«Спорт-Экспресс»Елена Вайцеховская«Александр Привалов:…»
«Sports.ru»Ирина Белозёрова«Какие могут быть проблемы?…»
«Время новостей»Ольга Ермолина«Владимир Барнашов:…»
«Советский Спорт»Константин Бойцов«Прозаседавшиеся.»
«Чемпионат.ру»Александр Круглов«Владимир Барнашов:…»
«Московский Комсомолец»Ирина Белозерова«Владимир Драчев:…»
«Новые Известия»Оксана Тонкачеева«Александр Селифонов:…»
Александр Привалов: «Тот, кто слишком хочет выиграть, редко добивается побед»
Елена Вайцеховская,
Александр ПРИВАЛОВ
Родился 5 августа 1933 года в деревне Пятница (Солнечногорский район, Московская область).
Окончил ГЦОЛИФК, тренер-преподаватель.
Выступал за клуб «Динамо» (Москва).
Заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР.
Серебряный призер ОИ-1964 и бронзовый призер ОИ-1960 в гонке на 20 км. Первый советский биатлонист, завоевавший олимпийскую медаль. Серебряный призер чемпионата мира-1961. 5-кратный чемпион СССР (в гонке на 20 км — 1960, 1961, 1964, 1965, в эстафете-1966).
С 1966 по 1994 годы — тренер и главный тренер сборной СССР/России (руководил командой на ОИ-1968, 1972, 1976, 1980). На ОИ-1994 — старший тренер женской сборной России.
С Александром Приваловым я в спорте никогда не пересекалась. Моя первая журналистская Олимпиада — в Лиллехаммере — стала для него последней тренерской. А до этого Александр Васильевич возглавлял национальную биатлонную сборную на протяжении 28 лет. Не так давно, возвращаясь с Камчатки в одном самолете с ветеранами этого вида спорта, сплошь приваловскими питомцами, я спросила тренера: «Вы когда-нибудь считали, сколько ваших спортсменов стали олимпийскими чемпионами?» Он усмехнулся. «Сам не считал. Но Виктор Маматов (двукратный олимпийский чемпион. — Прим. Е.В.) как-то сказал, что 35».
Поднимаясь по крутому длиннющему пандусу на верхний этаж столичного дворца «Мегаспорт» на Ходынке, где располагается центр подготовки сборных команд Москвы, я, признаться, запыхалась. Привалов ждал у входа:
— А я вот каждый день этой дорогой хожу. В хорошем темпе. Какая ни есть — тренировка…
Глядя на подтянутую, моложавую фигуру 75-летнего тренера, я вспомнила слова трехкратного олимпийского чемпиона Александра Карелина на том же камчатском турнире: «Вот — Привалов. Не нужно даже объяснять, кто он такой, — на спортивной куртке все титулы перечислены, едва уместились. И такой специалист — не у дел. Не понимаю…»
Тренер тем временем сам, не дожидаясь, пока я достану диктофон, заговорил на больную для себя тему.
— У нас, в биатлоне, сейчас много изменений произошло. Вопрос в том, будет ли от этого лучше результат. И насколько быстро новые люди поймут проблемы вида спорта. В биатлоне ведь этих проблем хватает. Развитие резерва, например.
— До сих пор большой спорт покоя не дает, Александр Васильевич?
— Ну а как я могу равнодушно относиться? Сейчас ведь что происходит? Тренеры, которые работают с молодежью, хотят зарабатывать. А для этого нужно, чтобы спортсмен поскорее попал в сборную. Любой ценой. А главное для молодых спортсменов — правильно заложить базовую основу. Ведь что такое тренировка? Это адаптация организма к определенным условиям. Постепенная и последовательная.
Мы раньше вкатывание на первом снегу проводили месяц. После всей работы, что была сделана летом. Но сейчас уже в ноябре начинается отбор. А вкатываться когда? Это длительная работа. Она не может продолжаться неделю. Получается, поднатаскали спортсменов на скорую руку — и вперед!
— Не обидно понимать, что вы прекрасно знаете, как сделать результат, и при этом уже 15 лет не имеете никакого отношения к сборной команде?
