Три года назад, когда Слепцова ворвалась в элиту мирового биатлона, на нее стали смотреть, как на самую яркую звезду ближайшего будущего. Но этого не случилось. В 2010-м Светлана стала олимпийской чемпионкой в эстафете, однако в личных ванкуверских гонках так и не смогла выбраться из второго десятка. А недавний чемпионат мира в Ханты-Мансийске и вовсе принес спортсменке шестое место в смешанной эстафете и девятое — в женской.
Для того чтобы обсудить, что же привело к такому результату, мы со Слепцовой встретились в Москве сразу после завершения норвежского этапа Кубка мира.
УЧУСЬ ПРОИГРЫВАТЬ
— Что вы чувствуете сейчас, когда сезон практически закончился? Облегчение, разочарование, злость?
— Чувств очень много. И облегчение от того, что все это, наконец, позади, и большая неудовлетворенность. Ведь того, что я хотела и к чему шла, так и не сумела сделать.
— Мы с вами общаемся уже несколько лет и каждый раз что-то у вас не складывается. Неудачным, согласитесь, стал даже олимпийский сезон, несмотря на победу женской сборной России в эстафете.
— Знаете, мне кажется, что это даже хорошо, что мы с таким треском проиграли эстафету на чемпионате мира в Ханты-Мансийске. Была бы у нас медаль, мы сейчас, возможно, говорили бы о том, что в сборной все в порядке. Эстафетные медали многое сглаживают. И проблемы становится гораздо проще вообще не замечать.
— О каких именно проблемах вы сейчас говорите?
— Применительно к себе эти проблемы заключаются в том, что вот уже который сезон подряд мне не удается выиграть на главных соревнованиях индивидуальную медаль. Я ведь и в этом сезоне ставила перед собой достаточно серьезные задачи. Планировала подняться в общем зачете Кубка мира выше, чем была в прошлом году, — постараться войти в десятку. Хотелось выиграть медаль в Ханты-Мансийске.
— Любую?
— Конечно же, я думала о золоте. Одна золотая медаль в моем понимании — куда более весома, чем несколько серебряных.
— Вы всегда были склонны анализировать свои выступления. Что в этом сезоне было сделано не так? И с какого момента, по вашим ощущениям, все пошло наперекосяк?
— Когда летом женскую сборную возглавил Анатолий Хованцев и мы только начали работать, все казалось замечательным. Анатолий Николаевич предложил совершенно иную, новую для нас работу. У меня, помню, был дикий тренировочный азарт и очень сильная внутренняя уверенность в том, что все будет хорошо. Я не просто выполняла все, что говорил тренер, но отдавалась этой работе полностью. На сентябрьском чемпионате России чувствовала себя прекрасно и даже не задумывалась, что мы что-то делаем не так.
— В чем, если не секрет, заключалось отличие работы, предложенной Хованцевым, от той, к которой вы привыкли в предыдущие годы?
— Объем нагрузок в нынешнем сезоне стал сильно меньше. И не таким интенсивным.
— И это вас совершенно не насторожило? А как же старая биатлонная истина о том, что чем тяжелее летом, тем проще зимой?
— Немного настораживало то, что практически исчезла скоростная работа. Да и сам тренировочный план был составлен как бы на одну неделю. Потом он просто раз за разом повторялся, не меняясь даже в мелочах. Так продолжалось все лето, всю осень, да и зимой мы продолжали работать точно так же.
— Другими словами, вы не выполняли серьезной работы ни на одном из этапов подготовки?
— Получается, что так. Я даже в какой-то момент подумала, что, может быть, это такая специальная методика, когда организм сначала просто перестает понимать, почему его перестали нагружать и чего хотят таким образом добиться, а потом перестраивается. Допускаю, что если делать такую работу много лет подряд, то результат рано или поздно вполне может появиться. Но проблема-то в том, что этого времени ни у кого из спортсменов нет. До Олимпиады осталось три года, а это очень маленький срок.
— Я бы сказала, что последний год оказался просто выброшен. Остается надеяться, что хоть чему-то он вас научил.
— Лично меня научил многому. Понимаете, я не стремлюсь во чтобы то ни стало обвинить кого-то из тренеров в том, что у меня не получилось добиться результата. Первым делом хочу разобраться в себе.
