Мы повстречались с Сергеем Рожковым в кафе, расположенном непосредственно на лыжном стадионе в Рамзау. Как только вошли, Сергея поприветствовал австриец, стоявший за стойкой. Потом подошёл ещё кто-то поздороваться. Следом подошла девушка и… на чистом русском языке спросила:
— Вам меню принести?
Сергей улыбнулся:
— Вы не знакомы? Анна Волкова, помните такую биатлонистку?
Конечно, я помнил Анну Волкову – члена сборной России, чемпионку мира в командной гонке, чемпионку мира среди юниорок.
— А это Иван Исаев, главный редактор сайта www.skisport.ru.
— Нет, Сергей, вы ошибаетесь, — теперь уже улыбнулся я. — Я редактор журнала «Лыжный спорт», а главный редактор сайта у нас – Андрей Арих.
А вы вообще к нам на сайт когда-нибудь заглядываете?
— Практически каждый день. Обо всём, что происходит в лыжных гонках и биатлоне, я узнаю в первую очередь отсюда.
— Я смотрю, вы в Рамзау — свой человек, вас здесь все узнают?
— В общем, да, городок-то маленький. И когда здесь постоянно появляешься в российской форме, то тебя уже запоминают. Аня Волкова здесь, в Рамзау, вышла замуж, и управляющий этого кафе австриец Герхард Спрух – её муж. Естественно, я здесь многих узнал и с её помощью.
Михаил Ботвинов тоже здесь живёт. Правда, мы с ним только в последнее время стали плотно общаться, потому что когда я здесь раньше жил по два или даже по три месяца, его здесь, как правило, не бывало – он ездил по этапам Кубка мира. А в последнее время он живёт здесь безвылазно, поэтому сейчас иногда и на лыжне встречаемся, и у него дома.
— Вы здесь подолгу живёте?
— В этом году жил здесь в июне, октябре и ноябре, сейчас вот буду жить до Кубка Европы. С Кубком Европы, правда, тоже не всё гладко — сейчас как раз решается вопрос с моим участием в этих соревнованиях. Мособлспорткомитет всё равно должен меня заявить туда. Хотя я недавно разговаривал с Аликиным, и он сказал, что в IBU пришла бумага из СБР, и в списках на Кубок Европы меня нет.
— Александр Иванович Тихонов продолжает уделять вам повышенное внимание?
— Да, продолжает. Видимо, хочет окончательно наложить мне запрет на профессию.
— А как вы вообще оказались капитаном команды?
— В прошлом году, когда Паша Ростовцев закончил свою карьеру, на общем собрании меня выбрали капитаном.
— А кто конкретно предложил вашу кандидатуру – тренеры, или кто-то из спортсменов?
— Нет, кто-то из спортсменов. Сейчас, оглядываясь назад, я даже могу сказать, что, возможно, был немножко не готов к тому, чтобы стать капитаном. Во многом, видимо, из-за возраста. Серега Чепиков меня старше, возможно, он и должен был стать капитаном. Но он ведь всегда сам по себе, поэтому его кандидатуру никто и не предложил, а я оказался из оставшихся наиболее старшим и опытным в команде. И получилось так, что в дальнейшем мнение команды выражалось через меня, все оргвопросы решались тоже через меня.
— А вам не было страшно в той ситуации согласиться стать капитаном команды? Ведь это был пик противостояния с Тихоновым. У вас не было ощущения, что вы неизбежно проиграете на предстоящей отчётно-выборной конференции? Неужели чувство самосохранения не сработало в этот момент?
— Видите ли, а никто и не думал в тот момент о какой-то конференции, борьбе, задача была – выстроить нормальные цивилизованные отношения между спортсменами и Союзом биатлонистов России на контрактной основе, как и во всех видах спорта, где зарабатываются деньги.
— Но ведь уже было противостояние между Тихоновым и Ростовцевым, Тихонов уже учил через журналистов Павла правильно ставить локоть на стрельбе, учил колоть топором деревянные чурки, которые Павел, если верить словам Тихонова, и поднять-то не мог. Уже всё это было, Сергей, уже было давление, уже был конфликт, уже были заряжены ружья. Почему у вас не сработал инстинкт самосохранения, почему вы согласились стать капитаном сборной в этой очень непростой ситуации?