— Конечно, обидно. Просто получилось так, что в 1994 году я сам снял свою кандидатуру из числа претендентов на пост главного тренера. Сейчас понимаю, что сделал глупость. Худо-бедно, на Играх в Лиллехаммере, где я работал с женской командой, мы с золотыми медалями эстафету закончили. Но тогда показалось, что надоел всем, что ли. Единственный, кто ко мне тогда подошел, — Миша Овчинников из Смоленска, тренер Надежды Талановой: «Что ты делаешь»? Остальные просто молчали. Это и убедило меня в том, что я поступаю правильно, отказываясь от работы в сборной — если ко мне такое отношение.
Потом уже, за год до Игр в Нагано, один из наших руководителей сосватал меня в Польшу — работать со сборной этой страны. Я и проработал там два олимпийских цикла. За первый год много наработать не удалось, но именно тогда поляки впервые начали готовиться на большой высоте в Зайзер-Альм в Италии, где тренировались и норвежцы, и Толя Шмигун со своими девочками (Катрин Шмигун — чемпионка мира, Кристина Шмигун — двукратная олимпийская чемпионка по лыжным гонкам. — Прим. Е.В.). До сих пор удивляюсь, почему наши этим не пользуются. Даже перед Олимпийскими играми в Турине готовились в Антерсельве. А что такое Антерсельва? Это слабая высота. В том же Бакуриани, где много лет тренировалась сборная СССР, все было куда серьезнее: на трассу вышел — и уже задыхаешься с непривычки.
ВЫСОТА И РЕЗУЛЬТАТЫ
— Вы же сами знаете, что высокогорье действует на всех по-разному. К тому же никто и никогда не экспериментировал с незнакомой высотой в олимпийском году.
— Правильно. И каждый по-разному к ней приспосабливается. Но на результат высота всегда действует положительно. Надо просто грамотно ее использовать. В свое время нам помимо всего прочего ставили задачу обязательно обыграть команду ГДР. У немцев сборная была сильнейшая — Франк Ульрих, Эберхард Реш, Клаус Зиберт. Если мы им проигрывали, это был однозначный провал. Поэтому и делалось все возможное, чтобы выступить успешно. И ведь получалось.
Например, в 1979 году мы до мелочей моделировали подготовку к Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. По временной акклиматизации, по работе в Бакуриани. Чемпионат мира проводился тогда в Рупольдинге, а сразу после него начиналась предолимпийская неделя. Я хотел, чтобы Саша Тихонов и Толя Алябьев прошли высокогорье в Бакуриани и именно оттуда поехали в Лейк-Плэсид. Но Тихонов не захотел готовиться по этой программе — решил стартовать в Рупольдинге. И в итоге Алябьев выступил в Лейк-Плэсиде гораздо успешнее. Выиграл индивидуальную гонку, был третьим в спринте и получил золото в эстафете.
Вообще же в трех видах программы мы завоевали тогда два золота, серебро и бронзу. Сейчас в олимпийской программе разыгрывается пять видов. И мы радуемся одной-двум медалям.
Что теперь происходит, я порой просто не понимаю. То ли все стали настолько меркантильны, что, кроме денег, ничего не видят…
— Мне кажется, дело в другом. В наши с вами достаточно бедные времена, когда набор житейских благ был крайне ограничен, было гораздо проще ставить запредельные цели. Ныне же появилась масса мелких реально достижимых возможностей: купить и обставить квартиру, поменять машину, съездить в отпуск в экзотическую страну… Вопрос лишь в том, как высоко человек устанавливает планку собственных притязаний. А по-настоящему высоко устанавливают немногие.
— Значит, надо ломать психологию.
— Но как?
— Есть кнут, есть пряник. Да, спортсмены могут теперь перебраться в другую страну. Но все равно надо стремиться к тому, чтобы люди, которые выступают в сборной команде, ставили государственный интерес выше собственных.
Мне не нравится, кстати, что вы, журналисты, начинаете возносить спортсменов и тренеров на колоссальную высоту еще до того, как они этого по-настоящему заслужили. Они ведь сами начинают в это верить. Начинают рассуждать: «Этого мы затопчем, того — задавим». В каждом интервью сквозит. А когда «затоптать» не получается, начинаются психологические срывы. Очень тяжелое испытание для людей — понимать, что они должны постоянно оправдывать чьи-то надежды.
— Так ведь хочется видеть героев. А настоящих героев мало. Поэтому как только тот или иной спортсмен достигает первого, пусть даже небольшого, успеха, все начинают предвосхищать появление звезды.
