В эфире «Матч ТВ» вышло эксклюзивное интервью с двукратной олимпийской чемпионкой о начатом в ее отношении расследовании МОК. Сегодня мы представляем вашему вниманию полную версию этого интервью.
– Как вы узнали, что у комиссии Освальда есть к вам претензии?
– Мне пришло письмо на электронную почту от Международного союза биатлонистов. Так я узнала, что меня отстраняют. Точнее то, что в мою сторону начато расследование по поводу нарушения антидопинговых правил на зимних олимпийских играх в Сочи. Сейчас я отстранена от участия во всех соревнованиях в любом качестве. То есть нельзя находиться на соревнованиях, которые проводит IBU.
– Это большое письмо?
– Один лист, подписанный Николь Реш (генеральный секретарь IBU. – «Матч ТВ»). Она уведомляет не лично меня, а Союз биатлонистов России, что МОК начал расследование в отношении меня.
– Какие-то претензии там были обозначены?
– Пока никаких оснований. Просто, что начато расследование. Сухое, конкретное письмо.
– Какая первая мысль была у вас, когда вы открыли это письмо?
– Я переживала за ребят, за лыжников, за Сашу Легкова. Представляла, какие они испытывают чувства. Когда мне пришло письмо, то я поняла более конкретно, что они чувствовали. Для меня это был шок. Почему мне могло прийти это письмо? Все всегда задаются этим вопросом. Я, естественно, расстроилась.
– Что они от вас сейчас хотят? Уведомили, что начали расследование, а вы просто пока посидите дома?
– Именно так. Уведомили. Наверное, пришлют мне что-то новое и скажут конкретно, что они со мной будут делать: куда-то пригласят и объяснят, что у меня нашли. Буду сейчас ждать более развернутое письмо.
– У вас есть план дальнейших действий?
– Я думаю, что работа в Министерстве спорта и ОКР идет по поводу всего нашего спорта. Контактировала с президентом СБР Александром Михайловичем Кравцовым, советовалась. Я не адвокат и не юрист, не знаю даже правильных терминов и что делать. Поэтому будем работать с теми людьми, которые в этом разбираются. Я в близком контакте с СБР и его руководством. Будем дальше думать вместе.
– IBU ждет от вас какое-то письмо?
– Письма не ждут. Я могу попросить Международный союз биатлонистов о личном разборе моей ситуации. Что я и сделала. Написала, чтобы приняли во внимание, что я заинтересована и хочу, чтобы начался личный разбор моего дела. Что я не просто сижу и молчу в тряпочку. Какой это личный разбор – я не знаю. Мне пока никто не ответил.
– Что может вам грозить, помимо отстранения от участия в соревнованиях?
– Если они гребут под одну гребенку, тогда то же, что и лыжникам. Могут отобрать медали или еще что-то хуже сделать. Не знаю, чем руководствуются люди, которые выносят такие наказания. Если ко мне будут те же санкции, то я тоже без понятия, за что. Дальше будем действовать по факту.
– Что говорят Вилухина и Романова, которые через видеосвязь присутствовали на заседании комиссии Освальда?
– Я с девчонками общалась немножко. У нас же всегда, когда грянет гром, мы начинаем собираться вместе. Девчонки сказали, что они сидели, слушали шесть или восемь часов. В принципе в обсуждении они не участвовали. Только в конце им задали какие-то вопросы. По ним тоже все ждут решения. У тех, кто нас обвиняет, такая политика странная. Они специально тянут. Не знаю, чего ждут. У меня, наверное, будет такая же процедура.
– Во время обсуждения дела Романовой и Вилухиной ваша фамилия фигурировала?
– Нет. Вообще моя фамилия всплыла очень рано. У нас всегда в СМИ появляется все раньше, чем сам спортсмен узнает. Немного торопятся. Про меня на заседании девчонок не говорили. У каждого было свое разбирательство.
– Вы были в курсе, что ваша фамилия была в списке «Дюшес» в докладе Макларена?
– Когда это все начиналось, мне сказали, что я в этом списке. Я удивилась. Потом через какое-то время мне сообщили, что моей фамилии там уже нет. Поэтому была спокойна и уверена. Как и сейчас я уверена в своей правоте. Я не читала доклад Макларена, не вникала, что он написал. Теперь, наверное, придется изучать, чтобы знать, какие претензии они предъявляют. Будем углубляться.
– Как правильно нужно закрывать пробирки? Сколько должно быть щелчков? Какова вероятность, что из-за чрезмерного усилия что-то могло повредиться?
– Мы всегда сдавали пробы при допинг-офицерах. Человек шел с нами в туалет и следил. Когда мы закрывали банки, то он тоже все контролировал. Никогда не считала количество щелчков, но в силу своей интуиции всегда закручивала банки до самого конца, казалось, что крышечка могла треснуть. Банки в пакете всегда ставила в пластмассовую коробку, сверху которой всегда наклеивалась лента. И если ее вскрываешь, то это видно – там появлялись полоски. Что было с этими коробками дальше, я не знаю. Я же не сотрудник ВАДА или РУСАДА, чтобы знать, когда и где их вскрывают.
– В Сочи была такая же система?
– Конечно. Система везде стандартная, одна и та же.
– Баночки тоже были классические?
– Да. Когда ты спортсмен и делаешь свою работу, то не задумываешься о том, какие банки. Просто видишь, что они официальные.
– В списках видно, что к вам есть претензии по количеству соли в пробах, что есть превышение средней нормы для современного человека. Чем это можно объяснить?
– Ко всем есть какие-то разные претензии: у кого-то царапина на крышке, у кого-то соль в пробах. Можно переесть красной или черной икры, и у тебя ее будет много. Мы теряем много пота на соревнованиях, соль выходит из организма, и хочется ее пополнить. Может, за счет этого она могла повыситься? Я не знаю. Я не химик. Соль в банки я точно не сыпала, 100 процентов. Если бы я знала, что соль повышает результат, то ела бы ее кусками как лось, и все гонки выигрывала бы.
– Сейчас у болельщиков абсолютное непонимание того, почему коснулись их любимой биатлонистки Ольги Зайцевой. Что вы им можете сказать про эту ситуацию?
– Я выступала на Олимпийских играх с 2002 года и всю жизнь выполняла все требования. Как и Саша Легков, могу сказать, что мы сдавали допинг-пробы и днем, и ночью. Я делала свою работу честно, правдиво и любя. Болельщикам хочу пожелать, чтобы они верили в меня так же, как и раньше. Никто никаких коктейлей не пил. Это просто неразумно. В профессиональном спорте не может быть никакого алкоголя. Это несопоставимые вещи. Как говорил Сергей Бодров: «Сила в правде. Кто прав, тот и сильней». Мне тоже хочется кричать и требовать каких-то доказательств, знать, что там. Но быстро ничего не делается. Это придет со временем. Я за белую сторону жизни. Верю в правду и в чистоту. Желаю всем точно так же верить в это.
