудностей нет, но было сложно. Сейчас девушки уже видят в докторе не мужчину, а только лишь доктора.
– На что корейские биатлонисты живут? Кто им платит?
– У них очень хорошие зарплаты. В Корее клубная система, все на контрактах. И каждый год контракты пересматриваются по результатам сезона. Причем отправной точкой является чемпионат Кореи.
– То есть на чемпионате Кореи спортсмен представляет не регион, а клуб?
– Да.
– Как устроен отбор в сборную Кореи?
– В сентябре мы проводим летний чемпионат Кореи на роллерах. По его итогам происходят корректировки в составе основной сборной, кто-то приходит, кто-то уходит. Затем готовимся дальше и перед началом декабрьских этапов Кубка мира проводим совместный сбор двух составов с контрольными тренировками. В результате одни едут на Кубок мира, другие на Кубок IBU. Если потом кто-то проваливается на Кубке мира, производим ротацию и вызываем лучшего с Кубка IBU. У нас небольшая квота: два человека у мужчин и три у женщин, но все равно ротация есть.
– Расскажите, как у вас организованы сборы и кто за них платит?
– Есть рамки бюджета, за которые мы не можем выходить. Иногда я подаю заявку на сбор, а ее не одобряют из-за финансовых соображений. Всего два мероприятия оплачивает государство, а все остальное – это частные средства, привлекаемые федерацией.
– Что за два мероприятия?
– Самые дорогие. Августовский сбор в Новой Зеландии, где мы в среднегорье выходим на снег, и чемпионат мира или Олимпиада.
– Почему Новая Зеландия?
– Считаю, это самое классное место для того, чтобы после лета вспомнить, что такое лыжи. Обычно там на высоте 1600 метров много кто готовится, но в 2017-м было поменьше, чем обычно, народу. Зато среди побывавших – Настя Кузьмина с мужем, Никита Крюков со своим тренером Юрием Каминским. Отличные условия для работы, порядка 30 километров различных трасс, которые готовят на хорошем уровне. Стрельбище немного оставляет желать лучшего, но для тренировок вполне подходит.
– Раньше вы говорили, что задачи вывода в топ перед вами не стоит, но в Оберхофе Анна Фролина стала восьмой в преследовании, показав шестой ход на дистанции, а это уже топ. Задачи поменялись?
– Говоря про Анну, амбиции, конечно, есть, тем более в преддверии Олимпиады. Всем, надеюсь, еще памятен Ванкувер, где она, еще под фамилией Булыгина, была четвертой, тогда чуть-чуть не хватило до медали. Конечно, ее это сильно мотивирует, и моя задача тут не мешать, а помогать. Собственно, одним из факторов переезда Фролиной в Корею было огромное желание вернуться в спорт, но она понимала, что через сито российских отборов будет очень сложно просочиться, тем более уже и возраст был, скажем так, неудобный. У нас в России очень часто от этого отталкиваются – не от показателей и результатов, а именно от возраста. Вечная работа на перспективу, особенно по окончанию олимпийского цикла. Я и сам как спортсмен прошел через это. Анна хотела вернуться после родов, и как раз появилось корейское предложение. У опытного биатлониста, по моему мнению, могут быть две мотивации: медали и деньги. Думаю, в случае с Анной сработали оба фактора.
– Фролина – взрослая спортсменка с серьезным характером, как вам с ней работается, до искр доходило?
– Все хорошие спортсмены с характером, это норма. Когда у нас с Анной были определенные проблемы, я ей говорил: «Аня, я очень терпеливый человек, потому что после школы семейной жизни с моей очаровательной женой пробить меня чем-то уже невозможно».
– Почему она не стартовала в Рупольдинге?
– Мы пропустили этап осознанно, все было запланировано, не абы как, а заранее. В Оберхофе она ходом проиграла порядка всего лишь двадцати секунд. Было обидно пропускать Рупольдинг, находясь в такой форме, но мы понимали, что, если сейчас не притормозим ее набор, то можем пролететь с Олимпиадой. Женская спринтерская гонка в Антерсельве показала – мы откатились на уровень скоростей декабря. Рассчитываю, что преследование для нее пройдет намного легче. Кстати, и для Лапшина спринтерская гонка в Антерсельве была финальным этапом тренировочного микросбора.
– Летом Тимофей получил тяжелейшую травму. Он профессиональный спортсмен, на контракте, готовится к Олимпиаде. Какого черта он летом полез играть в этот футбол, где порвал себе колено?
– Да, это непрофессионально, и Тимофей чувствует за собой вину. Дело было между сборами, когда они играли уже около часа. В его защиту могу сказать, что, возможно, травму спровоцировал какой-то перегруз колена в ходе биатлонных тренировок. То же самое, что сейчас произошло с Джикией, а раньше с Зобниным, которые сломались на ровном месте.
– Судя по этим фамилиям, болеете за «Спартак»?
– Да, мы с Тимофеем оба – поклонники красно-белых.
– 17 мая 2017 года где были?
– К огромному сожалению, не удалось посмотреть на это все своими глазами и принять участие в том, что было после матча с «Тереком».