— Нельзя так делать. Нельзя убеждать спортсменов, да и болельщиков тоже, что мы сейчас приедем и все выиграем. Взять тот же Лейк-Плэсид. Наши хоккеисты в первой встрече с американцами разнесли их с большим счетом. А когда дело дошло до решающих матчей, ничего не смогли с ними сделать. Потому что заранее золотые медали себе в карман положили.
Я и сам часто видел, как в биатлоне выигрывал тот спортсмен, который вообще о победе не думал. Разговаривал не так давно со Светланой Ишмуратовой о Турине. И спросил как раз об этом. Мол, думала ли она сама, что так успешно выступит. А Света вдруг мне сказала, что вообще не думала о результате. У нее были очень неважные отношения с одним из тренеров команды, и все мысли сводились к тому, чтобы выбросить все это из головы.
Тот, кто слишком хочет и имеет все шансы выиграть, редко добивается побед. Был довольно показательный случай на Играх в Альбервилле, где за золотую медаль бились Сережа Чепиков, немец Марк Кирхнер и итальянец Йоханн Пасслер. И на последней стрельбе все трое нахватали столько, что выиграл Женя Редькин, который вообще на тех Играх ни на что не рассчитывал. Просто старался выступить без большого позора.
А Саша Тихонов? Единственный раз, когда у него получилось хорошо выступить на Олимпийских играх в индивидуальной гонке, — в 1968-м. Через два года после того, как он впервые винтовку в руки взял. Промахнулся там всего два раза. Потом сколько ни старался… В 1976-м у него перед последней стрельбой отрыв был в пять минут. И он все проиграл.
— В 1980-м Тихонов был на вас сильно обижен за то, что не поставили его бежать индивидуальную гонку.
— Знаю. Но я понимал, что на этой дистанции ему ловить нечего. Гораздо важнее было сохранить его силы на эстафету. На меня тогда, кстати, сильно пытались давить. Накануне эстафетной гонки даже на заседании олимпийского штаба поднимался вопрос: почему бежит Тихонов? Я ответил, что верю в него. И команда верит. А поставил бы Сашу на «двадцатку», он и там ничего не сделал бы, и не факт, что в эстафете со своей задачей справился бы. Но он в то время этого не понимал. Потому и взыграло самолюбие.
НЕКОТОРЫХ ВЕЛИКИХ ОТЧИСЛЯЛ ИЗ КОМАНДЫ
— Почему вы так рано ушли из спорта?
— Мне страшно не везло за рубежом. В Союзе несколько лет подряд был лучшим. Четыре чемпионата страны выиграл индивидуально. А когда куда-то выезжали, вроде и состояние было хорошим, а результата не было. Возможно, опыта не хватало. В 1960-м на Играх в Скво-Вэлли уже все по ходу гонки кричали, что, мол, вся надежда на меня, а я на заключительной стрельбе просто задергался. Надо было три из пяти попасть — и стал бы чемпионом.
В 1964-м в Инсбруке я стал вторым. Меня тогда успокаивали: следующим точно золото будет. Но «следующего» не получилось: в 1968-м я приехал в Гренобль уже как тренер. Перестал выступать в 1966-м, хотя еще был в силе как гонщик. Меня очень задевало тогда, что биатлонисты постоянно были как бы на втором плане по сравнению с лыжными гонками. Хотелось эту ситуацию как-то изменить. Вот и согласился взять команду, когда предложили.
— А как вы в 33 года справлялись с таким количеством звезд?
— Нас в семье было трое: я, брат и сестра. Мама никогда нас не наказывала. Но любила говорить: «Поставьте себя на мое место». Не запрещала какие-то вещи, а создавала обстановку, в которой от нас требовалось рассуждать по-взрослому. Уже тогда я начал понимать, что в любой семье — а команда это та же семья — должны быть прежде всего любовь и уважение.
Помню, в Инте на одном из сборов, который проходил на первом снегу, ко мне накануне выходного подошел спортсмен, не буду называть фамилию, и сказал: «Александр Васильевич, я всю неделю ложился на час раньше. Можно, я сегодня уйду на всю ночь?» Я рассмеялся и отпустил. Но это совершенно не мешало в других ситуациях требовать жесткой дисциплины.
Некоторых великих я просто отчислял из команды. Не допускал неуважительного к себе отношения. Если тренер позволяет игнорировать себя или свои решения, он — не тренер. Знаете, недавно вот встретился со всеми своими ребятами на Камчатке, и мы замечательно провели время. Чувствовали себя счастливыми от того, что имеем возможность друг с другом общаться. Это очень для меня ценно — понимать, что атмосфера единой команды до сих пор осталась прежней. Никаких иных наград не надо.
