Расценивать помощников главного тренера как самостоятельных специалистов, которые начинают управлять процессом от и до, сложновато. Об этом в интервью RT рассказал Сергей Устюгов. По его словам, он не обижался на Егора Сорина за требовательность, хотя поначалу негодовал. Олимпийский чемпион в эстафете вспомнил, как Евгений Дементьев отговаривал его от самостоятельной работы, рассказал, почему ему нравится соперничать с Александром Большуновым, и объяснил, из-за чего упал в скиатлоне на чемпионате России в Тюмени.
— Когда я только собиралась в Тюмень, группа ваших преданных болельщиц попросила подойти к вам, крепко обнять от их имени и сказать: «Серёженька, пожалуйста, не уходите…»
— Так я и не ухожу. Понятно, что все спортсмены когда-то заканчивают, это неизбежно, но мне сейчас и уходить-то некуда. А если некуда, то в чём смысл — заканчивать? Как готовился к сезону в этом году, так ещё лет пять, наверное, могу готовиться.
— До Олимпиады в Пекине вы большей частью на здоровье жаловались.
— Нет, ну проблемы-то есть, ту нагрузку, какая практикуется в сборной команде, я уже не вывезу. Там ведь постоянно за кем-то гонишься. Совсем другое дело, когда тренируешься один, выполняешь интервалы в своём режиме, ориентируешься исключительно на своё самочувствие.
— Но ведь то же самое вы могли делать, оставаясь в сборной?
— Не совсем так. В команде кто-то один встал утром в превосходном состоянии, соответственно, он работает на своём максимуме. И ты хочешь не хочешь, а ведёшь себя как на соревнованиях: закусываешься — и погнал. В одиночку всегда работаешь мягче.
— Но ведь есть и другая сторона. У всех бывают дни, когда не хочется вставать, надевать форму, идти на зарядку, не хочется, не хочется, не хочется… Чужой пример в этом случае неизменно подстёгивает.
— Это в более молодом возрасте, наверное, случается, когда ещё не пришло осознание, для чего и как ты работаешь. Я же чётко понимаю, что моя работа нужна прежде всего мне самому. Например, я могу выйти на тренировку не в девять часов утра, а в 11. Точно так же по собственному графику решаю, когда пообедать, когда отдохнуть. Не приходится ни под кого подстраиваться.
Когда летом мы начинали работать с Егором Сориным в Малиновке, меня больше всего раздражали вопросы типа «Что ты выходишь так поздно?» Но в чём был смысл торопиться? Особенно когда у Егора тренировка по плану занимает два часа, а у меня — час? Закончить раньше и сидеть лишний час, ждать, когда обед будет? Не видел в этом смысла, если честно.
— На самом деле этот момент удивил меня больше всего. Уж с кем с кем, но не найти общий язык с Сориным, рядом с которым вы провели столько времени, тренируясь у Маркуса Крамера, надо было постараться.
— Дело в том, что Егор у Маркуса долгое время был помощником. Расценивать помощников как самостоятельных специалистов, которые начинают управлять процессом от и до, для меня, честно говоря, сложновато. Возможно, проблема наших взаимоотношений заключалась как раз в том, что мы с самого начала не обговорили все эти моменты.
— Ваше последующее тренировочное рвение было продиктовано желанием доказать Сорину, что он был не совсем прав, пытаясь подстроить вас под общий режим?
— Я не обижался на Егора, но определённое негодование внутри присутствовало. Особенно в первый месяц самостоятельной работы. Меня мало кто понимал, когда я принял решение уйти и работать самостоятельно. Многие пытались отговаривать. Помню, позвонил Женя Дементьев, и в какой-то момент нашего разговора я ему сказал: «Если ты сейчас в течение ближайших десяти минут не прекратишь меня уговаривать оставить всё как есть, наши отношения могут сильно подпортиться». В итоге мы проговорили час, и для себя я понял, что всё сделал правильно.
— Желание «доказать» хоть в какой-то степени было связано с олимпийской эстафетой?