— Молодые ребята как говорили тогда? Мы молодые, куда мы полезем? Вы, старшие, можете сказать своё слово, которое будет идти вразрез с мнением президента союза, а мы это сделать не сможем. Поэтому выражать мнение команды было поручено более старшему, опытному спортсмену. Я считаю, что это нормальное явление, когда именно старший и наиболее опытный берется за эту работу. Так ведь не только в биатлоне, но и в других видах спорта дело обстоит. До этого, по большому счёту, роль капитана у нас в команде была не очень заметной, почти минимальной, а в этой ситуации получилось, что кто-то должен был взять на себя ответственность. Кто это мог быть в тот момент? Ваня Черезов? Коля Круглов? Наверное, и они могли бы, но я всё же был старшим.
Конечно, оглядываясь назад, я могу сказать, что психологическая нагрузка возросла многократно. Та же отчётно-перевыборная конференция СБР. Теперь понимаю, что мне, возможно, не надо было туда ездить…
— Я как раз хотел спросить вас про ту конференцию. Как она протекала, почему вы туда поехали, с какими полномочиями, чего хотели добиться, какие у вас впечатления остались от самой конференции?
— Хотелось посмотреть, что это такое, хотелось выразить мнение команды. Потому что мы решили, что если есть возможность, команда должна на конференции поддержать тех людей, которые поддерживали в течение всего этого времени нас. Поддержать тот же «Мечел». Потому что люди из «Мечела» ни разу никого из нас не обманули, мы с ними всегда нормально разговаривали, всегда слышали друг друга. А здесь Александр Иванович говорит одно, а делает постоянно совершенно другое. Причём всё время с разного рода угрозами, в том числе с угрозами исключения из команды. По большому счёту, хотелось встретиться с людьми, которые приедут на конференцию, пообщаться с представителями регионов.
— Ну и как, получилось?
— В чём-то получилось, в чём-то нет. Потому что конференция проходила так, как будто это была конференция закрытого акционерного общества – охрана, пропускали строго по спискам. А я считаю, что конференция общественной организации должна проходить как открытое мероприятие, на которое могут прийти корреспонденты, представители теле- и радиокомпаний, снимать, брать интервью сколько угодно и у кого угодно. А здесь… Земля ведь слухами полнится. Получилось так, что когда шла подготовка к конференции, к нам в руки попало письмо, из которого следовало, что Тягачёв идёт на конференции в поддержку Александра Ивановича, и он даже написал письмо руководителю администрации президента В.Суркову о том, что некоторые регионы не хотят голосовать за нынешнего президента и просил «поработать» с этими регионами.
— Это Тягачёв Суркову написал такое письмо?
— Ну да.
— Ничего себе уровень решения вопроса!
— Самое обидное то, что страна у нас, казалось бы, демократическая, идёт конференция общественной организации, всё должно быть открыто, а тут, я не знаю… Опять же – с одного региона на конференцию приезжает один человек, с другого – три. Почему? Я посмотрел на всё это, и подумал: ёлки-палки, ну и бардак, ну как же так можно-то?
— А вас пустили в зал? Там ведь была дискуссия какая-то – пускать или не пускать Рожкова на конференцию.
— Написал заявление в мандатную комиссию конференции, разрешили. Пришёл в зал, смотрю – одни кричат одно, другие – другое. Выступления… Сразу видно – одного запугали, другому перед поездкой дали чёткие инструкции – голосовать за Тихонова, он и не вникает ни во что, ждёт только минуты голосования, третий приехал просто для того, чтобы посидеть, выпить, закусить, поговорить с людьми, с которыми не встречался несколько лет… Такое впечатление было, что это… Я даже слова подходящего не подберу. Болото? Не знаю… И вроде бы всё серьёзно, «Грумант», охрана. А с другой стороны… Правда, когда началось голосование, я в зале уже не присутствовал, остального не видел.
— Почему? Попросили выйти из зала?
— Да.
— А сколько же времени вы присутствовали в зале?
— Даже на выступлении кандидатов мне не разрешили присутствовать. Я услышал отчёт президента и ревизионной комиссии. Посмотрели, посмеялись. Присутствовал Малин, через которого от «Мечела» в СБР все деньги и шли на финансирование команды. Я смотрю – сидит человек, просто за голову хватается. Сначала я думал, что он смеется. Потом он, похоже, понял, что это просто натуральный бардак. А когда приехал Тягачёв, он попытался с ним поговорить. Я не буду говорить, что ему сказал Тягачёв, но после того, как Малин поговорил с Тягачёвым, я понял по реакции Владимира Владимировича, что он решил для себя: зачем нам нужен этот биатлон, если здесь такое творится? С кем здесь работать? Серьёзных людей, профессионалов, с которыми можно что-то делать, как таковых нет, никто не хочет нести ответственность ни за что – вот основной вывод, который, как я думаю, Малин сделал для себя. А набирать другую команду, людей, которые стали бы работать с ним – таких людей на самом деле было немного.