На Олимпийских играх в Турине, помню, встретил Чепикова и сказал, что мне очень хочется, чтобы он завоевал медаль. А потом прочитал его интервью, где Сергей сказал: «Для меня было очень важно выступить так, чтобы Привалов за меня порадовался».
— Любимчики у вас были?
— Я старался ко всем относиться одинаково. Кого-то, естественно, внутренне выделял, но никоим образом этого не показывал.
СТРЕЛЬБА — БОЛЬНАЯ ТЕМА
— Что было самым тяжелым в той работе?
— Объявлять, кого ты ставишь в команду, а кого — нет. Как с тем же Тихоновым в Лейк-Плэсиде. Был непростой момент на чемпионате мира-74 в Минске. Тогда в индивидуальных гонках мы выступили не лучшим образом. Заключительным видом, как водится, была эстафета, и все говорили, что, если проиграем, лучше на глаза никому из начальства не показываться.
Я ночь не спал. Понимал, что поражения не простят. С вечера объявил состав, а утром сделал перезаявку — поставил на первый этап Сашу Ушакова. Сложно было решиться. Большой риск. А он пробежал хорошо. Последний этап мы чуть подзавалили тогда, но благодаря запасу, который сделал Ушаков, эстафету выиграли.
Много таких случаев было. Все решения, которые принимаются, особенно эстафетные, — тяжелая работа. Надо очень хорошо чувствовать каждого спортсмена.
— Именно поэтому в 1988-м вы настояли на том, чтобы в олимпийской команде Калгари был Дмитрий Васильев, независимо от того, пройдет он отбор или нет?
— Не совсем так. Я понимал, что Васильев мне очень нужен. В индивидуальных видах он был не очень силен, а вот на первом этапе в эстафете ему равных не было. Но сами знаете: когда речь об Играх, все в команду рвутся так, что не всегда удается ту или иную кандидатуру отстоять. Я схитрил: убедил руководство в том, чтобы одну вакансию оставили на усмотрение старшего тренера. Таким образом Васильева на Игры и взял. И эстафету мы выиграли с прекрасным результатом: на четырех этапах использовали всего два или три запасных патрона. Да и скорострельность высокая была.
— Ох, больную тему затрагиваете… Почему же сейчас у нас проблемы со стрельбой постоянно возникают?
— Сейчас я вам график нарисую, и вы сами все поймете. Вот смотрите: правильный выстрел происходит, когда человек правильно работает над спуском. Чувствует так называемый уровень натяжения курка. Резкое поджатие до границы натяжения — это секунда. Вторая секунда — доведение курка до срыва, то есть выстрела. Чтобы эту грань чувствовать, надо постоянно над этим работать. И над изготовкой надо работать. Особенно сейчас, когда межсезонье.
Часто ведь происходит так: пришел человек на рубеж, зрительный анализатор у него работает, а двигательный — нет. Он стоит, целится, а выстрелить не может. Значит, нужно тренировать эти функции. Сначала — по отдельности, потом — вместе. Когда человек работает длительно и постоянно — будет толк. У нас же стремятся уже летом начинать комплексные тренировки, работать над ритмом — через секундомер. А нужно работать над обработкой курка. Когда это придет, тогда и ритм наладится.
Если человек не чувствует курка, он, работая под секундомер, будет постоянно его дергать. Почему, например, нестабильно стреляет Ларс Бергер? Потому что у него палец постоянно «пляшет» на курке. И никогда при такой технике он не начнет стрелять стабильно.
МАЛЫЙ КАЛИБР
— Насколько тяжело было переходить с большого калибра на малый в 1978-м?
— Поначалу нам думалось, что чем легче винтовка, тем проще будет стрелять. Вообще не придавали значения этой разнице. А потом как-то встретились со сборной ГДР в Норвегии. Я пошел вместе с немцами на огневой рубеж, взял чью-то винтовку, к плечу приложил, она встала как влитая. А наши ходуном ходили. Я кинулся по стадиону железяки собирать — все, какие есть. Прикрутили их к стволам, утяжелили винтовки, кое как их отбалансировали и даже выиграли у норвежцев эстафету.
