Довелось мне позавчера впервые попасть на очередное заседание суда над Юрием Ласточкиным.
Суд был посвящён весьма формальному поводу – продлению содержания под стражей на 12 дней – с 13 по 25 октября. 25 октября исполнится ровно год, как мэр города Рыбинска содержится под стражей, и после этого право продлевать арест перейдёт в ведение вышестоящей инстанции — Мосгорсуда.
Если честно, я нисколько не удивился выступлениям на суде следователя и прокурора – они словно под копирку рассказали об «интенсивном» расследовании, о каких-то не готовых пока важных экспертизах, прокурор напомнил, что дело, инкриминируемое Ю.Ласточкину (получение взятки) – особой тяжести, и что по этой статье предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок до 15 лет. Прокурор и следователь объяснили судье, что Ласточкина ни в коем случае нельзя выпускать до окончания следствия на свободу.
Не удивили меня и адвокаты, говорившие о том, что следствие по непонятным причинам затягивается, что за год все мыслимые и немыслимые экспертизы уже давным-давно можно было бы провести, что Юрий Ласточкин не является опасным преступником, и ему, по их мнению, вполне можно изменить меру пресечения на денежный залог или домашний арест…
Удивил меня… Ласточкин. Его выступление, длившееся минут 10, было очень эмоциональным. Нас предупредили о невозможности съёмки и аудиозаписи во время заседания и я, как законопослушный человек, никаких записей и не делал, поэтому перескажу, что запомнил из этого выступления. Ласточкин говорил о том, что знает имя заказчика его посадки, говорил о 100-процентной коррупции в ярославских правоохранительных органах, говорил о многочисленных аналогичных заказных делах и о том, что ни о чём не будет молчать и всё расскажет на суде и назовёт всех поименно. Объяснил он и причину своего заключения: газета «Ведомости» привлекала его время от времени в качестве эксперта при написании статей на авиационные темы, и после публикации очередной из его реплик (не этой ли?) в газету позвонили и сказали, что их чаша терпения переполнилась, и если они там, в «Ведомостях», не перестанут давать возможность Ласточкину высказываться, то они вынуждены будут сами «зашить ему рот».
Он рассказал судье, что всю свою жизнь строил авиационные двигатели и самолёты, и что он — один из лучших специалистов в стране в этой области. Так вот, заметил Ласточкин, обращаясь к судье, – я точно знаю, что в стране, где такой зашкаливающий уровень коррупции, где шьётся столько заказных дел, невозможно делать конкурентоспособные двигатели и самолёты. Подозреваю, что точно так же невозможно делать в такой стране и конкурентоспособные автомобили, станки, компьютеры, телефоны, системы управления, корабли и многое другое, он говорил о серьёзнейшем кризисе, в котором находится, по его мнению, Россия… Он говорил судье, что ждёт суда, на котором сумеет расставить все точки над «i».
Он признался, что понимает: сегодня, здесь, в зале суда, никто ничего не решает, что его судьбу определили совсем другие люди, и что ему пока сидеть и дальше, что никакого освобождения под залог или заключения под домашний арест ему не видать, и что после этого суда его снова ждёт милицейский автозак и «Матросская тишина»…
Я внимательно смотрел на судью, которой были адресованы эти слова. Я пытался понять – хоть что-то из этих слов её цепляет, куда-нибудь там падает – туда, где, возможно, эти слова Ласточкина оставили бы какие-то отметины, зазубрины, породили какое-то беспокойство? Нет, лицо судьи было непроницаемым, как маска… Наверное, именно таким и должно быть лицо независимого и беспристрастного судьи, правда?
Итог заседания был прогнозируем – Ласточкину снова продлили срок заключения под стражей – на этот раз до 25 октября.
* * *
После суда мы с Андреем Кондрашовым подошли к адвокату Юрия Ласточкина Рубену Маркарьяну. Я спросил адвоката, не считает ли он поведение Ласточкина на суде иррациональным, неправильным, вызывающим? Понятно ведь, что этому судье бессмысленно, тем более так эмоционально, рассказывать о коррупции в российских правоохранительных органах и плохо летающих из-за этой коррупции самолётах.
Рубен посмотрел на меня испытующе, помолчал и потом заметил, пожав плечами:
— Но вы же видите — он сильный парень, он не может молчать…
Андрей Кондрашов спросил его – имело ли хоть какое-то значение открытое письмо в защиту Ласточкина, подписанное известными спортсменами, тренерами и международными спортивными чиновниками? Рубен ответил:
— Видите ли, инициаторы такого рода дел не любят шума, они предпочитают, чтобы такие процессы проходили в условиях тишины. Так что любая публичность тут не может быть лишней.
Я спросил его о том, сколько ещё максимально могут продержать Ласточкина под стражей. Рубен ответил:
— По закону максимум – 18 месяцев.
— А что через 18 месяцев?
— Суд.
— И суд нельзя будет отложить, продлить содержание под стражей на 24, 36 или 48 месяцев?
— По закону – нельзя. Если следовать букве закона, не позднее чем через 18 месяцев суд должен непременно состояться. А как будет – увидим.
* * *
А теперь о личном впечатлении от этого суда. Если честно, я не понимаю Ласточкина. Я знаю его как фантастически деятельного, креативного, способного совершать настоящие чудеса человека и… Я всё равно его не по-ни-ма-ю! Он говорит о 100-процентной коррупции в ярославских правоохранительных органах. А он что, верит в то, что в других областях России она является 50-процентной? Он говорит о том, что этот суд ничего не решает — сколько держать его под стражей, решают совсем другие люди в других кабинетах, и при этом всё-таки надеется на справедливый суд через полгода в Рыбинске (по закону суд должен будет состояться по месту произошедшего)? Он и вправду верит в справедливость этого будущего рыбинского суда? Люди, недовольные его высказываниями в прессе о судьбе авиационной промышленности России, предлагали ему (естественно, через посредников) ещё до дела о взятке отказаться от мэрской должности и уйти из публичной политики, и тогда никакого дела вообще не возникло бы – он отказался. Уже сейчас, когда он находится под следствием и отсидел в тюрьме без малого год, ему, как он говорит, предлагают более жёсткий, но всё ещё относительно гуманный вариант выхода из этой истории: признаться в получении взятки, получить четыре года условно и оказаться в тот же день на свободе, а там… Да хоть бы даже и «…Прощай, немытая Россия…»
Он отказывается, он обличает, он хочет добиться справедливости, он хочет восстановить своё доброе имя. В нынешней России, при нынешних реалиях?!! У меня не укладывается это в голове…
Я задаю себе очень трудный для меня вопрос – а как поступил бы я на его месте? Согласился бы с получением этой взятки, получил условный срок и уехал? Или продолжал гнить в тюрьме, пока там, где-то наверху, кто-то не посчитает, что воспитательный процесс слишком много позволяющего себе говорить бывшего гендиректора НПО «Сатурн» прошёл-таки успешно и человека можно выпустить?
У меня нет ответа на этот вопрос. Но, похоже, этот ответ есть у него. И от понимания того, каков этот ответ, на душе становится холодно, нехорошо. Сколько они ему ещё отмерили? И сумеет ли он хоть когда-нибудь оттуда выбраться, если будет продолжать бороться за своё честное имя?
Юрий Ласточкин в зале суда.
