Эксклюзивное интервью ИА «Амител» дал алтайский биатлонист, Олимпийский чемпион 1994-го года Сергей Тарасов.
«Впервые здороваюсь за руку с Олимпийским чемпионом». И как же так удачно сложилось, что эта фраза пришла мне в голову ровно в тот момент, когда мы с ним встретились? Как нельзя кстати. В его карьере было все. Таких поворотов судьбы, как у Сергея Петровича, искать и искать – и не факт что найдешь. Был путь от простого сельского паренька до главной команды страны.
Между ними прошло всего два года. Такое не придумают даже лучшие кинорежиссеры. Но жизнь – лучший драматург, как однажды гениально высказался телекомментатор Роман Скворцов.
В итоге, получился не просто разговор с олимпийским чемпионом. Мы ведь обожаем критиковать наших спортсменов, считать их бездельниками, получающих миллионы. А параллельно – восхвалять зарубежных звезд, возводя их в герои.
Вот почему очень хочется, чтобы, прочитав этот текст, в сознании таких людей что-то перевернулось. Тогда они уже иначе будут смотреть на тех, кто по́том и кровью, а иногда и ценой жизни, зарабатывает славу российскому спорту. И героями будут считать прежде всего своих.
Про то, что вы прочитаете ниже, с полным правом можно сказать: это – интервью с Героем.
– Новосибирцы говорят, что Сергей Тарасов – новосибирский биатлонист. В Алтайском крае говорят, что алтайский. А вы как считаете?
– (Смеется) Обычно бывает наоборот: когда сталкиваюсь с кем-нибудь в Новосибирске, мне говорят, что я алтайский. Я много выступал за новосибирцев, так что мне трудно сказать, какому региону больше обязан. Наверное, все-таки Алтаю. Я отсюда родом, здесь мои корни, и до сих пор считаю, что именно в Алтайском крае рождаются самые одаренные дети. Очень рад, что родился именно здесь, потому что получил здесь всю нашу родную энергетику, которая помогла мне стать Олимпийским чемпионом.
У нас здесь, в селе Староалейское, я начал заниматься биатлоном, встретил своего первого тренера Владимира Николаевича Сапрыкина. В большей степени благодаря ему я и полюбил биатлон. Вообще, в душе я игровик: до восьмого класса играл в футбол. А заниматься циклическими видами спорта желания никогда не было. И это просто стечение обстоятельств, что я попал в биатлон.
Что касается Новосибирска, то там я тоже прожил очень много времени: с 84-го года, с небольшими перерывами на период, когда забирали в армию. А с 91-го по 94-й года выступал за Алтайский край. И так получилось, что, когда завоевывал олимпийские медали в Лиллехаммере в 94-м, выступал и за Алтай, и за Новосибирскую область.
– Чем сейчас занимаетесь?
— Официально числюсь старшим тренером сборной Алтайского края. Но основной своей задачей считаю восстановление наших детских спортивных школ. В первую очередь – в тех районах края, которые славились своими спортсменами. Это Третьяковский, Змеиногорский, Бийский районы, откуда раньше постоянно выходили сильные биатлонисты. В силу различных обстоятельств работа в них не ведется на должном уровне. Но, конечно, вины тренеров в этом нет. Нужно понимать, что эта ситуация началась в 90-х с распадом Советского Союза, когда финансирование детских спортивных школ практически прекратилось. Мы потеряли очень много времени, только сейчас наш спорт начинает возрождаться. Наверху наконец-то поняли, что если не будем развивать детский спорт, то не будет развиваться и взрослый.
Думаю, что от нашей работы будет отдача. Конечно, сейчас все еще находится в зачаточном состоянии. Но, надеюсь, будем работать эффективно, районы раскачаем. Понравилось, как отнеслись к нашему предложению Змеиногорский, Заринский, Ребрихинский районы. Практически со всеми главами районов я встречался лично.
Правда, не все откликаются на наши предложения совместными усилиями развивать отделения биатлонной школы на местах. Когда будете писать, обязательно отметьте, что очень плохая обстановка сложилась в Чарышском районе. Хотели открыть пробное отделение нашей школы, потому что по проведенным недавно анализам самый чистый воздух в мире находится именно там! Однажды видел программу по телевидению, так там утверждалось, что в Сентелеке, это как раз в Чарышском районе, в два раза чище воздух, чем в самом чистом месте в Швейцарии.