Только там я понял, каким в идеале должно быть оружие. Хотя когда вопрос о переходе на малый калибр был поставлен впервые, я как член Совета международной федерации был против. И проголосовали, кстати, за малый калибр не с первого раза. Но потом поняли, что переходить все равно придется: большой калибр создавал массу сложностей.
В 1968 году был интересный случай, кстати. Мы поехали на Игры в Гренобль вместе с гонщиками через Париж. И наши патроны потерялись при перегрузке из самолета в поезд. Их, как выяснилось, задержали и отправили обратно в Москву. Паника в руководстве поднялась — не передать. Я собрал команду и говорю: «Спокойно. На тренировках работаем по отметкам». Это своего рода холостой тренаж, задача которого заключается в том, чтобы мушка после спуска курка осталась на прежней отметке.
Тренировались так неделю, пока патроны не пришли. И, знаете, думаю, потому так успешно на тех Играх и выступили. Ведь крупный калибр отнимает у спортсмена кучу нервных и физических сил. Не говоря уже о том, что отдача колоссальная. Каждый выстрел — стресс.
— Но все-таки один чемпионат мира — в Хохфильцене — из-за перехода на малый калибр вы провалили?
— Там была другая история. Мы только перешли на пластиковые лыжи, а когда соревнования начались, температура поднялась до 13 градусов тепла. Каждый вечер организаторы прокладывали лыжню, а утром она превращалась в мокрый ледяной желоб. Всего две команды — норвежцы и немцы — знали, что нужно просто поднять у пластика «ворс». А мы не знали. Накладывали жидкую мазь, а ее хватало на несколько десятков метров. Вот тогда мне было по-настоящему тяжело. Вся команда в прекрасной форме, отстрелялась неплохо. А на снегу — как коровы на льду. Все проиграли. И вовсе не в малом калибре было дело.
НЕ ЛЮБЛЮ ПЕРЕКЛАДЫВАТЬ БУМАЖКИ
— Знаете, я много разговаривала с тренерами вашего поколения. И Анатолий Блюменталь, который много лет возглавлял сборную СССР по водному поло, сказал мне, когда ему исполнилось 70, что в его возрасте уже нельзя тренировать команду, потому что первая же серьезная игра закончится для него инфарктом.
— Так ведь это вопрос здоровья. Я, например, с огромным желанием работал бы в сборной команде. Естественно, возраст сдерживает. Потому что если вдруг мои требования не будут выполнять, это нервы, стресс. Есть ограничения психологического плана, физического — никуда не денешься. Но желание все равно остается. Хотя бы потому, что я вижу, где и что делается неправильно. Хочется подсказать…
— А терпение? Выдающийся тренер по фигурному катанию Татьяна Тарасова сказала мне на Играх в Турине, что больше не чувствует себя способной работать тренером с прежней нагрузкой. Потому что терпение закончилось.
— Терпение заканчивается, когда пропадает интерес. Пока он есть, тренер будет терпеть столько, сколько нужно.
«Какие могут быть проблемы? У меня в команде только девушки»
Ирина Белозёрова «www.sports.ru»
Шутки Селифонова и дорожная сумка Аликина, безотказный на интервью Барнашов и разное настроение Аникиной, охрана и проворные журналисты, недовольный Тихонов и назначение Польховского. Репортаж корреспондента Sports.ru с тренерского совета СБР, который заседал два дня, но обошелся без кадровых революций.
18 мая, Олимпийский комитет России
«Выходит, кто-то из своих провел, – сокрушалась женщина со стопкой бумаг в руках. – Дмитрий Юрьевич, там пресса в зале. А еще говорите, заседание закрытое».
Журналисты только-только успели подойти к началу тренерского совета, а уже попали в гущу событий… Оказывается, кто-то проник сквозь охрану в тайную комнату тренеров. Там принималось важное кадровое решение: кто поведет наших биатлонистов к медалям Ванкувера. Слухов ходило много.
«У этих журналистов были бейджики. Мы же не знаем всех в лицо», – оправдывалась охрана. Перед входом в актовый зал поставили двух мужчин в черных костюмах – видимо, оберегать тренеров от слишком любопытных корреспондентов. Пока пресс-атташе СБР Дмитрий Лоев разбирался, кто и как прошел в зал, самое время сходить в столовую – стоять очередной час перед дверями смысла не было. Также поступила и телевизионная группа телеканала НТВ.
– А что еще здесь снимать? Хотя бы расскажем о том, как здесь кормят.
