Павел Копачев задал важные вопросы биатлонистке, которую лишают двух олимпийских медалей.
– Доклад Макларена появился еще в декабре 2016-го. На Sports.ru мы писали, что в биатлоне есть проблемы у вас, Глазыриной и Романовой. Теперь вот еще у Зайцевой. Вы понимали, что за вами рано или поздно придут?
– Я следила за всеми новостями. Основная проблема – все подавалось на уровне слухов. Я не придавала им особого значения. Мне лично до сих пор не пришло ни одной официальной бумаги – ни от МОК, ни от независимых комиссий. Ничего. По сути, я даже не знаю, в чем именно меня обвиняют.
Возможно, все документы лежат в СБР, я только подписывала доверенности. Еще зимой в СБР мне сказали, что в случае реальных проблем нас будут защищать опытные юристы. Мы, олимпийцы, вдруг перестали быть людьми, а превратились в пачки обвинительных документов, сортированные по датам слушаний.
Именно это меня в первую очередь возмущает. Аннулировали результаты? Ну, пришлите хотя бы письмо, объясните. Почему я вынуждена искать информацию в интернете? Читала все расшифровки на Sports.ru, пыталась вникнуть в эти списки. Честно? Вообще не понимала, что происходит.
Конечно, меня беспокоит, что вокруг моего имени столько грязи.
— То есть, год назад доклад вас не насторожил?
– Нет. Наверное, напрасно. Но я не юрист и не политик – не понимала, что маховик только раскручивается. Осенью в прессе уже стали появляться не только коды, номера баночек, но и фамилии.
— Как вы узнали про слушания в Лозанне?
– 10 ноября мне позвонил адвокат Артем Пацев – он сказал, что его команда будет отстаивать мои интересы. На почту выслали доверенность, так как я не могла присутствовать лично. По сути, меня поставили перед фактом – дата слушаний, 13 ноября.
– До 10 ноября вы не знали даты слушаний?
– Нет. Только читала в интернете, что скоро-скоро «придут» за биатлонистами.
— Вы узнали, что слушания 13-го. Почему не купили билет и не поехали лично в Швейцарию, чтобы все объяснить?
– Нас никто не вызывал. Ну ок, я, наверное, могла бы поехать, все-таки здесь затронута моя жизнь, моя судьба, мои права.
Но опять же – меня никто туда не приглашал. Все выглядело смешно: видеоконференция, я очень плохо слышала переводчиков. Слушания длились 8 часов с перерывом на 10 минут. Все это время я сидела перед компьютером в Skype. Простите, даже в туалет нельзя было отлучиться.
Был круглый стол. По левую сторону сидели обвинители, по правую сторону – наша защита. По центру – члены независимой комиссии. Хотя какая это «независимая» комиссия, если нас массово отстраняют и лишают медалей? В лицо из всех этих людей я узнала только Освальда.
Когда выслушали обвинителей и защиту, нам дали слово. В самом конце.
— Что вы сказали?
– Спросила, за что меня обвиняют? На протяжении всей карьеры мои пробы были отрицательные. Ни одной положительной. Я не участвовала ни в каких преступных схемах, не открывала никакие пробирки и не царапала их. Мне показалось, что наша защита выглядела убедительной.
— Что вам поставили в вину?
– Царапины точно. Про список «Дюшес» не поняла, плохо было слышно переводчика. Конкретно меня ни о чем не спрашивали. Мы просто сидели и слушали.
Выслушав нашу защиту, у меня не было сомнений, что решение будет в нашу пользу. Защита выглядела компетентной и профессиональной.
А в итоге все случилось наоборот – решение жестокое. Причем по отношению ко всем пяти спортсменам, по которым проходили слушания в этот день.
Зачем мы там присутствовали? Наверное, создали видимость, что мы приглашены и уведомлены. Хотя сложилось впечатление, что все давно решено. Это заседание – пыль в глаза. Что бы мы ни говорили – нас никто не слушал. Сторона обвинения просто гнула свою линию, в качестве доказательств предъявляли только доклад Макларена и показания Родченкова.