Биатлон – это же циклический вид спорта. Чтобы заниматься им, прежде всего необходимо недюжинное здоровье. А без чистого воздуха полноценного развития детей не получится. Еще раз повторю, что если человек живет в деревне при чистом воздухе, то он с каждым днем будет крепнуть. В таких условиях гораздо легче вырастить спортсмена. Плюс здоровая пища – молоко, мясо, сало, картошка, все свежее. А в городе при такой-то загазованности человек не живет, а выживает. Да и соблазнов много: кока-кола, чипсы… Какое тут здоровое питание?
– Так что же случилось в Чарышском районе?
– Ситуация следующая. Нашли мы там тренера, затем летом провели встречу с главой района Александром Ездиным. Он к нашей идее отнесся положительно, сказал, что будет способствовать развитию нашего вида спорта. Но нашлись и другие люди – первый заместитель Сергей Хохлов. Мы просили, чтобы нашего тренера устроили в ДЮСШ на какую-нибудь небольшую ставку. Время шло, а вопрос так и не решался. А уже зимой люди, которые к Хохлову пришли, услышали в ответ от него отказ в очень грубой форме. Мол, идите вы все на три известные буквы со своим биатлоном. Мне эта ситуация абсолютно непонятна. Если будет возможность – задайте Хохлову вопрос, что именно он имел ввиду, когда разбрасывался такими словами? Может, он враг спорта? Или враг детей? Или враг здорового образа жизни?
К сожалению, такие люди нам встречаются регулярно. В Локтевском районе, например, после моей беседы с ребятишками директор местной школы ко мне подошла и спросила весьма недружелюбно: зачем вам все это нужно, зачем вообще вы сюда приехали? Я ей ответил, что своим вопросом она хоронит весь детский спорт. Ведь многие чиновники на местах такие вопросы задают и им прикрываются. Самим живется хорошо, а на детей внимание обращать не желают.
Тем не менее, мы на правильном пути. Маленькими шагами мы все это будем развивать.
– В Алтайском биатлоне видите спортсменов, способных дорасти до сборной?
– У нас уже сейчас есть такие люди. Сергей Неверов практически отобрался в юниорскую сборную на чемпионат мира. Иван Томилов тоже очень сильный. Однако у обоих очень большие проблемы со стрельбой. Для того, чтобы конкурировать с ведущими биатлонистами, этот пробел обязательно нужно устранять.
Также есть неплохие ребята с 1996-го года, но с ними еще работать и работать. Конечно, большие надежды возлагаю и на филиалы нашей школы.
– Вы недавно принимали участие в нескольких этапах Краевого Олимпийского фестиваля хоккея…
– Повторюсь: в душе я игровик. Хоккей очень люблю, это мой любимый вид спорта. Для меня это отдушина: столько эмоций получаю, на катке выплескиваю весь негатив и ухожу со льда уже совершенно другим человеком. Так что любые хоккейные мероприятия я поддерживал и поддерживаю. Жаль, что в Алтайском крае не находятся люди, которые бы активно развивали этот вид спорта. В других городах, да взять для примера тот же соседний для нас Новосибирск, хоккейный бум. Практически весь город и вся область играет в Ночной хоккейной лиге. У нас, к сожалению, этого нет.
– Вас позвали на этот фестиваль или вы приехали по собственной инициативе?
– У меня много знакомых хоккеистов. Хорошие отношения и с бывшим президентом краевой федерации хоккея Борисом Князевым, и с нынешним – Евгением Щербаковым. Они же знают, что я неплохо играю в хоккей, к тому же имя в спорте есть. А ребятишкам интересно – я видел их реакцию.
– Условия у юных хоккеистов нормальные?
– В Новоалтайске я не был: уезжал в Новосибирск на соревнования, которые, в итоге, из-за морозов отменили. В поселок Прутской ездил, но из-за простуды не играл. Так вот – там интерес к хоккею очень велик. Деревня вроде бы небольшая, а народу пришло очень много. В Камне-на-Оби, наоборот, зрителей было мало для такого большого города. Может быть, СМИ плохо сработали и жителей должным образом не оповестили. Если бы в моем родном Староалейском узнали, что к ним приезжают ветераны алтайского хоккея, то вся деревня бы собралась посмотреть. У нас очень спортивная деревня.
– До Олимпиады в Сочи дни считаете?
– Считаю, но мне поездку еще предстоит подождать. Олимпийских чемпионов в Сочи везет Российский союз спортсменов, и часть из нас поедет на первую неделю Игр, а оставшиеся на вторую. Мне вот выпало лететь на вторую неделю – с 15 февраля и до конца Олимпиады.