Юноша с телеканала старательно придумывал, как разнообразить свой сюжет: попытки повесить на дверь табличку «Посторонним вход воспрещен» и поставить рядом все тех же охранников быстро пресеклись. Людям в черном было не до юмора.
Тренерский совет СБР проходил в актовом зале. При желании этот совет можно было провести в каком-нибудь «предбаннике». Благо немногочисленное количество столов и стульев позволяло это сделать.
На стенах – фотографии знаменательных спортивных событий вперемешку с зарисовками сочинских олимпийских объектов; на окнах – цветы с пластмассовыми бутылками, наполненными водой; в углу – рояль, а рядом – проект какого-то спортивного комплекса в Ленинградской области.
Два тренера устроились за одним из столов в зале ожидания:
– Ну что, уже решили насчет Польховского?
– Да нет еще. Скоро должны закончить. Шесть часов вечера уже…
Первыми вышли Барнашов и Аникина. Но каких-то сенсационных подробностей не сообщили. Максимум общих, предельно корректных фраз и минимум конкретики, которую так любят СМИ.
– Аликин останется старшим тренером. У нас меньше года до начала Олимпийских игр. Считаю, что я не на восемь месяцев пришел. И моя задача – создать систему подготовки биатлонистов в России, – резюмировал уставший Барнашов.
Исполнительный директор СБР Елена Аникина была более эмоциональна.
– Мы будем рассматривать только конкретные предложения. Никаких размытостей. Переложить решение на правление не удастся. Мы хотим до конца услышать мнение всех тренеров, дать им возможность выговориться, сказать все, что они думают друг о друге. Потому что один на один они все такие орлы, а вместе – как-то не так.
19 мая, Олимпийский комитет России
Второй день тренеры начали заседать с 11 утра. Все, наверное, остались не в восторге от слов Аникиной, которая заверила: совет будет заседать и два, и три дня, если потребуется. Утомлять друг друга не стали, решили управиться раньше.
Только вот настроения были совсем другими. Если в понедельник Елена Романовна охотно раздавала комментарии, то во вторник все попытки телевизионщиков завязать разговор она с улыбкой пресекала категорическим «нет».
Новому главному тренеру сборной Владимиру Барнашову пришлось отчитываться перед журналистами после каждого собрания. Его еще не все узнают в лицо. Журналисты пытливы: горят желанием узнать, кто же поедет в Ванкувер. Владимир Михайлович в ответ рассказывает о сложном устройстве тренерского совета, что пока никого не утвердили и вообще рано о чем-то говорить.
– Аликин и Селифонов написали рекомендованные списки, где напротив каждой фамилии проставили дистанции, которые спортсмен будет готовить к Олимпийским играм. Фамилии известны. Но пока не хотел бы их называть. Надо будет определиться по количественному составу: это будет восемь или десять человек. Обычно берется четное число. Это связано с тренировочным процессом. Очевидно, что одиннадцать спортсменов не будет. Будут только те, кто реально претендуют на серьезные места в Ванкувере. Перспективными спортсменами будут заниматься в молодежной команде, – подытожил Барнашов.
Между тем среди проворных журналистов вовсю гулял список с кандидатами…
Обсуждали и тренеров: в основном назначение Валерия Польховского – ответственного за работу с резервом. Эта новость была хитом с обеда понедельника.
Старший тренер женской команды Александр Селифонов в сторонке отшучивался на вопросы о дисциплине.
– Какие у меня могут быть проблемы? У меня ведь девушки. Они стараются выполнять все требования.
Вопрос неслучайный. Первого вице-президента СБР Александра Тихонова во время заседаний было слышно даже за закрытыми дверями. Он был явно недоволен дисциплиной в мужской команде. Впрочем, ничего нового: Александр Иванович всегда щедр на эмоции и резкие фразы.
Старшего тренера мужской команды Владимира Аликина в окружении корреспондентов не было. Ему удалось уйти практически незамеченным. Владимир Александрович спешно покидал здание ОКР с дорожной сумкой…
Скоро первые сборы.
Владимир Барнашов: «Не надо революций, нужны поправки»
Ольга Ермолина, «Время новостей»
На тренерском совете Союза биатлонистов России (СБР) Владимир Барнашов выступал в роли нового главного тренера сборной России. Он сразу заявил, что за оставшиеся несколько месяцев до Олимпиады не стоит ничего кардинально менять, а надо внести лишь некоторые поправки в тренировочном процессе. Барнашов предложил оставить старших тренеров команд Александра Селифонова и Владимира Аликина на своих постах, и именно они будут готовить спортсменов к Играм в Ванкувере.
