Трехкратный чемпион мира и один из самых современных тренеров по стрельбе в российском биатлоне. С 2011-го он ассистировал Вольфгангу Пихлеру в женской сборной, переводил с немецкого, брал огонь критики СМИ на себя, а после Игр не выдержал и поскандалил с комментатором Губерниевым.
Сейчас Ростовцев в родном Красноярске, наслаждается временем с семьей и осваивает новую руководящую работу – в регбийном клубе «Красный Яр».
— Три зимы подряд вы открывали сезон в Европе, теперь – Красноярск, политика, регби. Как ощущения?
– Абсолютно нормально. Я вернулся в ту среду, из которой приходил в биатлон. Костюм, галстук, белая рубашка – к ним не пришлось привыкать.
Изменение системы координат болезненно для любого человека. Не буду говорить, что я легко закончил с биатлоном. Переходный период – на душе было неспокойно: менялось окружение, цели, текучка. Сейчас мне хорошо.
— Если вас позовут в команду, вы хотя бы задумаетесь?
– Меня звали. Я говорил об этом весной, но и после весны приглашали. Летом мы созванивались с Касперовичем, он предлагал вернуться. Может, не в качестве постоянного тренера, но консультанта – передать опыт, побыть несколько дней на сборах, оценить организацию стрелковой части, показать свои наработки и т.д.
Если бы я проявил инициативу – мы бы нашли, как эту идею реализовать. Как понимаете, я не проявил.
— Вы уходили, ссылаясь на необходимость побыть с семьей. Это главная причина?
– На 90% – да. Я сообщил руководству об уходе еще в прошлом ноябре. Основная подготовка завершилась, поехали по накатанной, так что смысла молчать не было. Другие причины есть, но они несущественны. Я бы не сказал, что эта работа меня прямо достала.
***
— Как созрело решение вернуться в биатлон в 2011-м?
– Понятно, что если бы в СБР работала команда Тихонова, я бы не получил приглашения. Если бы получил – не пошел бы туда работать. Когда в 2006-м спортсмены сборной имели дерзость, наглость и борзость сказать, что в ведомстве Тихонова не все в порядке – был большой общественный негатив. Нас осуждали, потому что Александр Иванович был гуру. А мы вроде как дерзкие, решили на него посягнуть.
Я думаю, спустя 8 лет отношение общественности к Александру Ивановичу значительно изменилось. Хотя он не изменился совсем.
Стиль управления, принципы работы по понятиям – они для меня неприемлемы. Это одна из причин, почему я принял приглашение команды Прохорова. Я сталкивался с результатами работы Михаила Дмитриевича в Красноярске. Бобровый лог, где мы с вами сидим – детище Прохорова. Лично я не был с ним близко знаком. Но знал, что он системный руководитель с современным мышлением. Было интересно посмотреть, как его неограниченный ресурс будет использоваться в биатлоне. Можно назвать это любопытством.
— Как вас приглашали?
– Первый раз позвонил Барнашов, после Олимпиады в Ванкувере. Тогда не сложилось – прежде всего, из-за моей семейной ситуации. Я не мог уехать, оставив ребятишек одних. К разговору вернулись весной 2011-го. За тот год моя семейная ситуация поменялась. Звонил уже Польховский, он тогда был главным тренером.
— Сразу согласились?
– Конкретики не было ни по должности, ни по сроку. Но понял, что вроде как зовут работать с женщинами. Я несколько раз летал в Москву. Когда летел первый раз – было 60 на 40, что откажусь. Кажется, во второй прилет узнал, что есть фигура Пихлера и в случае согласия я буду работать с ним.
Мы с ним знакомы давным-давно. Когда шли переговоры, он написал мне письмо на электронку, что был бы рад со мной сотрудничать.
— Вас не смутило, что на тот момент в России его не любили за резкие высказывания по допингу и команде?
– Нет. Тогда я этого не понимал, а сейчас понимаю: надо смотреть на базовые вещи, а не на мнение общества. У меня была своя точка зрения на высказывания Вольфганга о России.
— Андрей Гербулов охарактеризовал условия работы при Прохорове одним словом – изобилие. Оно не мешало?
