На недавнем чемпионате мира по летнему биатлону в Чайковском Слепцова сделала сенсационное заявление о своей беременности и последующем уходе из спорта. Причем интересное положение не помешало Светлане одержать две личные победы и завершить карьеру на верхней ступеньке пьедестала. Хэштег #лучСвета, заполнивший все соцсети, и слезы, с которыми она объявила стадиону о своем уходе – самое яркое, что случилось с нашим биатлоном в прошедшее межсезонье.
История появления этого интервью со Слепцовой похожа на чудо. После Чайковского мы долго и безуспешно пытались пересечься со спортсменкой в Москве, где она почти не появлялась. А встретились – на морском курорте, на пляже, по чистой случайности. Как можно было совершенно независимо друг от друга прилететь отдыхать в одно и то же место в одно и то же время?! Там, под аккомпанемент прибоя, мы и поговорили. Слепцова была открыта и откровенна. Впрочем, как всегда.
КАК МОЖНО ВЗЯТЬ ВИНТОВКУ И КУДА-ТО БЕЖАТЬ?
– Прошел примерно месяц с того момента, как вы ушли из биатлона. Как ощущения?
– Пока совсем не скучаю по спорту. Честно, думала, что будет гораздо тяжелее. А у меня ни ностальгии, ни даже особого желания выйти на пробежку. Наоборот, заставляю себя хотя бы немного тренироваться, потому что так резко заканчивать нельзя. Пожалуй, сейчас осталось только чувство гордости. Горжусь тем, что никогда никого не обманывала, не воровала и все, что выиграла – выиграла по-честному.
– За тем, что сейчас происходит в биатлоне, вы следите?
– Ну вот, например, недавно утром села смотреть «Инстраграм» и увидела, что сегодня гонки на летнем чемпионате России. А так бы вообще забыла, что он проходит! Включила индивидуальную гонку у девчонок, смотрю и думаю: как они вообще это делают? Как можно надеть винтовку и куда-то бежать? На полном серьезе, есть ощущение, что сейчас я уже бы не смогла этого сделать.
– Где, кстати, сейчас ваши лыжи и винтовка?
– Винтовка не является моей собственностью, и теперь кому-то в команде должна перейти по наследству. Если кто-то просит лыжи, то продаю их. Но и себе, конечно, несколько пар тоже оставлю. Сейчас, пожалуй, единственное, что хочется в плане спорта – в свое удовольствие покататься на лыжах.
– Насколько вы успели погрузиться в выбор кроватки, коляски и прочие беременные «радости»?
– Пока мне все это очень непривычно. Иногда даже вообще забываю, что беременна. Хотя ощущение какой-то внутренней защищенности появилось. Даже в момент аварии в Красноярске я вела себя настолько спокойно, что девчонки поразились. Никаких истерик и близко не было. В тот момент я поняла, что инстинкт срабатывает.
НЕ ХОТЕЛА ГОВОРИТЬ ПРАВДУ ОБ УХОДЕ ИЗ СПОРТА
– Помните тот момент, когда узнали о беременности?
– Это было на сборах в Болгарии, на Бельмекене. Самой первой эмоцией было облегчение. Я просто выдохнула: господи, неужели это все для меня закончилось? И в тот же самый момент решила, что закончу на летнем чемпионате мира. Результат был не важен, как пробежала бы – так и пробежала. Спасибо богу, что позволил мне выиграть и стать абсолютной чемпионкой мира. Пусть летние соревнования не такие статусные, как зимние, но все равно это круто.
– Может, это знак: как только вы отпустили ситуацию и результат стал не важен – сразу пришли победы?
– В спринте я думала, в основном, о том, как бы не перенапрячься и чем-нибудь там не навредить. И только когда финишировала, поняла, насколько же я была спокойна в плане результата. Так же и в преследовании, когда меня на последнем круге начала догонять Белкина (украинская биатлонистка Надежда Белкина – Прим. «СЭ»), спокойно решила: пусть она меня сейчас догонит, но на финише я сохраню силы, а она нет. В итоге она ко мне даже не смогла приблизиться. И я думаю: Свет, а почему ты так раньше-то не делала?
– Вы решили немного поинтриговать с новостью о беременности и объявили об этом только после заключительной гонки. Почему?
