На то, что Светлана Слепцова захочет разговаривать с журналистами после крайне неудачной для себя гонки преследования, рассчитывать не приходилось: спортсменка так стремительно скрылась в раздевалке и покинула стадион, что тренеры только разводили руками: мол, вроде еще пару минут назад была тут. А где искать сейчас — кто ж знает? И все-таки мы встретились в отеле, куда я приехала совсем не для того, чтобы терзать Светлану вопросами.
После первой личной гонки чемпионата — спринта, где Слепцова заняла лишь седьмое место и еще не подозревала, сколь тяжелое и неприятное испытание готовит ей гонка преследования, повод для радости был налицо: лишь однажды Слепцовой удалось занять более высокое место в спринтерской гонке мирового первенства, но произошло это четыре года назад — в Остерсунде.
На мои поздравления в субботу спортсменка рассмеялась:
— Спасибо. На протяжении сезона пришлось, конечно, трудно. Тяжело было собраться с мыслями, тяжело было ждать лучших времен, когда вообще ничего не получалось, но слава богу первый старт позади. Я и правда очень довольна своим седьмым местом. Когда столь сильные лидеры, как Магдалена Нойнер, Даша Домрачева, Тора Бергер, не ошибаются, с ними очень тяжело бороться. надеюсь, что это временно.
— Каково было приехать в Рупольдинг после столь крупной неудачи, которая случилась с вами на этапе Кубка мира в Осло, и ждать первого старта?
— Как ни странно, я чувствовала себя совершенно спокойной. И была абсолютно уверена в том, что в спринте все сложится хорошо.
— Получается, на заключительном этапе подготовки к чемпионату мира уже понимали, что дела идут на лад?
— Первые тренировки после болезни и вынужденного перерыва давались мне, естественно, тяжело, но я старалась об этом не думать. А находить как можно больше позитивных моментов. Тем более что я сильно ориентировалась на свое самочувствие: какие-то тренировки делала облегченными, какие-то вообще пропускала. Старший тренер (Вольфганг Пихлер. — Прим. Е.В.) меня не дергал, не заставлял делать то, что я не хочу, прислушивался к тому, что я говорю о своем состоянии. Так что в этом отношении у нас была полная гармония.
— А не было обид, когда вас не поставили в состав смешанной эстафеты?
— Какие тут могут быть обиды? Ольга Вилухина заслужила это место гораздо в большей степени, чем я. К тому же ее обязательно нужно было попробовать в эстафете. Это прежде всего в интересах команды.
— Вы так долго не могли выбраться из полосы неудач, столько раз были на грани того, чтобы вообще бросить биатлон, так мучительно шли к этому чемпионату мира. И совершенно не волновались в ожидании старта? Не верю!
— Но это действительно так. Я и сама не могла понять, что со мной происходит. За день до спринтерской гонки была спокойна до неприличия. Ну, думаю, утром проснусь — и начнется мандраж как обычно. Проснулась, прислушалась к себе — состояние прежнее. Даже у Яны Романовой, с которой мы живем в одном гостиничном номере, спросила: «Слушай, это нормально, когда мандража вообще нет? Может, это первый признак того, что я умираю?»
Правда, когда мы начали смотреть по телевизору, как бегут спринтерскую дистанцию мальчики, волнение все-таки проклюнулось, мы, можно сказать, взбодрились.
— Вас психологически не придавили результаты той мужской гонки?
— Было, конечно, немного обидно за наших ребят: весь сезон они выступали хорошо, а тут все настолько не заладилось… Причем по непонятным причинам. Но я недолго об этом думала. Нужно было концентрироваться на своем выступлении.
— Можно ли сказать, что ваше минутное с небольшим отставание на финише спринтерской дистанции от Магдалены Нойнер стало следствием чрезмерной осторожности на трассе? Или все-таки в той гонке не лучшим образом скользили лыжи?
— Скорее это следствие всего предыдущего сезона, где я порой проигрывала соперницам гораздо больше. Я пока не готова соревноваться на тех скоростях, на которых идет борьба за медали. Так что эта проигранная в спринте минута меня не удивила. Более того, была абсолютно закономерна. Перед спринтом я поставила себе задачу бороться за то, чтобы попасть в число первых 15 человек. Подумала еще, что в идеале хорошо бы зацепиться за десятку.