– Возвращаясь к травме Лапшина – у вас самого была похожая, не так ли?
– У меня произошел разрыв передней крестообразной связки, внутреннего мениска. Делали санацию хряща, ушивали суставную сумку, в общем – полный букет. В этой ситуации главная задача грамотно пройти реабилитацию и ни в коем случае не спешить. В случае с Тимофеем мы, как показывают текущие его результаты, поступили правильно. Он-то вообще хотел уже в июле начать тренироваться с командой. Пришлось приложить большие усилия, чтобы заставить его остаться в реабилитационном центре, пройти все до конца. И уже с новозеландского сбора он потихонечку встал на лыжи. Нужно отдать должное руководству корейского биатлона. Вице-президент федерации давно живет в Москве, и ему интересен этот спорт. Кстати, сработал пример Виктора Ана, который, наоборот, переехал из Кореи в Россию. Тут вообще получается интересная параллель. Ана привезли после травмы, и Россия его поддерживала во всем. А Тимофея, хотя он травмировался после переезда, тоже поддерживали во всем, но уже в Корее.
– Что для Лапшина наиболее профильно из олимпийской программы?
– Индивидуальная гонка. Ему это больше подходит, чем спринт, именно для реализации медальных планов. Он готов идти 20 километров на уровне 10-12-го места, и при качественной стрельбе мы вправе рассчитывать на успешное выступление.
– Про Тимофея ходили слухи, что к нему есть вопросы по докладу Макларена, якобы он сдал положительную пробу на «Ижевской винтовке», еще когда бегал в России. Что вам про это известно?
– Только то, что ни Тимофей, ни корейская федерация биатлона, ни СБР никаких официальных бумаг по этому вопросу не получали.
Взгляд со стороны
— Что нужно менять в российском биатлоне?
– Считаю, региональный зачет себя изжил уже давно. Нужно пробовать переходить на клубную систему. Не резко, обрывая все сразу, а плавно, допустим, разрешить участвовать на внутрироссийских стартах клубным командам наряду с региональными. Если это сделать, то вырастет не только статус стартов, но и появятся люди, готовые вкладывать в биатлон как в продукт. И этот продукт будет востребован внутри страны. Ведь существуют же клубные системы в баскетболе, волейболе, футболе – так почему не запустить ее в биатлоне? В клубы смогут приглашать тренеров, может быть, даже из-за границы. Конкуренция вырастет не только у спортсменов внутри страны, но и на уровне наставников. Проработав три года в нашем биатлоне, я понимаю, что на сегодняшний день Кубок России нужно как-то менять, чтобы повысить его ценность и престиж. Да, по его итогам лидера приглашают в национальную команду. Но, как показывает практика, на выходе все равно человек возвращается обратно, в сборной не задерживается.
– Что еще?
– Дело в том, что Кубок России и сборная существуют как бы параллельно. Сборная сейчас там не выступает. В мою бытность спортсменом тех же Драчева и Майгурова не было проблем приехать на «Ижевскую винтовку», показать свой уровень и тем самым дать пищу для размышлений тем же тренерам, которые могли воочию увидеть лидеров, посмотреть на все детали их хода, работы на рубеже. А сегодня этого нет. Да, если чемпионат страны проходит в Ханты-Мансийске, хантымансийцы в нем участвуют, но это не то. Проблема существует давно, уверен, не я первый ее озвучиваю. В моем понимании на одну гонку в году сборники должны приезжать в Россию, чтобы подавать пример молодежи.
– Выше вы упомянули, что пришлось столкнуться с искусственным выдавливанием из сборной возрастных спортсменов. Можете привести пример?
– Конечно. Скажем, Черезов, Ярошенко отбирались на Кубок мира через сито, но их ставили в неудобную группу. Спортсмен выступал плохо, и второго шанса ему не давали. Это присутствовало и в моем поколении, и чуть после. Мне кажется, отталкиваться надо от результата, и если он есть, то нужно давать нормальный, хороший шанс, а не шансик.
– Есть в нашем спорте еще один артефакт – экспертный совет, который утверждает план на год. Как к этому относитесь?
– Сложно отношусь, боюсь сейчас неправильные слова сказать. Да, есть люди, которые и своими результатами, и своей работой заслужили уважение. И они, конечно, привыкли к тому, чтобы все видели в них лидеров и брали в расчет их мнение. Но время идет вперед, биатлон сильно изменился. Выросли скорости и на лыжне, и на рубеже. В мое время 25 секунд на рубеж казались невероятно быстрым результатом, а сейчас лежку стреляют за 18-19 секунд! И делают это метко, четко, без каких-либо проблем. Если не принять как данность, что время ушло вперед и люди, чье восприятие биатлона осталось в прошлом, не все уже в нем понимают, то это ни к чему хорошему не приведет. Дело не в отсутствии уважения. Дело в осознании того, что у каждого человека, каким бы гениальным он ни был, существует свой век в профессии.
Но в то же время нельзя не сказать, что со мной как со спортсменом проработало очень большое количество тренеров, в том числе и тех что сейчас работают со сборной России, и я им очень благодарен за участие в моей карьере. Многие из них оказали большое влияние на становление меня как специалиста. Особо хотелось бы выделить Вадима Ивановича Мелихова и Александра Николаевича Куракина, в контакте с которым я нахожусь до сих пор.
