Бывают интервью, которые возникают совершенно спонтанно. Сидишь, скажем, в компании, пьешь чай, и вдруг какая-то фраза собеседника цепляет настолько, что рука сама тянется за диктофоном. Так случилось и на этот раз — на проходящем в Уистлере этапе Кубка мира по биатлону. И ведь говорили-то, сидя в гостиничном номере Ольги Медведцевой, совсем не о биатлоне — о плавании. О новых скоростных комбинезонах, прочих спортивных технологиях.
Именно в этот момент еще незнакомый мне подтянутый человек в костюме российской сборной вдруг сказал: «Я, например, вообще не понимаю, почему никому до сих пор не пришло в голову подложить под нижнюю поверхность лыж тепловолокно. Не запрещено ведь…»
Так я познакомилась с Андреем Абакумовым. Специалистом по производству смазочных материалов и тренером-инженером российской сборной.
ПЕРВЫМИ НЕ БЫЛИ
— Андрей, как вообще попадают в вашу профессию?
— Это не совсем моя профессия. Я — химик-технолог. Вы представляете, что такое Кирово-Чепецк?
— Очень смутно.
— Это — город большой химии. У нас громадный химический комбинат, основная продукция которого — щелочи, кислоты, минеральные удобрения. Вот на этом комбинате я и отработал больше 25 лет.
В какой-то момент стало понятно, что на государственную зарплату детей не выучишь, и мы создали коммерческую структуру, которая занималась поставками на комбинат сырьевых ресурсов. Потом ребята, с которыми мы все это начинали, уехали в Москву, и я остался один. Вот тогда и сделал своей профессией парафины. А до этого занимался ими как бы побочно, вместе с отцом.
— То есть, вы — потомственный химик?
— Да.
— Как я понимаю, должен был случиться какой-то толчок, который повернул вас к спорту?
— Естественно. Но тут я должен упомянуть о своем отце. Настоящий химик — он. А я ему и в подметки, что называется, не гожусь, причем даже когда мы садимся играть в шахматы.
Отец был начальником крупнейшего цеха, занимался серьезными технологиями. Мы с ним всегда увлекались спортом, в том числе — лыжами. Но серьезного уровня я так и не достиг, потому что когда возникла дилемма — учиться или тренироваться, выбор был сделан однозначно в сторону учебы, за что я до сих пор отцу благодарен.
На нашем комбинате было много самых разных производств, и волею судьбы я попал туда, где производили фторопласт. Это продукт, обладающий уникальными свойствами. Выдерживает колоссальное напряжение, не подвержен воздействию щелочей и кислот. А самое главное — у фторопласта колоссально низкий коэффициент трения. Ни один из существовавших на тот момент материалов нельзя было поставить даже близко.
— То есть вы оказались первыми, кто придумал, как этот материал можно использовать в спорте?
— Нет. Первыми мы не были. Другое дело, что разработки, которые велись еще в 60-х годах прошлого века, не имели к лыжам никакого отношения. И по ряду причин их свернули. Но уже тогда были созданы удивительные лыжные смазки на основе фторированных соединений. Не знаю уж, насколько это правда, но наш заслуженный тренер Иван Петрович Родыгин, который подготовил множество мастеров спорта международного класса и чемпионов страны, рассказывал мне, что еще в 1969 году на чемпионате мира по биатлону сборная СССР в одной из гонок, используя именно эти смазки, привезла полторы минуты норвежцам.
Но затем разработки, как я уже сказал, были заморожены, и ваернулись к ним лишь в 1991-м. Мы нашли тогда все бумаги наших предшественников, но, честно говоря, ничего не смогли из них понять — до такой степени все было зашифровано. Ездили в Санкт-Петербург, где тогда жил один из тех специалистов, кто принимал участие в первых исследованиях. Но как ни бились, не смогли найти ни малейшей зацепки, того, от чего можно было бы оттолкнуться.
