Вот уже больше 10 лет Томаш Сикора является одним из самых любимых иностранных биатлонистов в России, соперничая с такими гигантами, как Уле Айнар Бьорндален, Свен Фишер и Рафаэль Пуаре. Предлагаем вашему вниманию интервью www.skisport.ru с одним из самых ярких, узнаваемых и успешных биатлонистов современности.
В этом сезоне 35-летний Сикора удивил всех нехарактерным для него хорошим началом, которое обещает не менее успешное продолжение. На рождественские каникулы он ушел вторым в общем зачете КМ. А в Оберхофе снова был на подиуме — в спринтерской гонке, после чего надел желтую майку лидера Кубка мира.
В дни рождественских каникул Томаш не только отдыхал и готовился к январским этапам Кубка мира, но и поучаствовал в национальном чемпионате своей страны. Результаты говорят сами за себя: в спринте 35-летний спортсмен опередил ближайших преследователей более чем на три минуты, а в гонке преследования довел это преимущество до шести (!) минут.
Его спортивная карьера так же уникальна, как его талант. В 1995 году Томаш, которому только исполнилось 21 год, выиграл индивидуальную гонку на взрослом чемпионате мира, а в 32 года в Турине, на своей четвертой Олимпиаде, завоевал серебро в гонке с общего старта. Сейчас, в возрасте 35 лет, он готовится бороться за награды Ванкувера — своей пятой Олимпиады.
— Томаш, почему именно биатлон? Польша ведь не принадлежит к числу биатлонных держав?
— Да, и регион, где я живу, не имеет богатых традиций в биатлоне или лыжных гонках. У нас популярен только один вид спорта — футбол. Я начал заниматься довольно поздно, на лыжи встал в 13 лет, а стрелять попробовал в 14. И очень долго сомневался, что выбрать, биатлон или футбол? Выбрал биатлон потому, что нравилось стрелять. Что такое для мальчика стрельба, это же почти мистика. Даже взрослые мужчины питают слабость к оружию, а для мальчишки стрелять из винтовки, сами понимаете — даже футбол не может с этим соперничать.
— Свою первую победу помните?
— Первая победа в биатлоне была на чемпионате Польши в 1992 году, я выиграл тогда по юниорам всю программу. Это было для меня тем важнее, что прямо перед этим прошел юниорский чемпионат мира, на который меня не взяли в команду. Поэтому когда через две недели они вернулись, и я на национальном чемпионате их обыграл на всех дистанциях, было приятно вдвойне. Ну и конечно, очень хорошо помню первую гонку в Кубке мира, когда я не добежал до финиша. Упал на спуске, сломал винтовку. Но в команде уже закрепился, а через два года, в 1994 году я уже был в составе Олимпийской сборной в Лиллехамере.
— Чем запомнилась первая Олимпиада?
— По организации это была лучшая Олимпиада из всех, в которых мне довелось участвовать. Но я там заболел и не мог участвовать в гонке на 20 км, а это была моя коронная дистанция. Я бежал только спринт и эстафету. Так что всех ожиданий первые Игры не оправдали, но конечно, запомнились.
— Что отличает Олимпийские игры от чемпионатов мира и других стартов? Правду говорят, что Олимпиада — это нечто особенное?
— Да, отличается очень сильно. Наверное потому, что Олимпиада проводится раз в четыре года и это главные соревнования по рангу. Ведь часто бывает так, что в жизни спортсмена помещается только одна Олимпиада, ведь спортивный век не большой. И надо показать все, на что способен, в условиях огромного волнения, напряжения всех сил… это очень трудно. Выходить на старт с мыслями, что все, кто сейчас рядом с тобой на старте, четыре года готовились именно к вот этому мгновению. Надо быть очень сильным, чтобы не поддаваться этому. На Олимпиаде очень важна психологическая устойчивость.
— А эта устойчивость приходит с опытом? У вас позади уже четыре Олимпиады, научились справляться с олимпийским волнением?