– Когда в Чайковском беременность уже на сто процентов подтвердилась, у меня в голове начался полный хаос. Я не спала ночами, все думала: что говорить, как объявлять?.. Правду говорить поначалу не хотела. Все-таки совсем маленький срок, есть свои стереотипы. Было миллион вариантов: сказать, что устала и все надоело, или сослаться на проблемы со здоровьем. Но потом подумала, что рано или поздно все равно узнают. А все это время будут меня гнобить: мол, сдалась, недотерпела и тому подобное…
Вечером перед спринтом мы сидели в компании и Виктор Майгуров сказал: «Да что вы паритесь? Скажите правду». И когда я об этом подумала, мне сразу стало легче.
– Вы были уверены, что если бы не беременность, попали бы на Олимпиаду в Пхенчхан?
– Не скажу, что точно попала бы, но шанс был на сто процентов. На самом деле, я была очень нацелена на эти Игры. Подготовка складывалась хорошо, никаких проблем не было. Хотя изначально я вообще собиралась заканчивать еще после прошлого сезона.
– Почему?
– До мая у меня еще была надежда, что списки основной команды изменятся и меня возьмут на подготовку. Но когда поняла, что нет, вообще руки опустились. Я все понимаю, молодежи надо давать дорогу, но ведь эта молодежь меня не обыгрывала. В общем, я расстроилась, на все плюнула и даже тренироваться перестала. Потом решила, что надо все-таки позвонить Александру Владимировичу Касперовичу (главный тренер по резерву сборной России – Прим. «СЭ»). И мы так хорошо поговорили, он сказал, что в резервной команде мне будет даже лучше и спокойнее. Я решила попробовать.
– С тренером резервной сборной Виталием Норицыным сразу нашли взаимопонимание?
– В начале мне психологически было тяжело. Команда молодая, функционально все на разном уровне. Все время в голове крутились мысли: мол, да что я тут делаю, зачем мне вообще все это нужно… К тому же и тренеру не могла сразу довериться. Уже имея опыт с Пихлером, с головой броситься в новую методику я просто не могла. Огромное спасибо Виталию Викторовичу, что поддержал меня в этот момент. Он видел, что я угасаю, но продолжал спокойно работать. И постепенно я втянулась, все пошло хорошо. По самочувствию у меня не было никаких проблем.
– Вы наверняка сто раз прокручивали в голове: если бы даже на Олимпиаду в Пхенчхан удалось отобраться – реально было бы там побороться за медаль?
– Конечно, я не могла об этом не думать. Да, попасть на Олимпиаду можно было. Но шанс выиграть там медаль в личных гонках, если честно, нулевой. Если я на Кубке мира еле-еле залезала в преследование, то какие там могут быть шансы? Даже в индивидуалке с «нолем» я ничего бы не сделала. Остается только эстафета, но туда надо, во-первых, попасть по результату, а во-вторых, чтобы еще тренеры поставили. Поэтому, наверное, никакого сожаления у меня не осталось. С нетерпением жду сезон и хочу, наконец, спокойно посмотреть гонки и просто поболеть.
ВЫХОДИЛА НА УЛИЦУ И НЕ ЗНАЛА, КУДА ИДТИ
– Давайте поговорим о ваших тренерах. Валерий Медведцев стал тем человеком, который вернул вас в большой биатлон после сложного периода работы с немецким специалистом Вольфгангом Пихлером.
– Валерий Алексеевич поднял меня оттуда, откуда уже не стучат. Мы начинали с ним с таких низов, что сейчас это даже смешно вспоминать. Но тогда мне было вообще не смешно. Приехала на первую тренировку, прокатилась спокойно «классикой» 10 километров – и «умерла». Подъезжаю к нему и говорю: «Представляете, я не могу больше». А он, так спокойно: «Ну и все, значит, заканчивай, и иди отдыхать». Медведцев изначально вообще ничего мне не обещал. Говорил, что весь первый сезон буду «никакая» и отойду к зимнему чемпионату России – так и было. На второй сезон стала уже потихоньку ковыряться и попала на Кубок IBU. На третий – на чемпионат мира.
– Что была за мотивация, которая заставляла вас, олимпийскую чемпионку, два года мотаться по Кубкам России и выступать, когда почти никто уже в вас не верил?
