Шеф сервис-бригады сборной России Михаил Колосков рассказал «Матч ТВ» о развитии лыжной экипировки, сложности работы сервиса, благодарности спортсменов и том, когда же люди этой профессии отдыхают.
«У каждого сборника – 20-40 пар лыж»
— Насколько бурно развивается лыжная индустрия в последние годы?
— Конечно, изменений очень много. Каждый производитель лыж предлагает свои структуры — рисунок, который наносится специальной машиной на пластик под определенную температуру, влажность или тип снега. Он обновляется по мере того, как вырабатывается при эксплуатации лыж, или же наносится новая структура под другие условия.
Помимо этого все работают над пластиком. Конструкция самой лыжи также продумывается под погоду — снег, гололед, влажность.
Появилось очень много производителей порошков для нанесения на лыжи. Когда-то давно это называлось смазками, но сейчас данные соединения выглядят по-другому: как порошки, эмульсии.
— Сколько биатлонист сборной России имеет пар лыж?
— От двадцати до сорока – это под «конек». У чистых лыжников больше, там же еще «классика». Хотя у них, возможно, под каждую технику пар поменьше. Мы же в биатлоне, где только свободный стиль, стараемся возить лыжи с запасом, чтобы было из чего выбирать при самых незначительных изменениях погоды.
Если летим за океан, каждый биатлонист сдает по три полных чехла лыж, а если старты в Европе, гоним из России автобус с инвентарем.
— Выбор фирмы-производителя в случае с каждым конкретным спортсменом — вопрос спонсорских контрактов или личные предпочтения?
— Второе. По ходу карьеры спортсмен пробует лыжи разных фирм и находит для себя ту, чья философия и конструкция лыж ему наилучшим образом подходят. У европейцев порой срабатывает фактор близости фирмы.
Например, Бьорндален бегает всю карьеру на норвежских лыжах, до фабрики которых ему проще добраться, выбрать там что-то, поговорить с конструкторами и так далее.
— Были попытки запустить производство высококлассных лыж в России?
— Да. В свое время мы пытались клеить свой пластик на лыжи, пробовали новые варианты. Но не все проекты удаются.
Когда-то СССР в Мукачево делали лыжи “Тиса-Fisher”, и в условиях сильной оттепели, по воде, они ехали, как чумовые.
Но, возможно, и нет смысла за это браться. Есть фирмы, которые на протяжении нескольких десятилетий производят беговые лыжи, и у них это хорошо получается. А у нас хорошо получается что-то другое. Наверное, каждому лучше заниматься своим делом.
— Порошки тоже все западные?
— Примерно года за три до Олимпиады в Сочи началась программа тестирования предложений, которые поступали от наших фирм, занимающихся такой продукцией, и мы очень внимательно все изучали. В итоге под некоторые температурные условия используем сейчас порошки отечественных производителей.
Наша служба и опасна, и трудна
— Как происходит выбор лыж для сборной?
— Летом едем на фабрику производителя, например, в 2017-м съездили четыре раза. Перед этим спортсмены присылают нам свои текущие росто-весовые характеристики, чтобы мы не ориентировались по прошлогодним. Из всякой новой партии выбираем лыжи, наиболее подходящие под определенные условия — холод, тепло и так далее. Осенью спортсмены встают на них, проводят контрольные тренировки, первые старты, и мы понимаем, из какой партии лыжи едут лучше. В дальнейшем стараемся брать лыжи уже из этой партии, она считается «удачной», шансы получить из нее быструю пару намного выше.
— А как выбираете лыжи под конкретный старт?
— На каждую пару нанесен определенный шрифт, обозначающий, для каких условий она подходит. Это касается и структуры, и жесткости. Под жесткую трассу нужны пары пожестче, под мягкую — соответственно, помягче. Изначально все лыжи у нас стоят готовые, «в парафине». Когда становится ясно, какой прогноз на день старта, выбирается примерно десять пар, которые соответствуют данной погоде. Происходит «прокатка» лыж, всех этих десяти пар, за день до старта. Этим занимаются члены сервис-бригады, и работа у них физически очень тяжелая. Скажем, в субботу ребята в нашей бригаде накатали от 25 до 36 километров, тестируя каждую пару из числа вероятных кандидатов под супермикст и смешанную эстафету. Постепенно круг сужается и к вечеру остается уже примерно шесть пар. Утром мы наносим на них то же покрытие, что и вчера, и финально прокатываем за час-два до старта, оставляя одну пару, которую и рекомендуем спортсмену под гонку.
Самое сложное, когда погода меняется на ходу, то есть невозможно предсказать за полчаса до старта, в каких условиях биатлонист отправится на дистанцию, и уж тем более, в каких условиях будет ее проходить. Тут приходится довериться своему опыту, знаниям, в чем-то интуиции.
Случается, встаешь ночью, видишь — снег пошел, и приходится выезжать раньше, не за пять, а за семь часов до старта, чтобы успеть внести корректировки в подготовку лыж. Без завтрака срываешься на трассу…
— Тридцать шесть километров — только чтобы выбрать лыжи!?
— Бывает и больше. Такое происходит, когда сложная погода, постоянно меняющаяся, или, к примеру, кто-то из сервис-бригады заболел либо травмировался, и нужно его подменить, при этом не забывая и о своей работе. Как-то раз в Италии у меня вышло 42 км. В стандартных условиях — от пятнадцати до тридцати пяти. Но представьте, что это приходится делать почти каждый день, потому что календарь у биатлонистов очень плотный, а в Антерсельве — в условиях среднегорья, где еще и дышать нечем. Поэтому у нас в сервис-бригаде шесть человек, и все бывшие лыжники или биатлонисты, мастера спорта международного класса. То есть люди, которые любят этот спорт и разбираются в нем, которые готовы по полгода не видеть свои семьи, чтобы выполнить работу сервисера в сборной России.