– Виталий Денисов не жалеет о том, что не родился лет на десять позже, чтобы принять участие в домашней Олимпиаде. А вы?
– Для болельщиков – понятное дело, но лично мне почему-то было без разницы, где будут проходить Игры. Олимпиада есть Олимпиада.
– Думаете, что родные стены команде не особо помогут?
– Удивительно, но где-нибудь за рубежом на старты я настраивался куда серьезнее, чем на соревнованиях в России. На наших трассах не показывал свои лучшие результаты, потому что не получалось настроиться.
– С чем это могло быть связано?
– Трудно сказать. Может быть, перед заграничными стартами была большая ответственность. А на наших соревнованиях обстановка была более расслабленной. Нервные ситуации меня вообще больше концентрируют. Поэтому я и в эстафетных гонках показывал свои лучшие результаты – потому что ответственность лежит за всю команду и права на ошибку у тебя уже нет.
– Каким результатом выступления биатлонной сборной России в Сочи будете удовлетворены?
– Нашим биатлонистам уже давно пора показывать хорошие результаты. В первую очередь это касается эстафетных гонок. Ровнее команды, чем у России, нет ни у кого. Считаю, что ни в одной из эстафет ниже второго места мы быть не должны. Если ниже – значит это плохой результат.
Нашим тренерам нужно грамотно подводить ребят к соревнованиям. Уже на протяжении многих лет наблюдаю, что подводка к главным стартам сезона из рук вон плохая, так как на чемпионатах мира мы показываем едва ли не худшие свои результаты. В наше время у нас была проверенная система подготовки к крупнейшим соревнованиям. Почему сейчас от нее отказались – не знаю. Сколько я себя помню, не было ни одного крупного турнира, который мы бы провалили в плане функциональной подготовки.
– О чем подумали в первую очередь, когда услышали про недавний допинг-скандал в сборной России?
– Для меня это был как гром среди ясного неба. До такой степени был зол, что, если будет доказана вина спортсменов, то не знаю что готов бы с ними сделать. Сейчас, конечно, рано говорить об этом: пробы «Б» не вскрывали, хотя в большинстве случаев она подтверждает применение. И если они окажутся положительными… Не думаю, что здесь замешаны тренеры. Надо быть дураком, чтобы пойти на это, зная возможные последствия. Сейчас ведь практически невозможно «проскочить» незамеченным. Тем более – в период Олимпиады, когда за тобой следят на уровне главных людей страны. Просто позорище. Это ведь и на предыдущее поколение биатлонистов, то есть на нас, бросает тень.
– Ошибка или заговор против наших спортсменов возможен?
– Ошибка – да. Но заговора, думаю, никакого нет. Мы привыкли всегда что-то подобное искать. Дело вот еще в чем. Если бы иностранные спортсмены тоже принимали что-то запрещенное, то в ситуациях, как сейчас, молчали бы. А мы же видим, что все лучшие зарубежные биатлонисты выступают с резкой критикой.
– При этом многие из них принимают лекарства от астмы…
– У них соответствующие справки есть. Такие препараты допингом не считаются.
– Подобные средства спортсменам вообще помогают?
– Конечно. Повышают работоспособность, увеличивают обмен кислорода… Плюс восстановление проходит быстрее.
– Первое, что всплывает в памяти, когда вспоминаете свое детство?
– Даже не знаю, что конкретно выделить: у меня было обыкновенное деревенское детство. Еще раз повторю, что у меня раньше и в мыслях не было заниматься биатлоном. Я пришел в этот вид спорта поздно – после восьмого класса. Отношение тренера вообще многое решило. А сам биатлон привлек какой-то серьезностью, и во многом даже изменил меня. Скажем, в школе я хоть и учился хорошо, но по поведению всегда был «неуд». После нескольких месяцев занятия биатлоном поведение стало примерным, а учиться стал еще лучше.
– В одном из ваших предыдущих интервью прочитал, даже не поверил своим глазам, что в вашей деревне появился биатлонный комплекс…
– Нет, это в Змеиногорске открыли филиал школы Олимпийского резерва, а у нас открылась группа. Занимались в Староалейском, правда постоянно были на сборах в Змеиногорске. Там хорошее место, сейчас пытаемся его возродить.
– Как я понимаю, в детстве, когда начинали заниматься, мыслей ни про Олимпиаду, ни, тем более, про золотую медаль у вас не возникало?