— Нет, наоборот, у меня с каждым разом волнение только возрастает. В Нагано я приехал уже чемпионом мира, спрос другой. С ростом результатов растут и ожидания, появляется огромное желание показать хороший результат именно на Играх. Могу сказать с полной уверенностью, что никогда в жизни я не испытывал такого стресса, как в Турине. Это было почти невыносимо. Особенно когда в первых гонках результат оказался совсем не тот, что хотелось, и к окончанию Игр уже накопился такой стресс, что наверное, он и помог мне в масс-старте завоевать медаль.
— А в целом в карьере какой момент можете назвать самым ярким?
— Пожалуй, сейчас, начало этого сезона. Для меня декабрь всегда очень тяжелое время, я очень трудно вхожу в сезон. А в этом году все сразу получается, хорошая скорость, поэтому я бы сказал, что лучший момент — сейчас.
— С чем это связано, что сделали этим летом такого, чего не было раньше? Изменили подготовку?
— Прежде всего я поменял лыжи. Уверен, что хорошее начало сезона во многом объясняется именно этим. И с подготовкой экспериментировал — провел лето отдельно от команды. Хотелось отдохнуть психологически. Я уже очень давно тренируюсь и выступаю, и решил в предолимпийском году позволить себе такой эксперимент. Почти 20 лет в моей жизни все идет по одному сценарию: одни и те же города, одни и те же стадионы… Хотелось сменить картинку, немного освежить впечатления от своей работы. Чтобы добавить в тренировочный процесс радости, интереса. Например, впервые я за все лето ни разу не прикасался к лыжам, не поехал ни в туннель, ни в горы. Шесть месяцев без лыж — и ты уже совершенно с другими чувствами к ним возвращаешься. Такой своеобразный прием, освежить мотивацию. Чтобы это было не только «надо» но и «интересно». Чтобы тянуло, чтобы хотелось скорее на лыжи. Это один момент. Второе — у нас в команде так сложилось, что все спортсмены очень молодые. Они ещё не на 100 процентов профессионалы, у них много разных вопросов возникает, которые мне уже не интересны. Но контакт с командой я все время поддерживал, общался с тренерами по телефону.
— А участие в Кубке мира по лыжным гонкам — тоже часть эксперимента?
— Это не было экспериментом, просто мне позвонили и попросили пробежать в эстафете. Поскольку биатлонных соревнований ещё в календаре не было, я согласился, соревнования — это хорошая скоростная тренировка.
— Насколько чувствуете себя способным соревноваться с лыжниками?
— Я очень плохо бегаю классикой, поэтому не могу быть серьезным конкурентом для лыжников. Когда я на тренировке пробую классический ход, наш сервисер Женя Дуркин просто смотреть не может, смеется надо мной.
— После блестящего выступления на чемпионате мира в 95 году, у вас был довольно затяжной спад результатов. Не хотелось все бросить? Или оставаясь лидером команды, чувствовали себя комфортно?
— После чемпионата мира 1995 года я очень много тренировался, очень хотел добиться успеха, а результат никак не приходил. И в 2002, после семи лет решил, что хватит. После Олимпийских Игр в Солт-Лейк Сити я решил закончить карьеру. Выступил там совсем неудачно, потом три месяца не тренировался, уже твердо решил, что заканчиваю. Мне повезло, тогда к нам пришел новый тренер Бондарук, и он уговорил меня потренироваться ещё сезон. Договорились на один год. И как раз в этот момент все стало налаживаться. В команде появился нормальный сервис, а до этого практически никакого не было. В нашем спорте ведь очень много зависит от подготовки лыж, а у меня часто бывало, что на одной гонке лыжи едут — хороший результат. А потом пять гонок подряд не едут вообще — и результат соответственный. Когда ты хорошо готов, а не можешь выступить из-за посторонних вещей, которые от тебя не зависят, это очень обидно. Организация была ужасная.
— Не возникало таких мыслей, что родись вы в России, Германии или Норвегии, с вашим талантом могли бы стать успешнее Бьорндалена?