Но я думаю, что если бы не поддержка Тягачёва, то Тихонов выборы проиграл бы. Или, если бы было закрытое голосование, я тоже думаю, что шансов у него было бы немного.
— А насколько соответствуют действительности разговоры о том, что Тихонов нарушил устав СБР, дав дополнительные голосующие мандаты членам исполкома?
— Не членам исполкома, а членам Совета Союза. А Совет Союза – это тридцать с лишним человек.
— Они по уставу СБР не имеют права принимать участие в конференции в качестве делегатов?
— Совершенно верно, не имеют.
— Послушайте, но у вас была такая мощная оппозиция – Малин, Рожков, Ростовцев, Васильев, Кондрашов, Шадрин, Майгуров – я может быть, не все фамилии назову, но почему, как вы позволили так манипулировать уставом, конференцией?
— Когда приехал Тягачёв, было видно, что люди испугались. Хотя чего, казалось бы, пугаться? Мне это было видеть смешно, поскольку жизнь в спорте – это всегда борьба. Бывает, кто-то кого-то толкнёт на трассе, но это эпизодически происходит, а в общем спорт — это честный бой. Но когда на таком серьёзном мероприятии идёт борьба по таким правилам (Сергей делает особое ударение на слове «таким»)? Смотреть на всё это было дико, и после конференции у меня возникло ощущение, что если у нас в российском биатлоне такое болото, то спортсмены в этой ситуации ничего сделать и не смогут. Спортсмены могут создать общественное мнение, потому что за ними смотрят, они всегда в поле зрения прессы, телевидения. Но на самом деле общественное мнение – далеко не всё. Потому что есть ещё и административный ресурс, который мыслит совершенно иными категориями. Моё представление сейчас о спорте таково: для общей массы болельщиков это шоу, а для административного ресурса это возможность зарабатывать деньги. Но не для данного вида спорта. Не для союза, а для себя, чтобы рассовать по карманам. Поэтому у них рука руку и моет. Поэтому, когда мы пошли против этой системы, она сомкнула против нас свои ряды, нам оказалось сложно ей противостоять. Но если не пробовать разрушить эту стену, то ведь ничего и не будет, ничего и не изменится в нашей жизни, правда? Я верю в то, что после нас пойдёт вторая волна и, естественно, она будет более подготовленная, чтобы бороться со всем этим.
— Так вам на конференции всё-таки удалось выступить?
— Да. Прочитал письмо от имени команды. Естественно, немножко волновался. Но выступить дали. Слушали в зале все внимательно, хотя перед этим во время выступления президента в зале все шушукались, лёгкий гул стоял, а здесь наступила полная тишина.
— Какой у вас был эмоциональный фон после конференции? Не возникло ощущения, что ситуация проиграна? То есть что Тихонов теперь – законно избранный президент, и нужно смириться, сдаться и безоговорочно выполнять его указания? Не было желания, не обсуждалась ли вероятность подачи искового заявления в суд? Ведь как вы сами говорите, были нарушения устава…
— Да, были. Но от кого всё это зависело? Малин-то сначала сказал: на фиг мне вообще нужна эта вся ваша бодяга? Но, видимо, по прошествии некоторого времени он поговорил с юристами, и они решили исковое заявление всё же подать. А вот кто это исковое заявление подпишет, я так понимаю, до сих пор так и не решено.
— Подождите, но уже прошёл целый год! Вы что, всерьёз считаете, что ещё не поздно подавать исковое заявление по итогам этой конференции? Ситуация-то уже давно ушла, изменилась…
— Ситуация-то ушла, но люди должны знать: человека, который что хочет, то и делает в российском биатлоне, нужно и можно остановить! Хотя многие говорят: зачем вам это надо, это же система, ну не сдадут они там друг друга. Но… (задумывается). Моё мнение такое: если президент нашей страны сказал: давайте жить по закону, то так и надо жить. Конечно, он это должен говорить, поскольку он президент, но мне кажется, что он это говорит не только по должности, но и от чистого сердца. Давайте и мы попробуем жить по закону!
— А вы верите в то, что в нашей стране можно жить по закону?
— Я в это верю.
— А вы знаете примеры, когда в спорте люди живут по закону? Вот вы знакомы с ситуацией, например, в Федерации лыжных гонок России?
— Ну, я примерно представляю себе, что там происходит.
