— Вы наверняка следите за выступлениями сборной. То, что там сейчас такое количество групп и тренеров, это хорошо?
— Большое количество групп — это нормально. Я сама в одной из таких групп тренировалась — в экспериментальной команде. Это подстегивало и основную команду, да и мы тянулись изо всех сил. Другой вопрос, что при большом количестве тренеров бывает крайне трудно избежать распрей между ними в тот момент, когда начинается определение составов. Все пытаются проталкивать своих.
Применять принцип отбора по какому-то одному старту в биатлоне не всегда получается. По нескольким — спортсмен тоже может устать. Но если наши тренеры сумеют в этом отношении работать сплоченно, возможно, получится неплохо.
— Вам, как профессионалу, понятно, что сейчас происходит в женской сборной? Почему нет более высоких результатов, например?
— Я ведь могу рассуждать только о том, что знаю. Например, мне хорошо известно, как работала в предсезонный период все предыдущие годы Ольга Зайцева. Поэтому я могу прогнозировать, как и когда она будет прибавлять. Сейчас она только набирает скорость, и это нормально, потому что перед Ольгой не стоит задачи показать сиюминутный результат.
Мы всегда, если вспомнить, использовали первые два этапа Кубка мира, как разгон. Думаю, что и Зайцева станет набирать скорость с каждым очередным стартом. Ну а по мере роста физической формы будет стабилизироваться и стрельба.
В отношении остальных девочек у меня большой информации нет. Но к третьему этапу, который в этом году будет в Анси, должно стать понятно, кто на что готов. Мне кажется, что решения насчет олимпийского состава тренеры будут принимать именно там. Дальше пойдет индивидуальная подводка каждой из спортсменок к пику формы.
— Если бы главным тренером команды были вы, кого поставили бы в эстафету?
— Понятно, что не обойтись без Зайцевой. Хотелось бы понять, в каком состоянии Ольга Вилухина. Прошлый сезон показал, что она — одна из немногих спортсменок, способных прилично прибавить на последнем круге. Мне, во всяком случае, это очень понравилось. Точно так же меня привлекают скоростные качества Иры Старых. А вот по четвертому человеку ничего не скажу. Катя Юрьева? Не знаю, насколько хорошо она способна работать в горах. Скорости у нее пока нет. Катя Глазырина? Тоже непонятно, успеет ли отойти от летних нагрузок…
— В Светлану Слепцову вы, получается, не верите вообще?
— Если честно, не верю. Когда у спортсмена есть психологические проблемы, а о них, применительно к Слепцовой, я слышу постоянно, бывает очень сложно через них перешагнуть. Это надо так безжалостно себя скрутить, с такой силой наступить себе на горло…
— Вам приходилось этим заниматься?
— Да. Я ломала себя в сентябре 2005-го. Тренировалась тогда с высокой температурой, на антибиотиках, а когда попросила тренеров, чтобы меня отпустили со сбора на неделю раньше и дали возможность вылечиться, то получила отказ. Именно тогда я решила, что либо выдержу все это — любой ценой, либо меня сама жизнь выбросит из этой гонки. В санаторий я все-таки после того сбора ненадолго поехала, хотя это тоже вызвало определенное недовольство.
— То есть чувство самосохранения у вас все же присутствовало?
— Если бы это чувство у меня тогда было, я бы, наверное, не довела сбор до конца. Это был именно сознательный настрой на то, чтобы выжать из себя максимум возможного. Вопреки здравому смыслу в том числе. А для этого нужно было быть здоровой.
Что касается Светы, ей просто нужно все забыть. То, что она — Слепцова, какие-то прежние взлеты. Понять и принять то, что у нее нет никаких привилегий. А есть общие условия, одна команда, одна Олимпиада. И очень жесткие требования.
Если она сумеет все это принять, еще есть шанс побороться за место в команде. Но это должна решить именно она сама.
— В Остерсунде из-за урагана отменили два последних старта, причем женщины успели пройти три огневых рубежа. Не кажется ли вам более правильным в таких погодных условиях как можно быстрее расстрелять обойму себе под ноги и уйти на штрафные круги, как это однажды сделал четырехкратный олимпийский чемпион Александр Тихонов?
— Не думаю, что при нынешних скоростях это реально. Имею в виду и скорость передвижения по кругу, и затраты времени на стрельбу. В свое время я стреляла лежа за 40 секунд, и это считалось невероятно высоким показателем. Сейчас же если спортсмен лежит 40 секунд, его впору подгонять пинками.