– Да не было у меня какой-то особенной мотивации… Просто на тот момент в жизни была полная безысходность. Я была такая потерянная, что иногда выходила на улицу и не знала, куда идти. Приехала в апреле, как обычно, к Медведцевым в гости, и Валерий Алексеевич уговорил меня попробовать съездить на один сбор. Уже в Красноярске почти каждый день собирала вещи и думала возвращаться домой. Чужая команда, где я никого не знаю. Спортивная база, где я все время, кроме тренировок, постоянно была одна.
– Как вы все это выдержали?
– Меня очень поддерживало то, что Медведцев на всем протяжении нашей работы говорил мне только правду. Не обещал никаких золотых гор, предупреждал, что может и вообще ничего не получиться. Я долго терпела, переживала, потом плюнула – как пойдет, так и пойдет. А оно раз – и пошло! Наверное, так и надо относиться.
– Почему вы в итоге не стали с Медведцевым готовиться к очередному сезону и ушли в резервную команду?
– Не секрет, что у Медведцева не сложились отношения с Александром Владимировичем Касперовичем. И он сказал, что в такой обстановке дальше работать в команде не будет. Я очень хотела дальше готовиться с Медведцевым, но понимала, что если бы я ушла к нему, это стало бы пропастью. Никуда бы я никогда не попала… Весной я говорила Валерию Алексеевичу: «Подготовьте меня к летнему чемпионату и я там закончу». Но он сам посоветовал мне идти с резервной командой. Сказал, что если сейчас поменяю систему подготовки, то это, наоборот, пойдет мне в плюс. Медведцеву я верю и верила на сто процентов, и эти его слова еще больше подтолкнули меня к решению остаться.
– Немецкий специалист Вольфганг Пихлер в свое время стал для вас злым гением. Вы считаете его плохим тренером?
– Нет, отнюдь. Он и тренер неплохой, и как человек хороший. Просто если Медведцев – мой тренер, то Пихлер – совсем не мой. У нас не получилось диалога, он все время говорил, что у меня с головой не в порядке. Мы проводили тяжелые тренировки, не было результатов, но на самом деле я не жалею, что все так случилось. О Пихлере я вспоминаю с улыбкой, он мне многое дал даже не столько в спортивном, а в жизненном плане. Эти четыре года с ним меня многому научили. Если бы не они, в моей карьере не было бы этого возвращения, не было бы работы с Медведцевым….
– Но встреть вы «своего тренера» Медведцева в самом начале карьеры, наверняка добиться в биатлоне удалось бы гораздо большего? Чего вас лишили в спортивном плане эти годы неудачных экспериментов?
– Если помечтать, я согласна, что с Медведцевым могла бы добиться большего. Или даже с Норицыным – мне очень понравилась его подготовка. Я давно хотела выиграть личную медаль на чемпионате мира. К сожалению, этого не получилось. Наверное, если бы все сложилось чуть иначе, потенциально я была на это способна…
НЕ МОГУ ГОВОРИТЬ НЕПРАВДУ
– Вы всегда были в сборной особенным человеком: часть болельщиков вас боготворит, другая – ненавидит. Насколько столь пристальное внимание публики сказалось в итоге на карьере?
– Изначально я вообще на все обращала внимание. Обязательно после гонки читала комментарии в интернете, переживала из-за любого негатива. Но со временем поняла, что это того не стоит. Сейчас я благодарна даже тем людям, которые писали про меня гадости. Ведь это тоже эмоции, тоже чувства. Сколько есть спортсменов, которые таких страстей не вызывают. А у меня, даже если выиграю, все равно найдется тот, кто подковырнет. Последние года три-четыре все эти отклики не вызывают у меня ничего, кроме улыбки.
– Вы когда-нибудь жалели о собственных эпатажных поступках? Например, надписи SEXY на «пятой точке» на лыжном комбинезона, или словах «мы никому ничего не должны», сказанных в Ванкувере?
– Конечно, жалела. Хотя, наверное, так и должно было быть. Я вышла на Олимпиаде в Ванкувере к прессе, единственная из всей команды, 23-летняя девчонка с круглыми глазами. На меня напала целая толпа с микрофонами, а я вообще не знала, что говорить, когда медалей нет. Что ляпнула лишнего, поняла уже когда села в машину по дороге со стадиона. И вот уже семь лет мне эти слова никто не может забыть.