— Если брать спринтерскую гонку в целом, что-нибудь вас в ней удивило?
— Моя собственная стрельба. Если я и волновалась до старта, то только за нее. Функционально чувствовала себя хорошо: не стопроцентно готовой к выступлению, но достаточно свежей. А вот от стрельбы ожидала чего угодно. Поэтому и была приятно удивлена.
Немножко расстроил последний круг. Все-таки на нем я функционально подсела, и терпеть стало совсем сложно.
— А когда стреляли на втором рубеже, какие-нибудь отвлеченные мысли в голове проскакивали?
— Вы знаете, да. Если вы обратили внимание, я закрыла сначала первые три мишени, потом пятую и только после этого — четвертую.
— Не просто заметила, но успела подумать, глядя на пропущенный черный кружок, что свой штрафной круг вы все-таки поймали.
— Дело в том, что на всех последних тренировках я упорно мазала последний выстрел. И Павел Александрович (Ростовцев. — Прим. Е.В.) посоветовал мне стрелять именно в таком порядке, чтобы разгрузить голову от привычных действий. Я успела попробовать это на тренировках всего три или четыре раза — слишком мало, чтобы менять привычную тактику на соревнованиях. Во всяком случае, я не собиралась это делать. Но уже встав на рубеж и изготовившись к первому выстрелу, вдруг подумала: «А почему нет?» И все в итоге получилось.
— А что случилось в гонке преследования? Главный тренер российской сборной Валерий Польховский выразил предположение, что вы слишком сильно «завелись» на второй стрельбе лежа, куда пришли одновременно с Ольгой Вилухиной.
— Возможно. Как-то совершенно невовремя дернулась и тут же получила два промаха.
— А следом не удержались на ногах на том же спуске, где в мужской спринтерской гонке упал Евгений Устюгов?
— Нет, спуск был другим. Организаторы, надо отдать им должное, прикладывают колоссальные усилия к тому, чтобы поддерживать трассу в максимально хорошем состоянии, каждый день тщательно выравнивают ее, но лучше бы они оставляли на спусках все как есть. Тогда по крайней мере было бы видно, где именно снег укатан до состояния льда. Я видела, что Оля Вилухина пошла на спуск по левому краю, сама взяла правее, чтобы пройти его по широкой дуге, и тут же почувствовала, что мои лыжи из-под меня вылетают. Хорошо, что не сильно ударилась при этом, обошлось без травм.
— Отвлекаясь от неудачного результата, как оцениваете саму себя по сравнению с прошлым сезоном?
— Не могу сказать, что в технике что-то качественно изменилось. Мы работали летом над всеми аспектами, но наибольшие усилия прилагали к тому, чтобы улучшить мое функциональное состояние. К сожалению, это не совсем получилось, но я не вижу в этом ничего страшного. Мне нравится работать с Вольфгангом Пихлером, я ему верю. И верю в то, что все будет хорошо. Нельзя же в самом деле всерьез рассчитывать на то, что новый человек придет в команду и за полгода совершит чудо.
— Сейчас модно говорить о том, что Пихлер слишком перегрузил команду работой. Согласны?
— В какой-то степени мы действительно не успели все переварить. Но это, повторяю, не повод кидаться в крайности в оценках. Я много консультировалась по ходу сезона со своим личным тренером Валерием Захаровым, он, кстати, собирался после чемпионата подробно обсудить с Пихлером мою дальнейшую подготовку — подсказать ему какие-то детали, связанные с особенностями моего организма.
Я сама отчасти виновата в своем состоянии. Тренировалась как сумасшедшая, вообще не жалея себя и не делая передышки. Вот меня в Осло и накрыло: как можно было проиграть в той гонке пять минут, я до сих пор не понимаю. И была тогда в полном шоке — вообще хотела все бросить. Сейчас все это вспоминается с улыбкой. Если я о чем и думаю, так это о том, что в биатлоне немало спортсменок, проходивших на протяжении своей карьеры ничуть не меньшие испытания, чем я. Так что все у меня будет нормально. Я уверена в этом.
Елена Вайцеховская,
«Спорт-Экспресс»