– Когда только начинал, конечно, таких мыслей не было. Цели себе ставил поэтапно. Сначала хотел попасть в сборную Алтайского края. После этого в первый же год учебы в институте попал в Центральный совет спортивного общества «Буревестник». Пробыл там около года, а затем удачно выступил на всероссийских соревнованиях. Помню, что вся юниорская сборная страны в них участвовала. Я занял пятое место, половину сборников обошел. А это люди 64-65-го годов рождения, очень сильное поколение. После этого меня призвали в армию, в ЦСКА. Затем три года была молодежная сборная, после – первая. Естественно, когда уже попал в главную сборную, то и цели появились соответствующие.
– Свою первую гонку за сборную помните?
– Это был 1989-й год, мы поехали на первый этап Кубка мира в Австрию. Был декабрь: Кубок мира тогда начинался позднее, чем сейчас. И в своей первой гонке, в спринте, занял второе место. Редко бывает, чтобы новичок попадал в призы на соревнованиях такого уровня.
– Тема разговоров про Олимпиаду в Альбервилле для вас, наверное, самая неприятная. Что же там произошло?
– Не хочется об этом сильно распространяться. Была чудовищная врачебная ошибка, в результате чего я пережил клиническую смерть. В подобных ситуациях редко кто выживает… Могу только абсолютно честно сказать: ни разу на протяжении всей своей карьеры не бегал на допинге. Да и вся наша команда, сколько я в ней был, всегда бегала «чистой» – гарантирую.
– Если бы в тот момент вам сказали, что вернетесь в биатлон, да еще и Олимпиаду выиграете – посмеялись бы в лицо?
– Конечно. Практически никто в это не верил, даже мой личный тренер Александр Петрович Никифоров. Да и сам-то я не верил. В тот момент рядом остались лишь самые близкие: семья, тренер. Остальные пропали. Ни одного звонка даже не было.
– Читал, что когда вскоре вернулись и выиграли отборочные соревнования для попадания в сборную, то радовались как ребенок.
– Не просто радовался – слезы из глаз катились. Такие эмоции. Это были соревнования «Ижевская винтовка», главные отборочные старты перед чемпионатом мира. Мне сказали, что если я не попаду в тройку, то в сборную меня никто не возьмет. При этом все знали, что ни о какой тройке не может быть и речи: на первой гонке, индивидуалке, был двадцать пятым из семидесяти с лишним участников. И то для меня это был очень хороший результат. Ну а взял и выиграл спринт.
– «Золотую» индивидуальную гонку в Лиллехаммере-94 хорошо запомнили?
– Помню как сейчас. Бежал в первых номерах, когда трассу подморозило. Стрельба лежа мне не удалась, но я очень хорошо был готов ходом. Я и в других гонках на той Олимпиаде ходом показывал лучшее время.
С тремя дополнительными минутами – а я тогда допустил три промаха – выиграть было очень тяжело: были люди, которые вообще отстреляли без промахов. Мой главный преследователь Франк Лук, правда, тоже допустил три промаха. Когда он уходил с последней стрельбы на финишный круг, мое преимущество было двадцать с лишним секунд. Но заканчивал он гонку одним из последних, когда уже выглянуло солнце, лыжня чуть подтаяла, а скорость от этого очень сильно возрастает. Скольжение лыж у него было намного лучше, поэтому он меня почти догнал. В итоге, мое преимущество составило всего четыре секунды.
– Откуда наблюдали за финишем конкурента?
– Стоял на трибуне, смотрел. Для меня любая олимпийская медаль – это история. Когда понял, что будет минимум серебро, подумал, что уже хорошо. Ну а потом выяснилось, что и вовсе золотая. К своей второй гонке, спринту, отнесся куда более спокойно.
– Чего не хватило в двух других гонках, чтобы и там завоевать золото?
– В спринте занял третье место. У меня был круг штрафа, а Сергей Чепиков и Рико Гросс из Германии отстреляли чисто. Но у меня перед той гонкой поднялась температура до 39,5 градусов. Нужно ведь очень аккуратно к своему здоровью относиться, а я где то вышел, недостаточно тепло одевшись, – и все, просквозило. Тренеры и вовсе отговаривали спринт меня бежать: мол, прибереги силы для эстафеты. Я ответил, что приехал на Олимпиаду, которая бывает раз в четыре года, не для того, чтобы отлеживаться. Поставили уколы, сбили температуру – и я побежал. Два круга пробежал нормально, а на третьем уже, что называется, елки поплыли перед глазами.