О задачах на олимпийский сезон, о том, почему согласился возглавить сборную и как будет решаться допинговая проблема, Владимир БАРНАШОВ рассказал корреспонденту «Времени новостей» Ольге ЕРМОЛИНОЙ.
— Глава СБР Михаил Прохоров назвал себя специалистом по выходу из кризисных ситуаций. К вам, как к нынешнему главному тренеру сборной, подходит аналогичная характеристика?
— Те или иные качества человека всегда проявляются в тяжелых ситуациях, насколько он может мобилизоваться и сплотить вокруг себя людей. Думаю, что ответ на вопрос даст предстоящая Олимпиада. После нее будет понятно, подхожу я на эту роль или нет.
— Но если вы согласились на этот пост, то наверняка были уверены, что справитесь с задачей?
— Внутренне я, конечно, настроен. Но прийти в сборную за восемь месяцев до Олимпиады — рискованный шаг. Тем более что я пребывал в довольно комфортных условиях…
— Что в таком случае толкнуло вас на этот шаг?
— Любовь к биатлону.
— Когда вы ехали на встречу к Михаилу Прохорову, то догадывались, что последует такое предложение?
— Я ехал на встречу с Прохоровым, чтобы изложить свою точку зрения на развитие биатлона. Именно об этом он меня просил. Его предложение возглавить сборную в какой-то мере явилось неожиданностью.
— Сколько времени вы раздумывали, прежде чем согласиться?
— Два дня. За это время я проконсультировался со своим руководством, поскольку в Омске у меня довольно много общественных поручений. Потом поговорил с представителями СБР, с Алексашиным, Тихоновым, Аликиным. Единственный, с кем не успел посовещаться, Селифонов. Выслушав все мнения и не услышав возражений, я принял решение.
— А если бы кто-то из них возражал?
— Подумал бы.
— В чем, на ваш взгляд, заключается роль главного тренера сборной?
— Моя главная задача — создать многоуровневую систему подготовки биатлонистов в России, от юниоров до сборной основного состава. Чтобы в каждой команде имелась своя концепция, свои критерии, чтобы спортсмены, которые переходили из юниорской команды в молодежную, а оттуда в основную сборную, были подготовлены соответствующим образом. Тогда бы тренеры основного состава занимались шлифованием мастерства, а не техническими вопросами, которые должны решаться на юниорском и молодежном уровне.
— Но это задача максимум, и вряд ли ее удастся решить до Олимпиады. Что, на ваш взгляд, нужно делать сейчас, за оставшиеся восемь месяцев до Ванкувера? Как новый человек, будете что-то кардинально менять?
— Не вижу необходимости что-то кардинально менять. Следует оставить все хорошее, что наработано, и отмести то, что мешает тренировочному процессу. Я имею в виду дисциплину, отношение к тренировкам, взаимоотношения тренеров сборной, тренера и спортсмена. Все эти моменты надо поставить в нормальные рамки — работодателя и исполнителя.
— В нынешнем сезоне наша сборная выступила совсем не так, как в прошлом, где, по вашему мнению, были допущены ошибки?
— Если спросить любого тренера, то он наверняка назовет причины происшедшего. Но чтобы убедиться в правильности таких слов, необходимо детально и всесторонне проанализировать ситуацию и подтвердить выводы цифрами. Изучить медицинские обследования — этапные, углубленные, по каждому спортсмену. Понять, почему произошли изменения, где был срыв, в чем причина — перетренировался спортсмен или, напротив, недоработал, недобрал в скорости… То есть нам нужны цифры и факты, а не эмоции.
Для этого мы создали экспертный совет из тренеров, которые сейчас готовят спортсменов, и тех, кто долго работал в биатлоне. В частности, хотим привлечь Виктора Федоровича Маматова. И уже на этой неделе просмотреть всю ситуацию и скорректировать. Сейчас не надо революций, нужны поправки. Год назад наши биатлонисты выступали прекрасно, завоевали медали на чемпионате мира, следовательно, подготовка была правильной. А в этом — тренеры что-то упустили. Надо понять, что именно.
— Но вы для себя определили, в чем были упущения?
— Мы отстаем в работе в развивающих режимах. Скорости надо увеличивать.