— Вам же еще приходится работать с токсичными парафинами и порошками. Насколько это опасно?
— Все эти вещи очень токсичны. При температурах плавления, до которых их нужно нагреть, чтобы нанести на поверхность лыжи, они начинают выделать фтористые соединения, которые попадают в легкие, на волосы, кожу. Работаем в перчатках и респираторах. Хорошо, что у нас теперь есть мобильная вакс-кабина, в которой стоят очень хорошие вытяжки, это снижает загазованность помещения, когда там идет процесс подготовки лыж. Но все равно дым есть дым, он проникает везде, полностью защититься от него невозможно.
— То, с чем вы работаете, могут купить обычные люди, простые любители лыжных гонок?
— Что-то могут, но в основном мы получаем продукты завтрашнего дня. Элита лыжных гонок и биатлона выступает в роли тестировщиков для топовых линеек. То есть лыжи, которые у нас сейчас, в следующем сезоне перекрасят в другой цвет и презентуют как модель уже для всех. Может быть, немного упростят конструкцию коробки лыж, чтобы те были проще и дешевле в изготовлении. То же самое и с порошками: мы проверяем новые разработки — какие-то удачные, другие абсолютно провальные — и даем отзыв производителю.
«Во всех грехах нас обвиняют редко»
— Нанесение структуры вырабатывает поверхность — на сколько хватает одной пары?
— Да, рано или поздно наступает момент, когда пару нужно выводить из использования, во всяком случае на уровне элитного спорта. Срок службы зависит от интенсивности эксплуатации, какие-то пары, предназначенные, например, для очень холодной погоды, используются редко и служат дольше.
— Что делают с пришедшими в негодность лыжами?
— Они же не совсем разбиты. Их переводят в категорию тренировочных или передают в детские школы. На них еще можно кататься, просто для соревнований высшего уровня эти лыжи уже не подходят.
— У спортсменов есть любимые пары?
— У каждого биатлониста существует некий пул пар, обычно около пяти, которые он предпочитает. Как правило, это изделия, выдающиеся по своим характеристикам, но бывают и «счастливые» пары. Говорят, Фуркад бегает всего на трех основных парах, при том что у него их в распоряжении более двадцати.
— Обидно, когда спортсмен после поражения сваливает вину на сервисеров?
— Мы выполняем огромный объем работы — прокатываем лыжи, подбираем порошки, пробуем, меняем что-то, снова пробуем. Рабочий день ненормирован вообще, и это действительно тяжело физически. Кроме того, сопряжено с травмами — я, к примеру, в прошлом году сломал ребро. Кто-то простужается. И одно дело, когда ты видишь, что на лыжи налип снег и они действительно не ехали, — тут ошибка сервисера налицо; совсем другое — когда визуально все в порядке, и непонятно, что там с лыжами. Обычно, если у биатлониста пропадает ход, мы, наоборот, стараемся уделять ему больше внимания, искать какие-то варианты, поддержать. Лыжи легче переделать, чем спортсмена. Уставшему человеку на восстановление нужно время, которого иногда нет, а лыжи можно поправить достаточно быстро.
Поэтому, конечно, обидно, когда все ошибки списывают на сервисеров. Но говорят такое очень редко. У нас за каждым сервисером закреплены конкретные биатлонисты, эти связки работают всегда в очень хорошем контакте, все друг друга слышат, понимают и чувствуют. Команда должна быть командой, и я не помню, чтобы какие-то большие неудачи целиком сваливали на сервисеров.
Самая ценная награда для нас – это когда спортсмен заходит в бокс поблагодарить за работу и сказать, что лыжи ехали отлично. А попасть в трансляцию, дать интервью, стать узнаваемым — за такими целями в сервис-бригаду лучше не приходить.
— Где вы находитесь во время гонки?
— Стоим на трассе, стараемся выбрать место на спуске, чтобы оценить то, как едут лыжи.
— Бывали случаи воровства лыж из вакс-кабин на гонках?
— Не припомню такого.
— Какие различия существуют между основными биатлонными трассами с точки зрения вашей работы?
— На них на всех разный по своей структуре снег. Про среднегорье в Антерсельве я уже упоминал, из-за этого тяжело прикатывать лыжи, плюс там круг большой, 1200 метров, и если делать по одному кругу на каждую пару, да еще и с подбором порошка, то очень серьезный объем прикатки получается. В Оберхофе грязный снег, там хвойный лес, и иголочки со смолой падают на трассу. Когда после гонки смотришь на поверхность лыжи — она вся черная из-за смолы, прилипающей по ходу движения. Поэтому нередко первый круг лыжи едут хорошо, а затем все хуже и хуже из-за всех этих загрязнений.
— Коврики на стрельбище могут повлиять на лыжи в ходе гонки?
— Сами коврики нет, но порой в них застревают камешки, которые способны поцарапать скользящую поверхность.
— Выходные у вас бывают?
— Внутри сезона — нет. Если только не считать дни в дороге, когда мы садимся за руль и перевозим все лыжи и оборудование на новое место. К концу в таком режиме, конечно, накапливаются усталость и нервное напряжение.
— Чем такие люди, как вы, занимаются летом?
— Ну, чтобы зимой ежедневно пробегать сорок километров на лыжах, летом надо тоже тренироваться. Поэтому поддерживаем форму. Также посещаем фирмы, выбираем пары на зиму. Раньше была возможность летом съездить на ледник в Норвегию, чтобы протестировать лыжи, но там немного другое покрытие, в общем, сейчас мы туда не ездим. А так, отдыхаем от этой токсичной деятельности, выдыхаем из себя фтористые соединения.