В эстафете же у меня был лучший ход. Если сравнивать время ходом, то у второго места я выиграл более тридцати секунд. А на своем этапе (на третьем – прим.ред.) отыграл минуту с лишним: уходил двенадцатым, а пришел третьим. Скорость была сумасшедшей: после болезни уже успел восстановиться. Все-таки три дня перерыва.
– Что-нибудь кроме гонок на Олимпиаде запомнилось?
– Помню, что все было строго, никуда не выйдешь. В Лиллехаммере, кстати, было намного меньше всяких развлекательных мероприятий, чем в Нагано. Хотя мы никуда не ходили. Для нас развлечений в период Олимпиады просто не существовало. Для зрителей, конечно, Олимпиада это отдых, неповторимая атмосфера. А для спортсмена это очень тяжелая работа, каторжный труд, все эти нагрузки, психологический пресс, нервы. На чемпионате мира такого нет. Поэтому победить в Олимпийских Играх и считается столь престижным.
– Олимпиада в Лиллехаммере стала первой, где наша сборная выступала под флагом России. Не было никаких необычных ощущений?
– Они были годом ранее на чемпионате мира в болгарском Боровце. Это был первое мировое первенство, где мы выступали как Россия: в 92-м у нас еще была сборная СНГ. Так вот в Болгарии зрители кричали нам «Россия! Россия!» – вот это было непривычно. Потом-то привыкли, конечно.
– В Нагано у вас прямо во время индивидуальной гонки отлетела лыжа…
– Она не отлетела. Просто я ехал на спуске, и на ровном месте одна лыжа наехала на другую. А спуски там длинные: если упадешь – очень много времени потеряешь. В итоге, конечно упал. Та Олимпиада вообще была не наша. Мы были очень хорошо готовы, но не везло во всем. Например, в день открытия резко изменилась погода, и мы ни в одной гонке не угадали со смазкой. Винить тренеров неправильно: у нас ведь тогда даже не было сервис-бригад, которые бы занимались намазыванием лыж, это делали сами тренеры. Просто делать этого они не умели. В эстафете заняли третье место – для нас это подвиг был, что на таких лыжах сумели завоевать медаль.
– Хоккейный финал против Чехии посмотреть удалось?
– Мы в этот день как раз улетали, так что его не довелось увидеть. Зато был на других матчах нашей сборной – против Казахстана, против Финляндии в полуфинале, когда Павел Буре забросил пять шайб.
– В Нагано свое первое Олимпийское золото завоевал легендарный норвежец Уле-Эйнар Бьорндален. В 98-м он вам чем-нибудь запомнился?
– К той Олимпиаде он уже был довольно известен. Его козыри в том, что все делает по науке: ни одного лишнего движения, энергию зря не растрачивает. Тренировочный процесс у него построен очень грамотно, самый профессиональный среди всех биатлонистов.
– Из внеолимпийских гонок какая самая памятная?
– Особняком, конечно, стоит чемпионат мира в Боровце в 93-м. Его ведь тоже было моим возрождением, он был первым для меня после болезни. Ну и победу в индивидуальной гонке в Рупольдинге на чемпионате мира 96-го года выделю. У ближайшего конкурента выиграл больше двух минут – это очень прилично.
– Почему сразу после японской Олимпиады закончили карьеру?
– К тому времени возникли проблемы со спиной. Но основной причиной была психологическая травма, полученная в Нагано. Мы готовились четыре года, но провалились: лишь одна медаль на всю мужскую сборную. Со стороны руководства никто нас не поддержал, даже не здоровались: только упреки сыпались и обвинения. Смотреть на это порядком надоело: плюнул на все и ушел. Даже на оставшиеся этапы Кубка мира не поехал.
– В биатлоне в те годы с финансированием было тяжело?
– Конечно. Сейчас наших биатлонистов на руках носят, и это не к лучшему. Спортсменов нужно немного держать на голодном пайке. А когда все есть, то ни к чему хорошему это не приводит. Создавать условия для тренировок нужно, но излишества ни к чему. Сейчас за третьи места дарят автомобили. А нам в свое время после олимпийской бронзы даже руки никто не подал.
– Экс-футболист санкт-петербургского «Зенита» Александр Панов в начале своей карьеры подрабатывал на базаре: продавал мясо. Вы никем не подрабатывали?
– Когда был в «Буревестнике», на свои первые лыжи накопил, экономя на питании. Знал, что деньги взять больше неоткуда: родители небогатые. А лыжи тогда стоили очень дорого, порядка пятиста рублей. При зарплате в сто рублей это очень ощутимые деньги. Подрабатывать возможности попросту не было: каждый день тренировки.