– Как оно может помешать? Надо просто различать: есть хотелки, а есть действительно нужные вещи, условия, ресурсы. Если была необходимость, вопросы закрывались мгновенно. Надо Зайцевой 50 пар «Россиньолов» – пожалуйста. Надо двойной запас патронов, потому что у всех есть запасной ствол и патроны должны быть подобраны под него – нет проблем. Надо особую партию патронов, которые полетят в самый крутой мороз – вот они.
У нас в команде было две запасных ложи – для российской винтовки и для «Аншютца». В олимпийском спринте Катя Шумилова сломала оружие пополам. Эстафету бежала с другим – идеально готовым. Вот и пример. Такие вещи могут не понадобиться ни разу за годы, но если понадобятся, а у тебя нет – ты точно проиграл.
— Когда Прохоров по-настоящему включался в дела команды?
– Он по своему стилю стратег и не должен опускаться в рутину. Были моменты, когда я чувствовал: Михаил Дмитриевич включил тяжелые ресурсы в нашу поддержку.
Нужен пример? История с Минспорта весной 2012-го. Стоял вопрос: убирать или не убирать Пихлера. Прохоров дал достаточно жесткий отпор Мутко, а нам дал понять: вы с Пихлером работаете дальше. У нас был разговор в ОНЭКСИМе: я, Вольфганг, Прохоров, Кущенко. Напрямую никто ничего не сказал, но поддержка очень ощущалась. Это давало силы не реагировать на критиканство.
Михаил Прохоров, Павел Ростовцев, Оксана Рочева и Ольга Зайцева (слева направо)
***
— Зимой 2013-го вы сказали: «Я знаю, почему пять лет назад в сборной все было хорошо с результатами». Почему?
– История с Юрьевой и Старых показала почему.
— Как вы относитесь к официальному оправданию Старых про косметику?
– Напишите: Ростовцев ухмыльнулся. Вопрос риторический. Я буду выглядеть идиотом, если скажу, что допинг попал в ее организм через косметику. Никто в это не верит.
— О чем вы подумали, когда узнали, рядом с командой находится скандально известный врач Дмитриев?
– В нашей команде его не было. Я не знал, что он работает с кем-то.
— Его же все видели на этапах.
– Я тоже видел. А что он делает – я не знал. Меня это не интересовало. Может, работает с мужиками. Может, с Королькевичем.
— Два человека попадаются на одинаковом допинге в одни сроки – это система?
– Это не случайность. Думаю, да, это система.
— Как отреагировал Пихлер?
– Шок. Вольфганг всегда верил людям, с которыми работал. Я не только про себя, но и про массажиста Лашина, доктора Лагуточкина, биохимика Шуркину, научного работника Загурского. У Вольфганга было мнение: эти люди не могут меня подвести.
Обычно он любит говорить, как бы сам с собой, ни к кому не обращаясь. Часто в процессе рассуждений рождались проекты решений. Но тогда он молчал – было видно, что какие-то мысли у него крутятся, но он держал их при себе.
— Вы с ним поднимали тему ухода из команды перед Олимпиадой?
– Пихлер сразу сказал, что не может оставить девочек один на один с допингом. Где-то он спрятал свое «я» внутрь и поехал в Сочи. Хотя, конечно, мог не ехать. Учитывая отношение к Вольфгангу в России, все было бы преподнесено так: дождался первого повода и свалил с тонущего корабля. Но он по жизни боец.
— Их отношения с Королькевичем резко испортились?
– Почти не изменились – сухие корректные, особой теплоты там и так не было. У меня отношения с Владимиром Борисовичем лучше.
***
— У Пихлера интересное чувство юмора, вспомните что-нибудь?
– Ну да, своеобразное. Я сам сухой насчет этих дел, а Вольфганг мог пошутить. Во втором сезоне вылетаем на сбор в Бруксвалларну. Маленький аэропорт – нам дали то ли отдельный самолет, то ли второй рейс запустили. Нас 15 человек с баулами. Сидим в закутке, больше никого нет.
И Пихлер начинает, ни к кому не обращаясь: ну что, остался нам последний бросочек. Надеюсь, повезет. Статистика показывает, что из тех самолетов, которыми мы полетим, падает каждый 25-й.
— Ох.