— Чепалов, Грушин, Бояринов, Вахрушев, Кондрашов…
— Да, да, да.
— Вы знаете, чем для них закончилась попытка жить по закону? Вычеркнули и Грушина, и Бояринова, и Вахрушева, и теперь вот изо всех сил пытаются – Чепалова.
— Я думаю, что Чепалова, скорее всего, подставили. Моё такое мнение. Ну не нужны им люди, которые имеют своё мнение. Это система такая. Как сказал один наш российский тренер по биатлону, «их нужно просто пережить». Думаю, со временем всё наладится, придут здоровые силы.
— А я думаю, что вы ошибаетесь. Они новые рождаются, более молодые, более изворотливые, в определенном смысле в этой своей изворотливости – более талантливые.
— Но моё мнение – всё равно кто-то же должен говорить о том, как надо делать. Нельзя, чтобы все молчали.
— Сергей, но вы же русский человек, не немец, не швейцарец, не норвежец… Вы знаете примеры, чтобы какие-то организации в России жили по закону? Ну хоть в какой-то области?
— Знаю. Никитаев Сергей Александрович. Бывший замглавы администрации Мурманской области. Сейчас он генеральный директор ОАО «СГ-Транс» — крупнейшей российской компании по перевозке сжиженного газа. Человек пришёл из бизнеса работать в администрацию области функционером. («Л.С.»: Никитаев Сергей Александрович, генеральный директор ОАО «СГ-транс», бывший заместитель руководителя Федерального агентства железнодорожного транспорта, бывший первый заместитель губернатора Мурманской области — руководитель департамента финансов. Источник: www.labyrinth.ru). Но потом он снова оттуда ушел, потому что… Он, в принципе, не говорит об этом, но моё мнение – ушёл, потому что ему надоело работать в этой системе. Так вот он как раз тот, про которого все, кто с ним сталкивался, говорят, что этот человек живёт не для себя, а для людей.
— Вы назвали имя конкретного человека. А я попросил вас назвать организацию. Ну, например, российскую спортивную организацию, которая жила бы по закону. Ну, не знаю – федерация плавания, фигурного катания, борьбы, Олимпийский комитет России. Ничего не приходит в голову?
— …В общем-то, нет, не могу назвать. Но если нельзя по закону, то хотя бы приблизительно по закону ведь можно жить? Даже вот здесь, в Австрии, я наблюдаю, бывают ситуации, когда закон можно толковать так, а можно и эдак. То есть и тут возникают какие-то люфты в толковании закона. Но ведь Александр Иванович опустился уже до совершенного беззакония – «что хочу, то и ворочу». Но так же нельзя, правда? «Я сам себе закон» — так, что ли?
Может быть, и нет у нас в стране такой спортивной организации, может быть, вы и правы…
— Мне кажется, у нас в стране никто по законам не живёт. Она живёт по каким-то своим внутренним устоям, понятиям, традициям – зачастую неписаным, но никак не по законам…
— Когда всё это началось, мне один человек тоже сказал: Сергей, в нашей стране люди живут не по законам, а по традициям, и ты этот порядок вещей не изменишь. Но если то, что сейчас происходит в российском биатлоне, называется традициями… Ну, я тогда не знаю. С чем это связано? С менталитетом российским? Ну, украл ты один раз, ладно, ну украл другой раз. Но ты остановись, сколько ж можно?
— Но это же невозможно, Сергей, это очень наивная постановка вопроса. Этим надо заниматься до конца жизни и нужно уметь передать это дело последователю, нужно уметь себе правильную смену готовить…
Но мне не хочется эту тему обсуждать, мне кажется, это абсолютно бесперспективным, я хотел бы чуть в другую сторону наш разговор повернуть. Мне много раз приходилось слышать одну очень важную мысль, которая заключается в том, что действующему спортсмену нельзя заниматься политикой. Под словом «политика» я имею в виду, конечно, не Путина, Госдуму и Жириновского, а сугубо спортивную политику. Так вот, я много раз слышал о том, что как только действующий спортсмен начинает заниматься политикой, всё — он заканчивается как спортсмен. Вот когда вы во всё это влезали, неужели вы не понимали, что ставите окончательный крест на себе как на спортсмене?
— Вообще-то, понимал.
— И что, почему вы сделали для себя этот выбор, а не другой?