И тогда же у нас возникла идея работать с фторопластом. Хотели даже сделать лыжи из этого материала. Но по расчетам они выходили колоссально тяжелыми — слишком велик удельный вес этого вещества. Стали пробовать закрепить на скользящей поверхности лыж фторопластовую пленку. Тоже не получилось — пленка не хотела держаться. Громадный плюс фторопласта в том, что он ни к чему не приклеивается, то есть, не набирает на себя грязь. Но в этом и минус — приклеить фторопласт к какой-либо поверхности невозможно.
— А как же тефлоновые сковородки?
— Там немного другой исходный материал (фторопластов существует почти четыре десятка видов) и другие технологии. В итоге мы решили попробовать создавать порошки. А для того, чтобы они лучше держались, сделать промежуточный парафиновый слой. Методом проб и ошибок в конечном итоге был создан достаточно вразумительный продукт, на котором Паша Ростовцев стал чемпионом мира — было это, если не ошибаюсь, в 2001 году. А самое главное — спортсмены и тренеры стали нам верить. Этого очень сложно добиться.
— Почему?
— Велик психологический барьер. Люди привыкли считать, что импортное — это хорошо, а свое по определению хуже. В общем-то, примерно так обстоит дело и сейчас. Но есть и те, кто верит. Анатолий Чепалов, Николай Лопухов, Александр Грушин, Паша Ростовцев, Сергей Чепиков, Валерий Медведцев…
— Я неоднократно слышала, что наши биатлонисты и лыжники изначально находятся в проигрышной позиции, по сравнению с лидерами мирового спорта, поскольку лучшие импортные мази и парафины достаются России далеко не в первую очередь. Все действительно настолько запущено?
— То, что делается у нас, поверьте, неплохого качества. Кстати, универсальных смазок на все случаи жизни вообще не существует. Сегодня может быть хорошо одно, завтра — другое. Просто давно пора выводить собственное производство на иной уровень. Несколько лет назад, замечу, Чепалов по этому поводу сказал, что единственное, что есть в лыжной России конкурентоспособного, — это смазки. Мы же не производим ни лыж, ни палок, ни ботинок, ни комбинезонов — ни-че-го. А при закупке смазок за границей получаем стопроцентный ширпотреб.
Когда Сочи выиграл право проведения Олимпиады-2014, я даже написал в Росспорт записку с предложением создать группу, которая занялась бы разработкой смазок конкретно для условий Сочи. Это не бог весть какие деньги, такая группа не должна быть большой — два-три человека, но сделать она может многое. У Сочи совершенно особый климат, на который оказывает большое влияние море, а самое главное заключается в том, что в Сочи никто и никогда не соревновался. И, соответственно, не имеет понятия, чем там пользоваться. Чтобы это узнать, нужно три-четыре года проводить там исследования. Причем именно в тот период, на который придутся Игры.
Важно не только обкатать какое-то количество лыж, но и получить статистику, проанализировать ее. Чтобы с учетом этого строить подготовку. Тем более что мы работаем не только для биатлона. Это и «гладкие» лыжи, и двоеборье, и скоростной спуск — в общем, все, что едет по снегу.
Да и потом, я далек от того, чтобы воспринимать тех, кто выступает на Олимпиадах, как просто спортсменов. Это люди, которые защищают честь и достоинство страны. Лицо государства. А раз так, то и технологии для их подготовки должны быть государственными.
В ПЕЩЕРНОМ ВЕКЕ
— А нельзя, как в шпионских романах, украсть лыжу у Бьорндалена, сделать с нее соскоб…
— Так ведь соскоб нужно делать до гонки. И иметь соответственное оборудование для анализа. А мы находимся в пещерном веке: у нас нет инструментальных методов контроля. Даже не можем измерить слой смазки, который остается после того, как спортсмен прошел дистанцию. Допустим, человек утверждает, что к концу гонки у него лыжи стали хуже ехать. Но ведь порой совершенно невозможно понять причину: то ли смазка сошла, то ли сам спортсмен подустал.