– Ваша самая большая премия?
– За золотую медаль Лиллехаммера получил пятнадцать тысяч долларов.
– Как оказались на посту президента хоккейного «Мотора»?
– Когда с биатлоном закончил, с хоккейной площадки практически не уходил. Хотел связать свою жизнь с хоккеем. На пост президента я не метил, просто хотел быть в команде. Так получилось, что сначала стал вице-президентом, а вскоре тогдашний президент Анатолий Сыроежков взял самоотвод, и я некоторое время был президентом.
До Сыроежкова президентом был Вячеслав Бугорский, но его сняли, когда Михаила Евдокимова выбрали Губернатором. После гибели Евдокимова Бугорский на пост президента опять вернулся.
– Почему ушли?
– Я же тоже пришел при Евдокимове, так что не видел смысла оставаться. Он ведь был многим неугоден. Все, кто появился в клубе при его губернаторстве, после его гибели команду покинули.
– Футбольное «Динамо» Евдокимов тоже пытался поднимать.
– Он бы и хоккей поднял: очень любил спорт…
– Чем еще занимались после окончания карьеры?
– В период с 2001-го по 2004-й год работал на биатлонном комплексе в Новосибирске. После президентства в «Моторе» опять туда вернулся. Ну а с 2009-го года уже стал тренером. Еще пытался заняться бизнесом – сразу после того, как распрощался с биатлоном: с другом возили элитные сорта вин из-за границы. Но в 98-м году грянул кризис, и бизнес наш закрылся.
– Свои медали где держите?
– Хранятся в сейфе. Где конкретно – не скажу (смеется). В открытом месте Олимпийские медали вообще держать нельзя: очень большая ценность. Если украдут, будет очень обидно.
– У Виталия Фридзона, баскетболиста сборной России, бронзовую медаль Олимпиады-2012 в свое время украли.
– Насколько я знаю, у нашего великого пловца Александра Попова тоже воровали медаль.
– Оглядываясь назад, сами верите в то, что смогли пройти этот путь?
– Честно говоря, об одном жалею: очень рано закончил карьеру. Еще лет пять вполне мог бегать. В это время как раз биатлону в нашей стране начали уделять больше внимание. Хотя в Европе он еще при нас был очень популярен – по «Евроспорту» его показывали с утра до вечера. Так что какой-то части популярности я недополучил. А любому спортсмену популярность приятна. Иногда, конечно, бывают ее издержки, но когда тебя любят и обожают, это окрыляет.
– Что важнее в стрельбе: мастерство или психология?
– Оба фактора важны. Без понимания стрельбы ничего не получится. Очень много нужно работать над устойчивостью оружия, правильно стоять с винтовкой. У нас раньше было по три тренировки в день. И первая со второй для меня не были такими тяжелыми, как третья, вечерняя: мы по часу стояли в стойке, руки потом не разгибались. Но зато это принесло результат. Сейчас же людей трудно заставить этим заниматься.
– С партнерами по той сборной общаетесь?
– С Сергеем Чепиковым постоянно перезваниваемся, с Владимиром Драчевым, Виктором Майгуровым, Павлом Ростовцевым, Павлом Муслимовым… Сейчас вот в Сочи увижусь с ними.
– Как относитесь к довольно странной традиции в биатлоне, когда болельщики радуются точному попаданию любого спортсмена, даже если это прямой конкурент?
– Мне думается, что кричат и поддерживают, в основном, свои зрители. В Рупольдинге, например, зрителей даже специально обучают, как и в какой момент нужно правильно кричать «хей», чтобы спортсмену это помогало, а не сбивало.
Были поездки на три Олимпиады. Первая из них едва не стоила жизни нашему спортсмену: он пережил клиническую смерть. Вторая принесла Олимпийское золото.
– Вспоминается, как возмущался Бьорндален, когда на одной из гонок на этапе Кубка мира в Ханты-Мансийске зрители радовались его промахам…
– Так делать, конечно, некрасиво. Нужно или оставаться нейтральным, или поддерживать. А радоваться чужим неудачам нельзя. Подобных ситуаций вообще ни разу в своей карьере не встречал.
– Как думаете, будет ли когда-нибудь в Барнауле этап Кубка мира по биатлону?
– Нам бы для начала поднять наших ребятишек, а уж про этап… Может быть когда-нибудь. Надежда умирает последней!
Дмитрий Евполов, ИА «Амител»