— … (Задумался, а потом вдруг улыбнулся). Но я его сделал, этот выбор. Не знаю, почему… Мне хотелось, чтобы этот путь, этот свет в конце тоннеля всё-таки где-то впереди маячил, был виден. Пусть этот путь окажется не для меня, для других людей. Проиграв очередной раунд, мы ещё не проиграли всю битву. Можно же и из трудностей, поражений тоже сделать выводы. Зачем сразу опускать руки?
— У нас после той конференции с Андреем Кондрашовым возник спор. Я спросил его: «Ты убедился, что бесполезно было пытаться что-то сделать, изменить? Ты видишь, за кого проголосовали люди из регионов и понимаешь ли, почему они проголосовали именно так? Потому что в президиуме сидят Тягачёв, Смирнов, Алёшин, Хоточкин, и люди в зале понимают, за кого им надо голосовать, чтобы остаться лояльными по отношению к власти. Не пройдёт и двух месяцев, сказал я тогда Кондрашову, как от вашей сплочённой команды не останется ничего – кого-то купят, кого-то испугают, кого-то вышибут, но команду разорвут, растащат, раздербанят на части». Он мне ответил тогда: «Нет, этого не случится, ты увидишь, что в биатлоне команда – именно КОМАНДА, и она монолитна».
И вы знаете, я ведь проиграл этот спор Кондрашову. Я проиграл этот спор, потому что ни через два, ни через три, ни даже через шесть месяцев команду не удалось расчленить, она продолжала оставаться монолитной. Она выглядела именно Командой. Сергей, бога ради объясните мне, как получилось, что парни подписали эту злосчастную декларацию, а вы её не подписали? Как получилось, что спустя год Тихонову удалось-таки выбить первый кирпич из этой стенки? Я боюсь, конечно, оказаться плохим пророком, но я думаю, что теперь эта стенка точно посыплется. Как вышло, что вы оказались отдельно от команды?
— Это следствие политических игр Александра Ивановича Тихонова. В ноябре за неделю до Кубка мира в Финляндии я должен был присоединиться к команде, и как раз там мы всё и планировали обсудить. А так у нас все обсуждения с ребятами шли по телефону. При этом получилось так, что Круглов, Черезов и Чудов сказали, что больше не будут работать с нашими адвокатами, потому что те, по их мнению, ничего не сделали.
— Это прежние адвокаты команды?
— Да, те, которые остались работать со мной. И вроде бы адвокаты ничего не сделали, «Мечел» за лето денег не заплатил. Но у нас с «Мечелом» соглашение было чисто рекламное. Представители «Мечела» говорили, что как только мы понесём рекламу в ноябре, они сразу за всё заплатят. И хотя в контракте такого пункта нет, но всё это проговаривалось на словах. А в итоге получилось, что нам всё время говорили: подождите, мы вам заплатим, подождите, мы вам заплатим. И люди просто устали ждать, стали говорить, что «Мечел» нас перестал поддерживать. Хотя, на мой взгляд, надо было просто дождаться начала сезона и посмотреть на реакцию «Мечела». Потому что тот же Росспорт сказал: команду мы обидеть не дадим.
— Это кто кому сказал?
— Фетисов Малину сказал, что Росспорт команду в обиду не даст. Но это команду. А когда возникла индивидуальная ситуация со мной, это уже другой коленкор вышел, получается.
— Почему?
— Я не знаю, почему… Одного человека всегда легче сломать.
— Конечно! Объясните, пожалуйста, почему вы с командой оказались по разные стороны баррикад?
— Там получилась неразбериха: когда Тихонов стал напрягать команду: подпишите, подпишите декларации, в очередной раз шло собрание, и ребята там решали: подписывать, не подписывать? И вдруг Тихонов в разговоре с Аликиным по телефону сказал ему, что Рожков декларацию подписал, она у него, якобы, уже лежит на столе. И Аликин сказал ребятам, что Рожков декларацию уже подписал, и ребята тут же тоже решили подписать свои декларации, отдали их Аликину, и Аликин сказал по телефону Тихонову: мы отправляем вам по факсу копии деклараций, а потом привезём оригиналы. А буквально на следующий день я звоню Диме Ярошенко, и Димка мне говорит: «У нас прошло собрание, и мы все тоже подписали декларации». Я его спрашиваю: «Что значит тоже?». Он мне говорит: «Но ты же её подписал?». Я говорю: «Я ничего не подписывал!». В общем, Александр Иванович развёл нас, как…
Может быть, мне тоже надо было подписать в этот момент. Но я не осознал до конца, что случилось, саму ситуацию, возможно, до конца не понял, не прочувствовал. Я сказал ребятам, что всё равно не буду подписывать, что пойду до конца. То есть я осознанно пошёл на этот шаг.