Обнаружила, например, что мне нужно научиться множеству вещей. В частности, научиться проигрывать. Не рассыпаться, не впадать в панику после неудач, а подниматься и идти дальше. Я же после первых провальных гонок совершенно потеряла точку опоры. Не понимала, за что хвататься, как выплывать. Чувствовала, что вот-вот просто утону, искала хоть какие-то «веточки», за которые могла бы ухватиться, а вместо этого опускалась все глубже. Ну а после смешанной эстафеты в Ханты-Мансийске меня «накрыло» уже окончательно.
Самое страшное заключалось в том, что не с кем было даже посоветоваться.
— В какой момент между вами и Хованцевым пропало взаимопонимание?
— Пожалуй, на этапе Кубка мира в Оберхофе, когда я узнала, что не бегу в эстафете.
— А вы полагали, что заслуживаете места в стартовом составе?
— Дело не в этом. А в том, что Анатолий Николаевич даже не посчитал нужным что-либо по этому поводу мне объяснить. Просто кинул сквозь зубы, проходя мимо в коридоре гостиницы: «Ты завтра не бежишь».
Поймите правильно: я не считаю себя супер-пупер выдающейся спортсменкой, с которой все должны считаться независимо от результата. Но думаю, что заслужила право хотя бы на уважительное к себе отношение. Тем более — со стороны тренера, которому за все время совместной работы не дала ни единого повода упрекнуть меня в том, что я недорабатываю или не выполняю какие-то его требования.
Я и сама не рвалась бежать в той эстафете, чувствовала, что правильнее будет пропустить гонку, сосредоточиться на спринте. Но форма, в которой мне было все сказано, задела очень сильно. С этого начались какие-то недомолвки, постоянное недовольство Хованцева всем, что бы я ни делала. А последней каплей стала Америка.
РЕШЕНИЕ ПОЕХАТЬ ЗА ОКЕАН ПРИНЯЛА САМА
— В каком смысле?
— Решение поехать на этапы Кубка мира в Преск-Айл и Форт-Кент я приняла самостоятельно. Причем после жутких сомнений, поскольку иначе должна была на 25 дней поехать с командой на тренировочный сбор в Риднау. Проблема в том, что у меня вообще не получается бежать после длительного пребывания в горах: очень долго не могу выбраться из «ямы». В Риднау я приезжала до этого два года подряд — и оба раза ничего хорошего из такой подготовки не получалось.
Я пыталась обсуждать эту проблему с тренерами, искала компромисс, просила дать мне возможность находиться в горах не так долго, но мне все в один голос говорили, что ехать в Риднау на полный сбор я обязана.
Вот тогда и решила, что, если вопрос ставится таким образом, лучше поехать в Америку и выступить на двух этапах Кубка мира. К тому же в Оберхофе и Рупольдинге мне показалось, что состояние начинает меняться в лучшую сторону и даже появилась какая-то скорость.
На самом деле я металась тогда из крайности в крайность. Думала даже о том, что, возможно, следует вообще свести тренировки к минимуму, чтобы таким образом подольше сохранить соревновательную свежесть. К несчастью, рядом не оказалось никого, кто мог бы мне что-то посоветовать. Соответственно и у меня не было никакой уверенности в правильности тех или иных своих действий.
— Неужели вы сами не понимали, что дважды попадете под достаточно тяжелую акклиматизацию в то время, как запасов прочности у организма почти нет? Неужели никто из тренеров не мог вам это объяснить?
— Меня пытались отговорить от этой поездки. Сначала Хованцев, потом — мой личный тренер Валерий Захаров. Но было уже слишком поздно. В том плане, что я была готова ехать куда угодно, на сколько угодно, лишь бы не оставаться в сборной. Там уже сложилась слишком гнетущая атмосфера. Я, например, не представляю себе ситуацию между тренером и спортсменом, которую нельзя было бы совместно обсудить, прийти к каким-то решениям. Но ни одного такого обсуждения у нас в команде не было. Все держались особняком, при каждой удобной возможности разбегались по своим углам.
Как только я приняла решение ехать в Америку, психологически сразу стало намного легче. Прямо камень с души упал. Естественно, я надеялась, что за две недели, которые останутся до чемпионата мира, успею и акклиматизироваться, и восстановиться. Кстати, многие из тех, кто поехал на этапы в США, выступили в Хантах очень даже неплохо.