Что касается планирования. Планировать на длительные периоды времени очень сложно. Могут поменяться условия тренировок, выпадет снег, человек заболеет, профиль трассы не позволит что-то сделать. И если я создам план на месяц или тем более на год, то сразу скажу, что обманываю тех, для кого я его пишу. И точно так же я не смогу написать единый тренировочный план для всех спортсменов. Все люди разные. Но это моя личная точка зрения, базирующаяся на моем достаточно скромном опыте работы, никому ее не навязываю.
– Вы относительно недавно закончили выступать, скажите, вы еще понимаете современный биатлон как спортсмен? К примеру, скорость стрельбы.
– Что касается стрельбы, тут как раз все в порядке. Кореец Лапшин выполняет первый выстрел, как правило, на шестой-седьмой секунде. Лежку стараемся делать за 18-19 секунд, а стойку – за 16-17. В этом плане Тимофей в лидерах. С Фролиной так не получилось, поэтому мы пошли по другому пути, через качество стрельбы, а не скорость.
– А скорость лыжного хода у лидеров, того же Бё, понятна?
– Нужно смотреть, как эти люди тренируются, какие у них подводящие упражнения, делать видеозаписи и отсматривать их. Есть углы суставов, которые нужно держать, мышцы, которые нужно развивать, несмотря на то, что они не задействованы в работе. Мышцы корпуса, стабилизирующие весь верх тела. И я, глядя на лидеров, понимаю, за счет чего они так быстры. И когда сам катаюсь на лыжах, пытаюсь повторить то, что они делают в плане движений, пропустить через себя и донести затем уже до спортсменов. И главное: я как бывший спортсмен могу это показать, и тогда уж точно поймут все.
– Тренер высокого класса должен быть в прошлом спортсменом хорошего уровня?
– Обязательно. Потому что в первую очередь тренеру надо уметь показать, что он вообще хочет от подопечного. Чем мне нравилась работа Пихлера, так это уровнем организации тренировочного процесса. В общении Вольфганг говорил, что тренеру нужно иногда стоять на лыжах, чтобы наглядно продемонстрировать, чего он хочет, и сетовал, что из-за возраста не совсем хорошо уже может это делать.
– Что важнее, стрельба или ход?
– Стрельба.
– Почему?
– Известная же фраза, я ее впервые услышал на концерте «Уральских пельменей»: «В биатлоне, как в сексе: если не попал, скорость не поможет». Считаю, сейчас общий уровень функциональной подготовки таков, что нужно стрелять без промахов и быстро.
– Каковы предолимпийские планы?
– После Антерсельвы еще побудем в Риднау, пробежим две гонки, спринт и индивидуальную. Затем улетаем в Корею, неделя уйдет на акклиматизацию, а там уже времени особо не остается, просто выполним определенный стандартный набор тренировок, который всегда делаем перед соревнованиями.
– Фактор домашней трассы в Пхенчхане имеет место?
– У нас есть полный план этой трассы. Высоты, спуски, подъемы и их протяженность. Графически изображены передвижения всех спортсменов, как они раскладываются по дистанции, где идут под левую руку, где под правую, где диагонально под каждый шаг. Расписано количество шагов. Конечно, это все может меняться из-за условий скольжения или наличия ошибок на рубеже, но в целом трасса разложена, что называется, на запчасти.
– Летом там тоже тренировались?
– Есть определенные проблемы, однако в принципе лыжероллерная трасса очень хорошая. Насколько я знаю, этим летом руководство корейской федерации приглашало сборную России на сбор, причем хозяева готовы были оплатить проживание и питание. Но по каким-то причинам СБР отказался.
– Как планируете организовать женскую эстафету на Играх?
– У нас четвертая девочка слабее остальных, и мы можем рассчитывать на попадание в десятку, только если наши лидеры возьмут минимум дополнительных патронов и не уйдут на круги. И тогда эта девушка, которая, кстати, хорошо стреляет, пойдет третий этап, и при передаче от нее на четвертый отставание будет не таким уж страшным.
– А если вся команда отстреляет на ноль, на какое место можете рассчитывать?
– От восьмого до двенадцатого, но я знаю стрельбище в Пхенчхане. Там на ноль ни одна из эстафетных команд не отстреляет.
– Когда заканчивается ваш контракт с корейской федерацией, и что там дальше?
– Контракт действует до конца этого сезона. После Игр я буду вести переговоры по поводу его продления. На сегодняшний момент корейская сторона этот вопрос пока не поднимала, только общие разговоры.
– У вас есть внутреннее ощущение, что это проект под Игры-2018 и после них соглашения не продлят?
– Зная амбиции руководства корейской федерации, уверен, что это не только Пхенчхан, но и гораздо дальше – до Пекина-2022 как минимум. Им стало интересно, они почувствовали, что такое успех на международных соревнованиях. Многие тренеры уже подходят здороваются не только со мной, но и корейскими коллегами. Знают их по именам.