— Но неужели вы не понимали, что, не подписав декларацию в тот момент, когда её подписала вся сборная, вы сами подписали себе смертный приговор?
— Может быть, и так (замолкает)…
— То есть никакого конфликта с командой у вас пока нет, вы смотрите с ребятами на мир одними глазами?
— В целом да. Единственное, когда Круглов, Черезов и Чудов пообщались с адвокатом Альбины Ахатовой Тагиром Самокаевым, тот им сказал: вы подписывайте декларацию, а с Тихоновым мы потом разберемся, мы с него стребуем деньги. Но потом выяснилось, что Самокаев – в сговоре с Тихоновым.
— Да ну!
— Точно! Мой адвокат созвонился с Самокаевым и спросил: зачем ты заставил ребят подписать декларации, которые ты же сам вместе с Тихоновым и разрабатывал? Он ответил: я ничего не разрабатывал. Мой адвокат ему говорит: как не разрабатывал, если есть информация, что ты её вместе с Тихоновым и составлял? Он на это признался: да, я составлял её вместе с Тихоновым, ну и что?
— Действительно, ну и что? Что из этого следует?
— Мне странно, что он не сказал об этом ребятам. Получается, это была заведомо закрытая от команды информация. А зачем это было скрывать? Чтобы люди её подписали и бегали в нашивках «Виссман»? Понимаете, владей этой информацией ребята, они бы мне об этом обязательно сказали. И я повёл бы себя по-другому, я бы не «сгорел» во всей этой истории.
— Итак, вас не выпустили на этапы Кубка мира. Вы вышли на старт «Ижевской винтовки», как я понимаю, под прессом всех этих впечатлений?
— Конечно, именно так. Сейчас понимаю: в «Ижевской винтовке» мне не надо было участвовать. Психологический пресс был колоссальный. Надо было закрыться в отдельной комнате, и никого не пускать – ни друзей, ни тренеров, ни журналистов — вообще никого. Надо было абстрагироваться. Жена мне говорила: поселись один, ни с кем не общайся: вышел на трассу, пробежал, и снова в комнату, подальше от всех этих разговоров. Но я не сумел…
— Тихонов сказал в те дни: даже если Рожков выиграет оба старта «Ижевской винтовки», в команду я его всё равно не включу. Вы слышали об этом?
— Да.
— На что вы после этих слов Тихонова рассчитываете, каким видите своё будущее?
— Посмотрим.
— Но в каком направлении у вас сейчас движутся мысли – сменить гражданство, закончить выступления в большом спорте, продолжать «бодаться» с Тихоновым? На что вы, Сергей Рожков, капитан мужской сборной команды России по биатлону, рассчитываете?
— Во-первых, я жду решения Росспорта. Что-то же мне оттуда должны ответить? До сих пор нет официального решения.
— Вы письмо в Росспорт, что ли, какое-то написали?
— Письмо написано. Но не мною, а облспорткомитетом с просьбой объяснить – почему меня вывели из команды и не выпустили на этапы Кубка мира. Соответственно, Росспорт должен дать ответ и мне, и Мособлспорткомитету – на каких основаниях нарушен закон. Всё-таки закон есть и его, по моим представлениям, надо соблюдать. Мне, например, очень интересно посмотреть в этой ситуации на реакцию нашей главной спортивной организации. СБР – общественная организация. Не то чтобы хрен с ней, есть она, ну и есть. Но возникла ситуация, кода нарушены основополагающие, базовые права спортсмена. Что на это скажет организация, которая занимается спортом высших достижений у нас в стране? Занимается теми людьми, которые, условно говоря, приносят в копилку медали и всё остальное. Вот сейчас посмотрим, что они скажут. Может быть, они мне скажут: мы сейчас ничего сделать уже не сможем, но со следующего сезона — готовься официально, централизованно, и гарантированно с начала сезона ты будешь выступать на этапах Кубка мира. Но для этого, например, ты должен подписать декларацию, которую составят в Союзе биатлонистов России, ну и так далее. Ну, к примеру так скажут. Или как-то ещё. Но при этом чётко обозначат своё видение ситуации.
А если не обозначат… Что делать в другой ситуации, я не знаю. Потому что если у руля в СБР останется Тихонов, у меня больше нет желания тренироваться и выступать.
— Скажите, а вы всё ещё ощущаете себя капитаном этой команды?
— Сегодня пока ещё да.
— А команда, как вы думаете, считает вас сейчас капитаном?