— Потому что у них был наработанный летом запас, позволяющий снизить нагрузки и отдыхать, а у вас — нет, не находите?
— Наверное, вы правы. Нас вообще выбивала из колеи любая ерунда. На самом деле я не хочу обо всем этом вспоминать. Просто мечтаю, чтобы рядом был тренер, которому можно верить. И делать все то, что он говорит, зная, что в конце пути обязательно будет результат.
Мне вообще гораздо проще работать, когда весь тренировочный процесс тренер берет на себя. Как любит говорить Максим Максимов, дело спортсмена — палками махать. Если такой тренер найдется, я готова на любую работу, на любые жертвы. Готова отказаться от всего ради результата. Я ведь умею работать. И никогда не боялась больших нагрузок. Не считаю, что в своей способности работать и соревноваться я слабее, чем Даша Домрачева или Лена Нойнер.
Если бы сама чувствовала, что не могу тренироваться так, как нужно, то, наверное, и не переживала бы до такой степени. Но ведь могу. Когда бежала на этапе Кубка мира в Норвегии, вдруг неизвестно откуда появился ход — финишировала в гонке преследования с третьим временем «ногами». При этом проиграла Мириам Гесснер всего 20 секунд, а не две минуты, как это случалось на более ранних этапах. Первый раз в сезоне получила от собственного бега удовольствие.
— О том, чтобы уйти в следующем сезоне на индивидуальную подготовку, вы не думали?
— Такие мысли возникали. Но именно мысли. Никаких конкретных разговоров на этот счет у меня ни с кем не было.
— Кто в этом сезоне занимался с вами стрельбой?
— Сергей Коновалов. Но тут дело в том, что первый стрелковый сбор я провела с Захаровым еще в мае. Нарабатывала количество, качество стрельбы. И приехала на первый сбор, уже имея три тысячи выстрелов. Это очень много. Мне была нужна уже совершенно иная работа, я же продолжала делать одни и те же упражнения еще месяц. И в итоге так от этого устала, что не могла даже видеть винтовку.
Нам постоянно говорили об индивидуальной работе, но ее в сборной не было в принципе. Из чего я сделала вывод, что наши тренеры к такой работе со спортсменами просто не готовы. Точно так же и мы сами не готовы к тому, чтобы тренироваться самостоятельно. Как результат, самыми распространенными фразами в команде в этом сезоне стали фразы «Почему?» и «Не знаю».
Я, повторяю, ни в чем не виню никого из тренеров, даже Хованцева. Наверняка ведь они хотели как лучше. Просто не получилось.
Убивало-то другое. То, что никто не хотел брать на себя ответственность. Когда на чемпионате мира в Ханты-Мансийске я приняла решение, что не побегу спринт, то, прежде чем это решение озвучить, предложила всем тренерам команды собраться и поговорить. Но никакого разговора у нас не вышло. У меня осталось ощущение, что никого вообще не интересовало, что со мной случится в этой гонке. Я не выдержала, спросила: «Вы можете хотя бы объяснить, что с нами происходит? Можете честно признать, что в чем-то ошиблись?»
Все промолчали. Тогда я и сказала: «Спасибо вам за все. Мы все совершаем те или иные ошибки. Просто никто из вас не готов отвечать за свои».
ХОЧЕТСЯ НАЧАТЬ ВСЕ С ЧИСТОГО ЛИСТА
— Возможно, вам стоит хотя бы временно выбросить все из головы?
— Мне многие говорят об этом. Мол, надо просто дождаться конца сезона. Так ведь через две недели после этого уже новый сезон начнется!
— То есть на отдых у вас всего две недели?
— Я вообще не сторонница того, чтобы много отдыхать в межсезонье. В прошлом году отдых получился более длительным, чем обычно, но это из-за Олимпийских игр. У меня они отняли столько сил, словно я двадцать лет уже выступаю. И все равно «чистого» отдыха с выездом на море была всего неделя.
Больше всего сейчас хочется начать все с чистого листа. Дождаться чемпионата России, отобраться на общих основаниях в сборную и побыстрее начать работать. Очень часто вспоминаю слова Хелены Экхольм о том, что летом, когда вся шведская сборная безостановочно пашет на тренировках, она ненавидит Пихлера (Вольфганг Пихлер — тренер шведской сборной. — Прим. Е.В.). А зимой готова каждый день объясняться ему в любви, потому что чувствует, что ей по силам бороться с кем угодно.