— Можно так думать, а можно думать наоборот: в условиях такой конкуренции, как например в вашей стране, мог бы и в команду не попасть. Так что ещё неизвестно, что лучше. Конечно, возможностей было бы больше.
— А сейчас в польской команде организационные вопросы решены? Все наладилось?
— Да, сейчас у нас работают прекрасные тренеры и очень хорошие специалисты по подготовке лыж. Тренировочный процесс налажен, есть система. Поэтому я уверен, что через три-четыре года молодые польские биатлонисты смогут показывать хороший результат.
— Есть талантливая молодежь?
— Есть очень перспективные девочки, талантливые и трудолюбивые, готовые вкладывать все силы в будущий результат. У мужчин есть два спортсмена, которым не хватает опыта, но со временем, я уверен, они будут неплохо выступать. Времена изменились по сравнению с тем, когда я приходил во взрослый биатлон. Сейчас конкуренция такая, что мой путь из юниоров сразу в призеры чемпионата мира повторить почти невозможно. Для этого надо обладать выдающимся талантом, быть значительно сильнее всех. Сами видите, в сильных сборных иногда попасть в команду сложнее, чем выиграть гонку на Кубке мира. Намного дольше приходится работать, чтобы получить тот же результат.
— Сильно изменился биатлон за те годы, что вы выступаете?
— Очень. Про конкуренцию я уже сказал. А конкуренция растет из-за того, что растет профессионализм спортсменов. Например, в 1993 году, когда я начинал выступать на Кубке мира, потратить на стрнльбу 40 секунд было нормой. Сейчас 30 секунд на рубеже считается очень много. И так во всем. Нужно совершенствоваться постоянно, каждая мелочь может стать решающим фактором победы или поражения. И часто бывает что приходишь лидером гонки на последнюю стрельбу, а уходишь за десяткой…
— Про последний рубеж — это вы о себе?
— Это моя визитная карточка такая? Промахиваться на последней стойке. (смеется).
— С чем это связано?
— Когда скорость не на высшем уровне, очень важно стрелять ноль, иначе вообще невозможно бороться за высокие места. Цена промаха — цена победы. А когда об этом думаешь, обязательно промахнешься, и не думать невозможно — волнение огромное. Сейчас я хорошо готов по скорости, и мог бы отыграть промах по дистанции. Казалось бы, от волнения на последней стойке можно избавляться, но… наверное, это уже в крови. Не могу сосредоточиться, выбросить из головы нервирующие мысли.
— Так и в Турине случилось?
— Да, тогда я мог бороться за победу.
— Болельщики не критикуют вас, когда так происходит? Как реагируете, когда вас ругают, например, на вашем сайте?
— Для меня это очень хорошо, когда ругают, меня это стимулирует. Я не столько вникаю, что именно там говорят, сколько появляется такая спортивная злость, желание доказать, что со мной все в порядке и что меня рано списывать со счетов. Поэтому пусть критикуют на здоровье. (смеется).
— После гонок остается свободное время? Как любите проводить досуг?
— Очень мало, почти нет. По вечерам читаю новости в интернете, общаюсь по сети с друзьями, музыку слушаю. Иногда пишу на своем официальном сайте.
— Есть ли у вас болельщики, которые именно вас поддерживают? Фан-клуб Томаша Сикоры?
— Есть болельщики, которые приезжают на соревнования, в основном из России. Хотя и в Польше число любителей биатлона с каждым годом растет, особенно после Турина был резкий всплеск. Но мой фан-клуб, он как бы это сказать… спокойный. Не фанатичный (смеется), к тому же у многих болельщиков работа, семьи, не так много свободного времени остается на биатлон.
— Вы прекрасно говорите по-русски.
— Спасибо. Немножко учил в школе. А потом работал со многими тренерами, которые говорили по-русски. Я не очень люблю говорить по-русски официально, но для общения с друзьями моего уровня достаточно.
Все материалы о Кубке мира-2008/2009 по биатлону