Нет никакой базы данных. Сервисеры готовят лыжи по ощущениям, и все, что делают, держат в голове. Надумал человек сменить работу — и вместе с ним ушел весь его опыт. Разве это государственный подход? Если мы ведем речь о серьезной подготовке, то должна обязательно быть база данных по каждому из этапов Кубка мира, другим соревнованиям. Эта информация может служить не только для подготовки основной сборной, но и юниорской. К тому же профессиональный сервис у нас существует только в первой команде. Уровнем ниже тренеры справляются с подготовкой лыж сами, кто как умеет.
— Знаю, те, кто трудится в сервис-группах, не очень любят допускать посторонних в свою епархию. А как сервисеры биатлонной сборной приняли вас?
— Я изначально понимал, что будет непросто. Заниматься с семи утра до позднего вечера подготовкой лыж, их обкаткой — очень тяжелый труд. А тут ходит человек, смотрит по сторонам, непонятно чем занимается… Но сейчас отношения у нас неплохие.
— Чем, кстати, вы занимаетесь, когда находитесь с командой?
— Тестовыми испытаниями. Наши ребята-сервисеры — Михаил Колосков, Андрей Новиков и Валерий Шашкин — первоклассные лыжники, и они все испытывают ногами. Это — обязательная часть работы, потому что существует множество субъективных факторов. Например, разный снег на разных участках дистанции. Нужно чувствовать, как работают лыжи на спусках, на подъемах, и эти ощущения базируются, как правило, на громадном опыте. Но предварительно все-таки нужно проводить и другую оценку. Этим я и занимаюсь.
У тренера из Молдавии Александра Хлусовича есть специальный прибор, сделанный, кстати, в России, который дает определенное представление о качестве парафинов, порошков, суспензиий. Показывает коэффициент трения так называемой плашки о снег. Ведь невозможно объять необъятное. Вы только представьте: сейчас существует порядка 15-ти фирм, которые выпускают громадное количество смазок. Протестировать соответствующее количество лыж, подготовленных с использованием вех этих смазок, невозможно. Так вот этот прибор дает возможность отбраковать то, что заведомо не «поедет». Оставить десяток вариантов, с которыми можно работать.
В следующем году я хотел бы приобрести себе такой прибор. Во всяком случае, планирую это сделать. Есть еще один — позволяющий измерять слой смазочной пленки на поверхности лыж. Но его цена для меня неподъемна. Я ведь отдаю огромное количество порошков бесплатно. Не могу же брать деньги со своей сборной?
— Почему?
— У меня на этот счет существуют определенные моральные принципы.
— А как вообще происходит появление на лыжном рынке новых смазок? Их как-то нужно сертифицировать, где-то утверждать?
— Этот продукт не сертифицируется даже для розничной продажи. Хотя санитарно-гигиенический сертификат получить можно.
— Я о другом. Предположим, кто-то придумает совершенно гениальное средство. Не будет ли оно расценено, как технология, дающая спортсмену нелегальное преимущество?
— Никаких запретов на этот счет не существует.
— А как насчет тепловолокон, о которых вы упоминали, когда мы познакомились?
— Вот я и не понимаю, почему никто до сих пор этого не сделал. Идея лежит на поверхности, правилами это не запрещено…
— А технологически такое возможно?
— Ну, если люди ракеты в космос запускают, почему нет?
— С вашей точки зрения, такие лыжи будут ехать быстрее?
— Вообще лыжи катятся по слою воды, которая образуется от трения под скользящей поверхностью. Когда холодно, воды мало. Оптимальным вариантом считается внешняя температура от плюс 2 до минус 2. Считается, что в такую погоду катит все, что угодно. Этого эффекта и можно достичь применением тепловолокна. Немножко как бы подогревать лыжу изнутри.
— Как в свое время подогревали лезвия конькобежцы?
— Именно. Но особенно я об этом не задумывался. В конце концов, собственного лыжного производства у нас нет. Если идею реализуют иностранцы, мы такие лыжи получим в последнюю очередь. Лучше думать о том, что мы можем реализовать сами, уже сейчас.
ОБМЕНА ОПЫТОМ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ
— Скажите, а в чем смысл передвижного сервис-блока, который постоянно возит с собой норвежская сборная по биатлону?