— После Олимпийских игр в Турине вы сказали в одном из интервью, что заранее просчитали свою победу в индивидуальной гонке. Что имели в виду?
— Я готовилась к тем Играм по достаточно сложной схеме: много работала с личным тренером, но периодически, когда это было нужно, присоединялась к сборной и работала вместе с командой. Моим личным тренером тогда был Валентин Николаевич Задонский, и он перед каждой тренировкой, да и после нее повторял: «Думай головой. Просчитывай каждый свой шаг и анализируй каждый свой результат».
По ходу тренировки Задонский мог спросить, зачем я делаю то или иное упражнение. Как именно я его собираюсь выполнять, чего хочу добиться, устала ли, и если да — то до какой степени. Интересовался, как я сама хотела бы провести эту тренировку, то есть каждую секунду заставлял меня анализировать ситуацию.
— В том же интервью вы заметили, что в сборной команде никто такому не учит.
— Этому действительно никто нас не учил и не думаю, что учат сейчас. Задача тренера сводилась к тому, чтобы дать нагрузку, а нашей задачей было эту нагрузку выполнить. Естественно, тренеры были заинтересованы в том, чтобы их указания выполнялись как можно лучше, но при этом никто из них никогда не стремился влезть к спортсмену в душу, понять, что происходит с человеком с психологической точки зрения. Прошла тренировка, галочка в журнале поставлена — и все.
Так вот, в тот год, незадолго до Игр, в Осрбли проводилась индивидуальная гонка. Это был уже третий этап Кубка мира, и все мысли, естественно, были об Олимпиаде.
— А что вы тогда, кстати, думали об Играх?
— Что это — мой последний шанс выиграть. Что другого не будет уже никогда в жизни. Я тогда перелопатила все свои записи в тренировочных дневниках, которые вела много лет, постоянно думала о том, как и что можно улучшить. Поэтому к гонке в Осрбли заранее относилась как к возможности спланировать свое олимпийское выступление.
Понятно, что в биатлоне это очень непросто: слишком сильно результат в нашем виде спорта зависит от внешних факторов. Тем не менее я старалась предусмотреть все, что только можно.
Первые два рубежа прошла с «нулем» и, помню, прямо на лыжне подумала о том, что при таком раскладе чисто проходить каждый следующий рубеж становится сложнее. Особенно четвертый, когда накапливается усталость. Собственно, я и до этого понимала, что пройти с «нулями» все четыре рубежа на Олимпиаде не смогу даже психологически. Особенно в том случае, если закрою все мишени на первых трех. Это же действительно очень непросто — понимать, что идешь на медаль, и не думать об этом, не осторожничать, не зацеливаться. А как только начинаешь зацеливаться — тут же ломается техника стрельбы.
В Осрбли я промахнулась на третьем рубеже — и, знаете, до сих пор помню, какое вдруг испытала облегчение. Тот промах психологически как бы «обнулил» для меня результат первой половины гонки. Снял напряжение.
Ощущения были настолько яркими, что я даже подумала: если на Олимпиаде вдруг начну закрывать все мишени подряд, значит, на третьем рубеже мне нужно намеренно промахнуться.
— Никогда не поверю, что спортсмен вашего класса способен заставить себя промахнуться намеренно, выступая на Олимпийских играх.
— Мне, наверное, просто повезло: первые два рубежа в Турине я прошла чисто, чувствовала, что держу достаточно хорошую скорость, хотя и понимала, что сильно прибавить ходом уже не смогу. И тут случается промах на третьей стрельбе!
Не поверите, я обрадовалась. Меня тут же, как и в Осрбли, мгновенно отпустило внутренне. Когда пришла на заключительную стрельбу, вообще ни о чем не беспокоилась и ни о чем не думала. Все было до такой степени буднично — как на тренировке. Встала, отстреляла и ушла на последний круг.
— Вы часто вспоминаете те Игры?
— Первое время постоянно спрашивала себя: ну почему все то, о чем я вам сейчас рассказываю, дошло до меня только в последний год выступлений? Почему до этого мне не приходило в голову брать на себя какие-то решения? Почему вообще ты начинаешь понимать в спорте какие-то вещи, когда спортивная жизнь, по большому счету, заканчивается?
Это я к тому, что чем раньше спортсмен начинает думать о том, что и зачем он делает, тем выше шанс реализовать себя.
Елена Вайцеховская,
«Спорт-Экспресс»