– Все переглянулись, молчат. Пихлер понял, что пока никого не зацепил, и продолжает: ну, последний упал недавно, так что шансы долететь у нас хорошие. С другой стороны, аналитик Наташа Джилкибаева только что улетела и приземлилась. Так что наши шансы стали чуть хуже.
Кто-то шутку понял, поулыбался. Биохимик Шуркина: Вольфганг, ты че такое городишь, давай замолчи. А он ей: о, Ирина, ты держись меня. Если это произойдет – я точно попаду на небеса. Не знаю, как ты жила, грешила или нет, но попадем на небеса вместе, а там я договорюсь. Кто-то хохочет, Ирину Ивановну начинает колбасить. Я ему: Вольфганг, давай тише, мысли все-таки материальны.
— Чем кончилось?
– Ну, самолет был реально как фургон. Долетели хорошо, вышли, поехали в отель – и Вольфганг: блин, я оставил там свой телефон! И теперь уже все хохотали над ним.
— Что больше всего запомнилось из командных тусовок?
– В первый год у нас была традиция: на каждом сборе – торжественный выезд. Девочек заранее предупреждали – возьмите на сбор соответствующую одежду. Строгий дресс-код: пиджаки, галстуки, девочки – в вечерние платья. Октоберфест, ресторан высокой кухни в замке Зальцбурга, казино…
— Казино!
– Да, в Зальцбурге. Это целый вечер отдыха, просто кто-то предложил съездить – от Рупольдинга же недалеко. Ездили в первый и второй сезоны.
Поужинали, поднялись в зал. Есть два часа, можно играть. А мне за день до выезда сон приснился: надо ставить на 11 черное. Света Слепцова села играть, я ей: ставь на 11 черное. Она ставит евро 40 – и выигрывает полторы тысячи. Я ей: ну вот, Света, ты меня почаще слушайся.
Такие вечера помогали команде. Когда Анфиса Резцова на предолимпийской неделе начала рассказывать про не очень хорошую атмосферу, меня это удивляет. Если ты черпаешь информацию от третьих лиц – это не значит, что ты знаешь правду.
«Русские спортсмены живут слишком хорошо: никакого энтузиазма, внутреннего драйва». Откровения Пихлера
Вольфганг Пихлер и Павел Ростовцев
***
— Что больше всего потрясло Пихлера в России в спортивном смысле?
– 1) Большое влияние на построение процесса со стороны Минспорта, в лице аналитического отдела ЦСП. По-другому быть не могло – те деньги, которые получает российский биатлон, не получает ни одна сборная мира. Все деньги бюджетные, поэтому и механизм такой. Вольфгангу никогда ранее не приходилось объяснять разным специалистам, пусть и хорошего уровня, почему Зайцева должна работать на пульсе 170, а Романова на 160. Это была его поляна, а тут приходилось кого-то убеждать и даже спрашивать разрешения. Это влияние Минспорта и ЦСП. Хорошо или плохо – я не даю оценок. Нигде такого нет.
2) Тема личных тренеров, которые зачастую не обладают ни возможностью, ни квалификацией, но рвутся влиять на процесс. А иногда и откровенно мешают процессу. Хотя со многими были нормальные отношения: Шитиков у Глазыриной, Анисимов у Романовой, Русских или Шумилов у Шумиловой, Рочева у Зайцевой.
3) Потрясла возможность финансирования. Вольфгангу приходилось напоминать тому же сервису: ребята, отбросьте рамки. Если вам что-то надо – формируйте, все будет сделано.
4) Как организована работа сервис-групп. Критичная тема, до сих пор не готов о ней говорить.
— Очень похоже, что и вы, и Пихлер испортили отношения с Вилухиной.
– Отношения стали менее близкими, менее теплыми, но это нормально. Я не скажу, что они испортились. Просто Ольга – не тот человек, с которым я пойду в разведку.
Почему? Ситуация с тренерами. Она пела дифирамбы Вольфгангу – ушла. Пела дифирамбы Королькевичу – ушла. Два раза она говорила, что нашла своего тренера. Человек, будучи никем, получил в Новосибирске квартиру, для многих это ключевой вопрос. Оля, взяв от Новосибирска все, включилась в параллельный зачет с Мордовией. Я не знаю, чем это обусловлено, но у Оли всегда есть своя игра, про которую она не говорит. Это не значит, что я к ней плохо отношусь, но доверия к ее словам у меня нет.