— Во-первых, мобильность. Во-вторых, когда команда приезжает на те или иные соревнования, организаторы, как правило, предоставляют ей два сервис-блока. Тесновато работать. А тут еще один блок добавляется — с дополнительными станками, вентиляцией. Норвежцы в этом отношении очень серьезная публика.
— Вы как-то контактируете с западными коллегами?
— Это не принято. Ведь самый большой секрет в нашем виде спорта — как раз подготовка лыж. Никакого обмена опытом здесь быть не может. Поэтому интересоваться чужой работой не принято. Дурной тон. Возле станков, к тому же, могут оставаться порошки, суспензии. Зачем провоцировать излишнее любопытство посторонних? Во время непосредственной подготовки лыж в кабинки не заходят даже свои тренеры.
— Кто именно был инициатором того, чтобы привлечь вас к работе со сборной?
— Валерий Польховский. На одном из этапов Кубка мира в Остерсунде смазки, которые изготовила наша фирма, дали удивительные результаты. Польховский мне тогда позвонил в Кирово-Чепецк и сказал: «Срочно приезжай». Я взял порошки, пасты и поехал. За свой счет. У меня ведь тоже был корыстный интерес.
— Какой?
— Работа со сборной — это прежде всего имидж, репутация. Сами знаете, не все деньгами измеряется. На тот момент я представлял собственное предприятие ФЭСТА — фирму экспериментальных спортивных товаров Абакумова. А в 2005-м появились ребята, которые купили Кирово-Чепецкий комбинат, я показал, чем мы занимаемся, им понравилось и… получилось так, что вся наша продукция стала идти под маркой дочернего предприятия комбината «Девятый элемент». Выбирать мне тогда не приходилось, поэтому мы просто переклеили этикетки и повезли все смазочные материалы на Игры в Турин. «Девятый элемент» тогда очень хвалили за то, что в такие короткие сроки ему удалось создать столь уникальные смазки…
— Вы обмолвились, что сейчас с Кирово-Чепецким комбинатом не работаете. Почему?
— Нам перестали давать сырье. Это невыгодно.
— А если будет госзаказ?
— Если он к тому же будет подкреплен просьбой серьезных людей, ситуация, думаю, изменится.
ТОЛЬКО МАРАФОНЫ
— Вы сами на лыжах ходите?
— Только марафоны. Старый трактор быстро двигаться не может. Мне 52 года, и пять километров я уже резво не пробегу. А вот 50, 75, 100 и сутки иду очень прилично. Летом я обычно бегаю три классических марафона, зимой — пять-шесть лыжных. Причем, предпочитаю дистанции длиннее пятидесяти километров.
— Вам доставляет удовольствие процесс преодоления — или привлекает перспектива выиграть?
— И то, и другое. Самый необычный марафон, в котором я участвовал, был как раз суточным. В Нижнем Новгороде. Я, естественно, в силу собственного честолюбия хотел попасть на пьедестал, и попал, но запомнилось не это. А то, как на лыжне часов в 9 вечера (при том, что старт был в 10 утра) я увидел маленькую девочку с мамой. И девочка сказала мне, что хочет пройти за сутки 80 километров. Я был в шоке. Ведь взрослый все-таки на лыжах скользит. А она — идет.
— Сколько же километров проехали за сутки вы сами?
— Триста сорок. Финишировал третьим. А победитель прошел 360.
— Получается, бежать приходится сутки напролет, без остановок?
— Останавливаться можно. Можно поспать даже. И дети, кстати, спят. Да и многие взрослые тоже. Но я ведь работал на результат. Один раз только остановился на довольно продолжительное время — почувствовал настоятельную необходимость полностью переодеться. Это был скорее психологический момент.
— Перед смертью — в чистое?
— Пожалуй, по тем ощущениям это — наиболее точное определение. За гонку тогда поменял три пары лыж и пару ботинок: во время столь продолжительного бега ноги заметно отекают. Обидно, что проиграл тем, кто старше меня. Одному 56 лет было, другому 54. Но я своего еще добьюсь!
Елена Вайцеховская, «Спорт-Экспресс»