– Вы вообще всегда были очень откровенны с прессой. Например, на последнем чемпионате мира сказали, что не заслуживаете бежать эстафету.
– А что я должна была сказать, когда заняла 70-е место? Что все классно, ребят, сегодня 70-я, завтра буду 65-й? Это было мое видение собственных результатов. Можно меня за это любить или ненавидеть, но я не могу говорить неправду. Хотя многие говорили, что это качество рано или поздно меня загубит.
– За время ваших выступлений женский биатлон сильно изменился: возросли скорости, увеличился темп стрельбы. Насколько вы ощутили эти перемены на себе?
– Когда я начинала, выступали такие люди, как Кати Вильхельм, Сандрин Бэйи. Потом я несколько лет пропустила, а когда вернулась, словно попала в другой биатлон. Помимо скорости стрельбы и бега с каждым годом совершенствуются лыжи, палки, патроны… Вроде кажется, что это мелочи, экономия пары секунд. Но тут секунда, там секунда – и вот вам уже по десять секунд на круге.
– То есть условная Габриэла Соукалова на голову сильнее Кати Вильхельм?
– Лучше сравнить, например, Дальмайер и Магдалену Нойнер. Хотя пока, мне кажется, Нойнер все равно сильнее. Дальмайер больше берет за счет стабильной стрельбы. Но посмотрите на французскую или немецкую сборные. Они вырастили столько сильной молодежи, что в эстафете их просто не обыграть. У нас же, пусть меня потом за эти слова будут критиковать, молодежи просто нет. Вот недавно на чемпионате России выиграла молодая Кристина Резцова. Я в нее верю, она с характером. Но Кристина ведь не побежит в эстафете все четыре этапа, правда? В какой момент мы это упустили?
– Как вы думаете, в какой?
– Сложно сказать. Может, слишком много тренируются в юниорах, форсируют подготовку. У нас уже начиная с юношеского возраста система устроена по принципу «сегодня или никогда». Не попадешь на определенный турнир – потом вообще никуда не отберешься. Если же посмотреть на француженок или немок, они далеко не всегда участвуют в чемпионатах младших возрастов.
– Вы верите в способность российских биатлонисток завоевать медаль на Олимпиаде в Пхенчхане?
– Почему бы и нет, на Олимпиаде может случиться, что угодно. Кто, например, мог предположить, что в Сочи в эстафете победит сборная Украины, на которую вообще никто не ставил? Нужно верить до последнего.
НЕ ВИЖУ СМЫСЛА ВОЗВРАЩАТЬСЯ
– Слова президента Союза биатлонистов России Александра Кравцова в ответ на вашу критику, что, мол, позвольте беременной женщине высказаться, вас задели?
– Да нет, мне сейчас уже все равно. У нас с Кравцовым отношения не сложились. Повторю, нашему руководству нужно было просто сохранить то, что сделали Прохоров и Кущенко с Паком (бывшие руководители СБР Михаил Прохоров, Сергей Кущенко и Александр Пак – Прим. «СЭ»). Но они сделать этого не смогли. Пусть мне скажут, что я опять вынесла сор из избы, но когда у сборной команды даже нет своего автобуса – это, наверное, о чем-то говорит.
– Может, у нового руководства просто нет тех денег, которые были у Прохорова?
– Так он нашел для СБР крупных спонсоров, которых можно было сохранить. Но Александр Михайлович, видимо, считает, что когда ничего нет, будет результат. На мой взгляд, это неправильно.
– Если за время вашего декрета руководство СБР, например, сменится – рассмотрите вариант с возвращением?
– Дело совсем не в руководстве федерации. Не вижу абсолютно никаких причин для того, чтобы вернуться. Одно дело, если бы я была как Домрачева или Дорен-Абер. То есть знала бы, что мне гарантировано место на Кубке мира, что в любой гонке я буду стабильно заезжать минимум в десятку… А так, мне 31 год и я знаю, что большого результата уже не будет. Я видела, как тяжело было оставлять ребенка и тренироваться нашим Зайцевой, Богалий, Медведцевой… Не видя перед собой большой цели, я так не смогу. Мой ответ – твердое «нет». В биатлон я уже не вернусь.