— Нет. Как говорится, это было давно и неправда. Я вообще после Олимпиады почти закончил с тренировками. Набрал вес, весил 92 кг и совершенно не планировал продолжать работу, тем более с первого сбора. Помню, ходил по Малиновке, смотрел по сторонам и думал: который год одно и то же. И что, снова надо впрягаться и пахать целый год? Зачем, когда можно отработать по максимуму концовку сезона?
— И подготовиться к чемпионату России?
— Ну да. На это себя и настраивал на самом деле. Быстро скинул вес, очень понравились все сборы. Раньше-то мы большей частью не в России готовились. А в этом случае довольно сложно получить представление о том, что на самом деле происходит в стране в лыжном спорте.
— Я бы сказала, что, соприкасаясь с российской лыжной действительностью, можно гораздо острее почувствовать собственную значимость.
— Соглашусь. Я в этом году покатался по детским соревнованиям, съездил на «Сыктывкарскую лыжню», да и на сборе там был как раз в тот период, когда в Сыктывкаре проводились детские соревнования. Даже подумал, помнится, что неправильно, когда сборная готовится в местах, где нет детей. Это круто на самом деле — общаться с ними, видеть их реакцию. Со мной детишки даже делали какие-то интервалы, пытались зацепиться. Да и у них есть что подсмотреть, позаимствовать. Вспомнить какие-то упражнения, которые когда-то делал сам.
— Что даётся вам сейчас наиболее тяжело: необходимость мотивировать себя на тренировочную работу, уезжать из семьи или банально держать вес?
— За весом я сейчас вообще не слежу. Когда на подходе главный старт, килограммы сами горят в ходе гонок. Что касается остального… На самом деле, всё сложно из того, что вы перечислили. Просто сейчас это воспринимается, как некая рабочая текучка.
После «Чемпионских высот» я довольно быстро понял, что, если хочу как следует пробежать на чемпионате России, мне нужно как можно быстрее уехать из дома, чтобы в тренировках не было пробела. Я бы с удовольствием подольше побыл с семьёй, но, когда вернулся из Малиновки, немного простыл и одну тренировку даже выполнял, не выходя на улицу — тянул тренажёр.
Плюс ко всему в Екатеринбурге не нашлось хорошего круга классической лыжни. Поэтому я и принял решение приехать в Тюмень пораньше. Лена тоже хотела со мной поехать, но я сразу предупредил, что в этом случае ей с детьми придётся жить не на стадионе, а в городе, куда я не смогу даже лишний раз выбраться. Тем более что дети требуют довольно много внимания: с ними и поиграть нужно, и поболтать, а это не всегда ложится в режим.
— Прекрасно вас понимаю. Более того, знаю примеры, когда присутствие детей на сборах реально не позволяло их родителям тренироваться в полную силу.
— Я, помимо всего прочего, очень чутко на всё реагирую. Если ребёнок вдруг ночью закашлял, сразу вскакиваю. Здесь ещё получилось так, что, начиная с «Чемпионских высот», я очень тщательно следил за тем, чтобы не заболеть. Даже Лену спрашивал, когда звонил из Малиновки: «Дома никто не болеет?» Приехал, и в тот же день у нас заболел Мишка. Следующий день я ещё покатался, а потом по самочувствию понял, что всё-таки тоже зацепил вирус. К счастью, некритично.
— Ваши первые выступления в Тюмени наводили на мысль, что хоть сейчас можно на Олимпиаду.
— Это лишь видимость. Просто всё лето я реально тренировался ради того, чтобы хорошо выступить на чемпионате России. Не вторые — третьи места занимать, в смысле. Был очень доволен тем, что выиграл спринт. В скиатлоне тоже могло быть интересно, если бы не падение. Но даже в этом случае ничего страшного не произошло. Всё было в борьбе.
— В Тюмени до такой степени скользкая лыжня или вы просто на какой-то момент потеряли концентрацию?
— Вам правду рассказать?
— Естественно.
— Одна моя хорошая знакомая из вашего же вида спорта как-то сказала, что очень сложно заставлять себя тренироваться, когда внутри всё сломано.