— Я думаю, что половина, причём бОльшая половина команды – да. Но есть люди, которые, возможно, думают, что я уже отработанный материал. А ведь индивидуальные виды спорта как раз тем и чреваты, что практически все спортсмены – эгоисты с большой буквы.
— Это вы к чему?
— К тому, что когда возникает ситуация необходимости принятия какого-то решения, необходимости обнародования своей позиции, очень часто появляются отговорки типа «я пока молодой» или «а вот у меня есть особая позиция». И в этом случае трудно оставаться полноценным капитаном, потому что ты перестаёшь представлять всю команду.
Вы спрашиваете, считают ли они меня капитаном. Возможно, кто-то и не считает, полагая, что в каких-то моментах я был неправ, шёл слишком уж напролом, кого-то не поддержал.
Опять же ситуация с подписанием деклараций. Произошла непонятка, нас «развели». И в этой ситуации мне, возможно, надо было оперативнее разобраться, пойти вместе с остальными.
— Мне кажется, что у вас единственный шанс всегда был и остаётся – оставаться с командой. Как только вы перестали быть вместе, вас начали выбивать поодиночке.
— Согласен. Но в этой ситуации, видите, если бы я подписал декларацию, чтобы быть вместе с командой, мы потеряли бы все свои позиции, мы потеряли бы всё, ради чего всё это затевалось, и дальше в российском биатлоне всё было бы только так, как скажет Александр Иванович.
— На что в итоге вы рассчитываете?
— На что?.. Да я найду себе работу, это для меня не проблема. И с друзьями я останусь в нормальных отношениях, и с той же командой останусь в нормальных отношениях. Ну, не получилось у меня, ну что ж… Понятно, что приятнее заканчивать, когда стал, например, чемпионом мира. Или когда сезон закончился, и ты официально попрощался с большим спортом. Но в любом случае я чётко понимаю: никто спасибо всё равно не скажет. Смотрите, Сергей Чепиков закончил выступления – сказал ему хоть кто-то спасибо? Тот же Росспорт хотя бы телеграмму отправил? Кто-нибудь от вашего сайта или Союза биатлонистов сказал ему: Сергей, спасибо тебе большое за всё, что ты сделал для российского лыжного спорта? Никто и ничего. Кто-то что-то сказал, или кто-то подумал. Кто-то позвонил по телефону, как я или как Мишка Кочкин, а кто-то не догадался сделать и это. И в этой ситуации вы спрашиваете – на что я рассчитываю? На друзей и семью, на них и рассчитываю, больше ни на что. И на то, что у меня есть возможность работать в стране, в которой люди чтут законы.
— Это где?
— В Австрии.
— Вы связываете с Австрией своё будущее?
— Пока не знаю. Но я хотел бы жить по законам, а не по понятиям. Работать где-то у нас в стране функционером? Я не пойду туда, я не буду в этой системе работать.
— Нагляделись, наслушались?
— И нагляделся, и наслушался. Я лучше буду работать здесь, пусть даже я буду зарабатывать меньше, но я буду жить спокойно и по закону.
— А чем именно предполагаете заниматься? Каким-то бизнесом?
— По крайней мере, какие-то предложения поступают постоянно. Возможно, буду передавать свой опыт подрастающему поколению. Хотелось бы, конечно, делать это в нашей стране, но… Приехал я тут на «Ижевскую винтовку», а там у Аликина юбилей – пятьдесят лет человеку. Сорок человек гостей было. Посмотрел я на эти лица. Из сорока человек у десяти – горят глаза, видно, что люди хотят работать. А остальные, смотрю – болото, им ничего не интересно. У нас не проводится ни обучающих тренерских конференций, ничего! К чему мы катимся-то? Но самое главное — в болоте никому и ничего не нужно, всех всё и так устраивает.
Вот сейчас все кричат – у нас биатлон в стране развивается, поднимается, Тихонов на каждом углу кричит: я затащил биатлон в Уфу, я затащил биатлон в Ханты-Мансийск. Но посмотрите на другие регионы, посмотрите, например, на Красноярск, что там делается. Мурманск, один из ключевых российских центров биатлона – умирает. А почему? Да потому что там сидят люди, которые работают вместе с Тихоновым. Биатлон, после того как там начало всё разваливаться, держался в Мурманске до последнего времени именно на Никитаеве Сергее Александровиче. Стоило ему уйти, всё рухнуло.