У кого, кроме Легкова, есть царапины на допинг-пробах
— На чем строилась наша защита?
– По видеосвязи выступили представители Следственного комитета, криминалисты, которые делали экспертизу проб. Они представили 45 страниц доказательств. Они объясняли, что вскрыть пробу не так просто, нужно приложить усилия, инструменты, 7 кг веса, один человек с такой работой не справится.
С той стороны тоже были криминалисты. Они объясняли, что пробы рассматривали под разным светом. На каких-то образцах видны царапины, на каких-то – нет.
К общему мнению, видимо, так и не пришли.
Наши адвокаты пытались доказать, что вины спортсменов нет. Спортсмены не участвовали в цепочке «забор – транспортировка – анализ проб». Задача спортсмена – зайти в кабинет, сдать анализ. Все, больше мы никогда не видели пробы. В 2014-м году никаких претензий ко мне не было. А спустя три года появились…
— Вы были знакомы с Родченковым?
– В глаза его никогда не видела.
— Не пили его коктейль?
– Бред. Я читала про какой-то алкоголь, чем-то там разбавленный. Не пила, конечно. Категорично – не пила.
– МОК заявляет: «Без активного участия спортсменов манипуляции с пробами были бы невозможны – все спортсмены из списка «Дюшес» знали, зачем сдают чистую мочу и сообщают номер сданных ими проб».
– Я читала это. И хочу сказать. Во-первых, все свои пробы мочи я сдавала под присмотром допинг-офицера, который показывал удостоверение. Мне выписывали протокол. Во-вторых, как говорит Родченков, ни в какие банки из-под кока-колы или детского питания заранее я ничего не сдавала. Это полный бред и клевета. Я в спорте с самого детства и понимаю, когда и чем рискую.
– Вы сказали, что не собираетесь возвращать медали. А если МОК заставит в принудительном порядке?
– Я в любом случае остаюсь при своем мнении – эти медали честные. То, что сейчас происходит вокруг нашего спорта… Это ужас. Мне печально осознавать, что я в этой грязи.
Олимпийские медали – детская мечта. Я шла к ним много лет. Через труд, слезы, проблемы со здоровьем. Эти медали мне очень дороги.
Кто-то уже начинает их делить, я имею в виду чешек. Они в ладоши хлопают, говорят, что все правильно. Девочки, молчали бы! Зря радуетесь. Если нас так легко, не разбираясь, пачками дисквалифицируют, может случиться, что и спортсмены другой страны окажутся не застрахованными от такого произвола.
Я просто так медали не отдам. Я двукратный призер Олимпийских игр. Я чиста перед собой, болельщиками. Ту радость, которую я подарила всей стране на домашней Олимпиаде, у меня хотят отнять. На каком основании?
— Вы обсуждали с девчонками по команде эти обвинения?
– Да. Честно сказать, обсуждаем с издевкой. Над всей этой бредятиной – дюшесами, фантазиями Родченкова. На слушаниях его, как и Макларена, почему-то не было. Меня это возмущает. За нашими спинами что-то решили, придумали дневники и доклады, а по видеоконференции на связь не вышли.
Почему им верят, а нам нет? Это дискриминация.
— Что бы вы сказали Родченкову при личной встрече?
– В чем моя вина? Пусть скажет в глаза. Если хватит смелости…
— Вы уже заявили, что будете подавать в суд. На кого? Куда?
– Да, будем защищаться. Конечно, суды, адвокаты – это дорого, и мне не потянуть такие расходы. Пока Михаил Прохоров не предложил помощь, я реально задумывалась: где взять деньги? что можно продать? у кого занять? Но его тоже возмутила эта история.
Я не юрист – пока точно не знаю, с чего начнем. Наверняка подадим апелляцию в CAS; если ее отклонят – будем искать другие инстанции. Но сейчас мне спокойнее – если все сложится, как предложил Михаил Дмитриевич, нас будет защищать профессиональная команда.
Нам придется вновь завоевать наши честно завоеванные медали. Звучит нелепо, но такая сегодня ситуация.