— Вы про Пхёнчхан?
— Ну почему? На Играх в Сочи вам тоже досталось. Если бы не падение в финале личного спринта, всё, согласитесь, могло бы сложиться совсем по-другому.
— В Сочи я был молодой, зелёный. Сказал бы, что это даже хорошо, что там всё так произошло. Взял бы там медаль — не исключено, что на этом и закончил бы с лыжами. Просто в Сочи я был одним из самых молодых, а вот если бы поехал в Пхёнчхан, оказался бы там одним из самых старых.
— Как выкарабкиваться из ощущения, что у тебя в одночасье рухнула вся жизнь? Рассчитывать на то, что время лечит?
— Мне кажется, должна быть прежде всего поддержка семьи. Не жалость, а такой пинок: «Чего нюни развесил? Давай, ты сможешь!» Лена у меня в этом плане очень чёткий человек. На все мои «не могу», «не хочу», «устал» реагирует спокойно: «Устал? Отдохни — и погнал дальше».
— Когда всё идёт совсем не так, как хочется, поддержку ищете в семье?
— Предпочитаю пойти на тренировку. Погулять, покататься, музыку послушать. Многие отмечают, даже любители, что зачастую все проблемы, которым не можешь найти решение, решаются на пробежке.
— Наш бывший биатлонный олигарх Михаил Прохоров в своё время мне сказал: «Если эмоции выходят из-под контроля, я бегу километров 10 или 15, чтобы эти эмоции погасить».
— Так и есть. Физическая нагрузка вообще помогает по-другому взглянуть на многие вещи.
— Лыжные гонки для вас сейчас — это удовольствие или исключительно заработок?
— И заработок тоже. Я говорил в начале сезона, что он станет последним только в том случае, если я чётко буду знать, куда уходить. Поскольку никаких предложений не поступало, решил, что могу попробовать продлить собственную спортивную карьеру. Просто сейчас реально не хочу ничего загадывать. Здоровье уже не то, что было в юности. В этом году, например, внезапно возникли проблемы с давлением. Тренировался очень хорошо что на лыжне, что в зале. И тут — раз, такой щелчок по носу. А хочется ведь не только на соревнованиях бегать, но и до внуков дожить.
— Предложений какого рода вы ждёте? И от кого?
— На самом деле пока не думал на эту тему. Сейчас я гораздо больше думаю о том, как правильно вступить в следующий сезон.
— Но это точно не работа в сборной?
— Думаю, нет. Всё-таки постоянные разъезды — это слишком для меня тяжело. Дети растут, родители стареют, и всё это как-то быстро происходит. Поэтому хотелось бы побольше времени проводить с семьёй. Да и вообще в моих планах когда-то было бегать до 30 лет. А мне скоро уже 31.
— После 30 лишние пять лет роли точно не играют.
— Только недавно разговаривал на эту тему с Машей Гущиной, она мне сказала приблизительно то же самое. Но как подумаю, что впереди ещё пять лет пахоты…Это хорошо лишь тогда, когда всё идёт гладко. Не случается никаких травм, никаких проблем со здоровьем. Существуют же ещё домашние бытовые проблемы. Решать их, находясь на сборах, не так просто. Это в сборной мы как на курорте: тебя кормят, поят, обстирывают, гостиничный номер убирают, всё для тренировок бесплатно предоставляют. Единственное, что в этой схеме остаётся сделать спортсмену, — это не опоздать на самолёт.
— Вы, знаю, не сразу приняли решение бежать «марафон» в Тюмени.
— Не совсем так. Я сразу решил, что обязательно приму участие в гонке на 50 км, если не возникнет никаких форс-мажоров.
— Десятый результат в разделке на 15 км форс-мажором не стал?
— Теоретически там было реально побороться за топ-5 даже на тех же самых лыжах.
— А что было не так с лыжами?