— Постараюсь, чтобы это был последний вопрос. Вы не можете мне объяснить, почему у нас в стране все эти Кондрашовы, Ростовцевы, Рожковы, Чепаловы всегда проигрывают? Ни вы, ни ваши друзья никогда не выигрывают, Сергей. Почему? Я готов две, пять минут, десять приводить примеры, доказывающие, что приличные люди не могут победить в нашей стране. Никогда и ни при каких обстоятельствах! Почему так происходит, как вы думаете?
— (Молчит. Молчит долго и трудно) …Да я и сам уже много думал на эту тему. То ли это ещё со времен Петра Первого в России всю жизнь воровали и по-прежнему так и воруют. То ли ещё в чём-то дело… Сколько слов сказано о здоровье нации, о каких-то национальных программах. И где всё это? То ли долгое время мы жили под гнётом системы обезличивания, когда человек был винтиком и никогда не задумывался о том, что всё, что делается в стране, должно делаться для него, для человека, а не для системы, которая человека держит при себе и для себя. Видимо, люди веками привыкали к тому, что как скажет начальник, как скажет партия, так и будет. И вот эта система элиты, царя многих сгибает в бараний рог, лишает чувства собственного достоинства. Разговариваешь с тренерами, и многие говорят: да какая нам разница, какой у нас президент? Он президент, пусть за нас и думает. А мы будем делать своё дело.
Ну ладно, хорошо, вы будете делать своё дело. Но когда приходит момент ответственности, когда приходит момент выбора, вы же сами в сторону и свернете. И тот же человек молодой, который сидит рядом с вами, он тут же подумает: да, уж если с таким человеком, с такими возрастом, репутацией, именем так поступили, то как же тогда смогут поступить со мной? Какой смысл мне-то «дёргаться»? И он так и растёт – два, три, пять лет растёт с этими мыслями, с этим холопским своим мышлением. От этого всё и происходит.
А из-за этого у элиты, которая денег наворовала и всё дальше ворует и ворует, возникает чувство безответственности. Я с такими людьми тоже наобщался – сыт по горло. Знаете, есть люди — просто фантастические работяги. Вот у меня есть знакомый, у него был свой бизнес. Потом пришли к нему с пистолетами, выкинули, половину руководящего состава компании поубивали. Выжил, выстоял, опять открыл свой бизнес, новый, снова встал на ноги. Но всё равно ужасно зависим от бюрократии, от чиновников. И всем – дай! И все – ненасытные! И вот он решил: сколько можно ходить на поклон? Ладно, говорит, уйду из бизнеса, пойду в систему работать. Работал два года чиновником, говорит: слушай, не могу! Сидят все по кабинетам, и такое ощущение, что вообще никому ничего не надо! Сидят и ждут, когда к ним придут и денег принесут за какую-то подпись или согласование. Вот позиция!
Я не знаю, отчего это так у нас в стране, но так везде. Те, кто хотят работать, хотят что-то сделать, изменить, у нас в стране почему-то не в почете. Причём за границей эти люди являются движущей силой общества, а у нас – всегда в загоне. Почему?
— Генетика русского человека, национальная особенность…
— Генетика? Но как нам изменить эту генетику?
— Ну, у вас, Сергей, и аппетиты — генетику целого народа поменять решили…
— А что же нам всем теперь – сидеть, сложив руки, смириться с существующим положением вещей?
— Не знаю…
Какая-то пессимистичная концовка интервью у нас с вами получилась…
— Оптимизм-то есть. Я же говорю – свет в конце тоннеля кто-то должен показывать. Возможность дороги, пути вперёд. Сегодня Рожков, завтра Чепалов, послезавтра Кондрашов, Сидоров, Петров… Но сейчас-то есть возможность что-то изменить в этой жизни. Раньше люди вообще не общались, не было Интернета, не было всех этих мобильных телефонов, электронной почты. Сейчас всё это есть, мир стал прозрачнее, мобильнее. Всё равно мы должны будем прийти к тому, к чему весь цивилизованный мир пришёл, я в это верю.
Я, например, знаю, что и здесь, в этих странах своих проблем тоже немало. Но здесь, по крайней мере, никогда президент не скажет: пошёл вон, будет так, как я скажу. С ним можно разговаривать, разговаривать с точки зрения закона, здесь люди боятся нарушить закон. И нарушать его, скажем, так, как это делает Александр Иванович, здесь невозможно.
— Вы искренне хотите, чтобы в России всё было как в Австрии?
— Да, хочу. А что вы улыбаетесь? Думаете, это нереально?
…В этом месте нашего разговора я просто нажал на диктофоне на кнопку «стоп»…
Иван ИСАЕВ,
Рамзау, 5 января 2008 г.