— Образование второй группы Королькевича в олимпийский сезон сильно навредило команде?
– Появилась вторая сила. Естественно, ни у одного из центров не было контроля над ситуацией: мы расходились во взглядах по отборам, с этого начались первые дискуссии летом.
Все вместе мы собрались в Тюмени. Первый вопрос Королькевича тогда был такой: какого черта здесь делает Романова? Она же не попадает в команду. Нам приходилось формировать точку зрения, что Яна имеет право участвовать хотя бы в отборах. И так во всем: места, принципы, критерии. По отборам дискуссии шли несколько месяцев – в итоге все равно сделали так, как предлагали мы. Потом, в сезоне, все равно постоянно принимались решения, которые кого-то не устраивали.
— Когда вам приходилось проявлять реальную жесткость к девушкам?
– Может, не совсем нам, но руководству с нашей подачи. Один пример. Конец сезона-2012/13, осталась одна гонка – масс-старт в Ханты-Мансийске. Катя Глазырина попадает железно. Подходит и говорит: я не побегу. Почему? Не то самочувствие, то, се – в общем, как-то нечетко.
По нашей информации ситуация такая: через три дня в Увате чемпионат России, Кате надо готовиться туда. У Вольфганга не укладывается в голове: есть возможность пробежать масс-старт на Кубке мира, с ее-то стрельбой можно ждать хорошего результата. А она думает про Уват.
— Что делать?
– Есть Кущенко, Майгуров, пусть принимают решение. Кущенко вызывает Катю к себе: или ты выходишь на старт, или через 45 минут покидаешь расположение команды и готовишься к олимпийскому сезону с личным тренером. Решай.
В масс-старте Катя финишировала восьмой – один из лучших результатов в карьере, в конце концов, деньги какие-то заработала. Пихлер подходит: я вообще ничего не понимаю в России. Бежит, стреляет, но не хочет соревноваться – вот что психология делает с людьми.
— Правда, что Зайцева в какие-то отрезки времени тренировалась по планам Рочевой, а не Пихлера?
– Нет, конечно. Рочева везде была с нами, но таковы особые договоренности руководства с Ольгой, когда принималось решение по продолжению карьеры в 2011-м. Оксана Алексеевна не спроектировала ни одной тренировки для Ольги. Она даже не знает, какой у Ольги порог анаэробного обмена. Помощь была, но больше психологическая, да и просто дополнительные руки.
— Скорее всего, годы вашей работы будут отмечаться как период, в который женская команда постоянно проигрывала.
– В СМИ, в репортажах известного комментатора были сформированы завышенные ожидания. И на их фоне даже что-то хорошее, но не соответствующее ожиданиям, превратилось в негативную вещь. Я могу на фактах доказать, у меня готова табличка: сборная России никогда с 2003 года не была лидером по ходу.
Результаты Зайцевой и Вилухиной соизмеримы по местам по скорости с результатами Ахатовой. Но никто об этом не говорит. Успехи были за счет преимущества в стрельбе. Сегодня преимущества нет – народ научился стрелять. А по ходу мы как были, так и остались. Поэтому нельзя говорить, что мы просели. Другие подтянулись.
Когда люди несколько раз в неделю слышат, что все плохо, что команда проигрывает из-за бездаря Пихлера и его проходимца помощника – идет формирование общественного мнения. Но общественное мнение имеет свойство быть текучим.
— Что Пихлер дал российскому биатлону?
– Главный урок от него: если трудиться честно и напряженно, можно достигнуть высоких целей. Пример Романовой и Шумиловой это подтверждает.
На организационном уровне – взлет на порядок. Тренировки продуманы от и до. Я никогда не работал с Касперовичем, но говорят, что в плане организации процесса он близок к Пихлеру. В России я с такими тренерами не сталкивался. За три года у нас не сорвалось ни одной тренировки по организационным причинам.
В плане психологической поддержки спортсменов. Это урок для тренеров, как нужно доносить аргументы в пользу своих спортсменов до руководства, как нужно биться за своих. Не думаю, что сейчас в России кто-то готов делать это так же искренне и самоотверженно.
Sports.ru