— Подвстали, причём не у меня одного. Это даже поводом для разбирательства послужило. Может быть, грязи набрали, может быть, сервис со смазкой не угадал. Я на финише сначала был очень расстроен, потом поговорил с ребятами, которые финишировали после, и понял, что лыжи у всех оказались не ахти. Просто я впереди бежал. До гонки настроил себя, что начну максимально быстро, увижу спину Большунова и буду терпеть до последнего, как никогда раньше. Ну а когда прошёл первый круг, понял, что лучше сэкономить силы на заключительный старт. Не скажу, что остаток дистанции я совсем гулял, но и не упирался.
— Сложно заставлять себя терпеть, когда головой понимаешь, что гонка проиграна?
— Ну так я на той пятнашке и не терпел. Когда пришёл в отель, написал Крамеру всё как есть. Что хотел поймать спину Большунова, но быстро понял: скольжение не позволяет — и решил не бороться.
— И что Маркус?
— Ответил, что я всё сделал правильно. Что здоровье на данном этапе гораздо важнее.
— Когда вы успели настолько хорошо выучить английский?
— Не скажу, что хорошо. Отчасти Маркус понимает русские слова, я в той же степени понимаю английские и немецкие, но, когда мы обсуждаем что-то серьёзное, я просто загружаю сообщения в переводчик. Это получается эффективнее, чем разговаривать по видеосвязи. К тому же после тяжёлых тренировок голова совсем не воспринимает иностранную речь.
— После того как вы ушли из сборной, с лыжами не стало больше проблем?
— Да нет. С командой я продолжаю общаться очень хорошо, с ребятами из сервиса тоже, словно и не уходил никуда. Соответственно, мне всегда идут навстречу. В Чусовом мне готовила лыжи сервис-команда ХМАО, в Кирово-Чепецке тоже. В сборной с тем же Женькой Уфтиковым мы работаем много лет, так что никаких проблем в этом плане не возникает. Перед «Чемпионскими высотами» я сразу сказал, что хочу готовить лыжи вместе со всеми, чтобы бежать на одной смазке. Мне было это важно.
— Насколько принципиальным было для вас намерение выиграть в Тюмени «полтинник»?
— Будь иначе, я вообще не стал бы выходить на старт. Понимал, что будет тяжело. И заранее говорил себе, что, если не получится выиграть, значит, надо отнестись к этому как к хорошей тренировке. На Олимпийских играх в Пекине перед скиатлоном, помню, пришёл к Крамеру и сказал, что мне, наверное, не стоит бежать эту дистанцию. Потому что если я почувствую, что не способен бороться за тройку, то пойду пешком. Сейчас та же самая ситуация. Если не бороться за подиум, зачем вообще стартовать? Был я, допустим, на Играх в Сочи пятым в финале личного спринта. Ну и кому было нужно это пятое место? Мне оно точно душу никак не греет. К чемпионату России я отношусь точно так же. Я приехал в Тюмень бороться за медали.
— Знаю, что в своё время на Александра Попова в плавании, как и на Александра Карелина в борьбе, смотрели как на людей, которые одним фактом своего присутствия убили целое поколение соперников. Можно сказать подобное об Александре Большунове?
— Наоборот, это большой плюс, что он есть. В российских лыжных гонках всегда присутствовал сильный лидер. Был Дементьев в 2006 году, Никита Крюков и Саша Панжинский — в 2010-м, Саня Легков и Макс Вылегжанин — в 2014-м.
Большунов, считайте, бегает на высоком уровне на протяжении последних пяти лет, я же завоевал свою первую медаль взрослого чемпионата мира в 2013-м, а через три года уже завоёвывал медали на туре Канады и «Тур де Ски». Получается, бегаю на этом уровне уже десять лет, да ещё и с Саней зарубаюсь. Классно же.
— Спина Большунова вам ночами не снится?
— Нет. А почему должна? Я понимаю, что выдержать весь сезон, бегая с ним на равных, в силу объективных причин я уже вряд ли способен. А подготовиться к каким-то отдельным гонкам — вполне. Что я, собственно, в этом году и показал. Это и есть самое главное — почувствовать, что я ещё много чего могу.