О таком тренере спортсмен может только мечтать. Я всегда завидовала Ольге Медведцевой, глядя на то, как она работает со своим мужем Валерием. Если бы Ольга не ушла из спорта, я с удовольствием тренировалась бы вместе с ней. Раньше она постоянно подсказывала мне, какие нагрузки нужны, какие — не очень. У нее был колоссальный опыт в этом отношении.
— Мне всегда казалось, кстати, что вас с Медведцевой объединяли искренне теплые отношения, что в большом спорте — редкость.
— Так и было. Не знаю, почему так сложилось. Может быть, потому, что мы просто похожи. Характером, темпераментом. И общаться нам всегда было легко. Хотя вы правильно сказали: в большом спорте подруг не бывает.
— Как же тогда расценивать слова главного тренера сборной Владимира Барнашова, сказанные в Ханты-Мансийске, — мол, «девочки попросили поставить в эстафету Анну Богалий-Титовец»?
— Лично я никого ни о чем не просила. Гораздо больше меня волновала своя собственная позиция в той эстафете. Я понимала свое состояние, отдавала себе отчет в том, что неудачное выступление может стать для меня очередным ударом, с которым придется справляться, и неизвестно, смогу ли я это сделать. Были дни, когда я шла на тренировку и чувствовала, что иду по лыжне из последних сил. Но когда уже перед эстафетой мне и Наталье Гусевой было сказано, что побежит та спортсменка, которая выиграет контрольную гонку, я вдруг поняла, что буду изо всех сил стараться эту гонку выиграть.
Если честно, я была на тот момент не намного лучше Гусевой. И в глубине души готовила себя к тому, что никакой эстафеты у меня не будет. Мысленно убеждала себя в том, что ничего страшного в этом случае не произойдет. Что у меня не отвалятся ни руки, ни ноги. Что все это, наоборот, будет к лучшему. Но получилось так, как получилось. Более того, свой этап я прошла с определенным удовольствием. Бежать ведь намного легче, когда уже нечего терять и не давит ответственность. Единственное, что было очень неприятно, — свист трибун, когда я выходила на старт своего этапа.
Что касается состава… Если бы мы выиграли в той эстафете хоть какие-то медали, вполне допускаю, что нарекания по конкретным участницам продолжались бы еще долго. А так — чего делить-то?
— А вы в принципе считаете нормальной ситуацию, когда одна спортсменка идет просить за другую?
— В биатлоне достаточно распространена практика, когда тренеры спрашивают мнение спортсменов. Знаю, перед смешанной эстафетой тренеры точно так же спрашивали и Ольгу Зайцеву, и Ваню Черезова, и Женю Устюгова, кто, на их взгляд, должен бежать — я или Катя Юрлова. Все трое назвали меня. Но ко мне с такими вопросами пока еще ни разу не подходили.
— Вы понимаете решение Ольги Зайцевой закончить спортивную карьеру?
— На самом деле, да. Все считают, что она сказала это сгоряча — из-за неудачного выступления на чемпионате мира, но я-то знаю, до какой степени Ольга страдает из-за того, что должна постоянно уезжать от сына. И все-таки не верю, что она уйдет. Не хочу верить. Для всех нас Зайцева — как скала. Как локомотив, за которым идут остальные. Очень важно знать, что в команде есть такой человек. И заменить Ольгу в этом качестве в нашей сборной не сможет никто.
САМЫЙ ДЛИННЫЙ И САМЫЙ ХУДШИЙ СЕЗОН
Светлана Слепцова в завершившемся сезоне установила целый ряд личных достижений. Причем как со знаком «плюс», так и «минус». Во-первых, она приняла участие в 21-м индивидуальном старте (ранее было не более 19). Правда, особых успехов не снискала — лишь один подиум за весь сезон (3-е место в масс-старте в Оберхофе). Если не брать в расчет дебютный сезон-2006/07, когда Слепцова провела лишь 8 гонок, то она показала худшие для себя результаты в спринте (впервые не попала в 10 лучших по итогам Кубка мира) и в гонке преследования. Правда, выдала лучший результат в масс-старте (11-е место). Тем не менее 18-е место в общем зачете Кубка мира — худшее в карьере россиянки.
Елена Вайцеховская,
«Спорт-Экспресс»