— Вы можете назвать современной российскую методику тренировок в биатлоне?
— В целом она правильная, но надо сделать некоторые коррективы в сторону увеличения нагрузок.
— Не секрет, что еще не так давно в сборной был непростой микроклимат, как вы намерены улучшить его?
— Я уверен, что новое руководство СБР в состоянии изменить ситуацию. Оно выполняет все свои обещания и вправе предъявить определенные требования к спортсменам. Вы наверняка помните, как ребята выходили на старт с заклеенными логотипами спонсоров. Я считаю, что спортсменов нужно оградить от подобных проблем. Решением этих вопросов должны заниматься не они и не тренеры, а менеджеры сборной.
Сейчас задача состоит в том, чтобы создать монолитный коллектив. Чтобы все были заряжены на одно — успешную подготовку к Олимпийским играм. Что касается тренерского штаба, то главная цель — добиться абсолютной совместимости людей.
— Как главный тренер вы намерены поддерживать тесный контакт со спортсменами или ограничитесь общим руководством сборной?
— Я намерен вникать во все вопросы. Буду контактировать со всеми спортсменами, неважно, юниорская ли это, молодежная или основная сборная. Мне нужно чувствовать и понимать, кто и на что заряжен.
— В прошедшем сезоне сборную потрясла серия допинговых скандалов. Что нужно сделать, чтобы избежать аналогичной ситуации?
— Сейчас мы занимаемся поиском врачей для сборной. В течение мая этот вопрос должен быть закрыт, потому что времени нет. В мужской и женской сборных врачи поменяются однозначно.
Но, как вы понимаете, проблема допинга серьезная и зависит не только от врачей или тренеров. Она лежит гораздо глубже и касается не только нашего вида спорта. Борьба с допингом должна быть беспощадной. И в ближайшее время будет подписан договор с нашими антидопинговыми службами, чтобы наладить постоянный контроль, брать как можно больше допинг-проб, и не только у биатлонистов основного состава, но и у резерва. Тренеры и спортсмены должны нести суровое наказание за применение допинга. В особенности тренеры молодежных команд. Вплоть до пожизненного отстранения от работы.
— В борьбе с допингом вы сторонник жестких мер? На тренерском совете некоторые из выступавших предлагали ставить номера, где живут спортсмены, на прослушивание или производить обыски.
— Думаю, что «прослушкой» тут не обойдешься. Я не то что сторонник или несторонник… Когда заработает система, будет налажен контроль, то убавится и возможностей применить какой-то запрещенный препарат. Если прихватят одного из тренеров и серьезно накажут, то другие, которые чувствовали себя безнаказанно, призадумаются: а стоит ли это делать?
Кроме того, мы планируем в корне поменять критерии перехода спортсменов из юниорского в молодежный состав и дальше. Чтобы тренеры не медали считали, а качественно подготовленных спортсменов. Действительно, медали можно завоевать любой ценой, а чтобы подготовить и передать качественного спортсмена, необходима профессиональная и системная работа.
— Как определить критерии «качественного спортсмена»
— Если спортсмен из молодежной команды безболезненно вливается в состав основной сборной и начинает выступать, как например, австриец Ландертингер, значит, тренеры подготовили достойного мастера. Я могу привести пример из нашего далекого прошлого, когда Сергей Чепиков, будучи юниором, попал на Олимпийские игры в Калгари. Попал он именно потому, что на равных выступал со спортсменами основного состава.
— В последнее время нашу сборную часто критикуют, а в чем ее сильные стороны?
— Мне кажется, что наши спортсмены достаточно трудолюбивы, и задача тренерского коллектива направить это качество в нужное русло. Чтобы оно трансформировалось в стремление проявить себя на Олимпиаде.
— А ваше сильное качество?
— Я могу работать долго.
Прозаседавшиеся.
Константин Бойцов, «Советский Спорт»
ТРЕНЕРСКОЕ СОБРАНИЕ СБР, день первый
18 мая тренерское собрание Союза биатлонистов России, которое вели гостренер Дмитрий Алексашин и назначенный в субботу главный тренер сборных команд Владимир Барнашов, провело напряженный рабочий день. За семь часов обсудив массу вопросов, конференция добралась до кульминационного момента лишь к 17.00. Под цифрой 18 и названием «Разное» в повестке дня скрывался пункт об утверждении тренеров сборных на олимпийский сезон. В итоге был обнародован лишь шорт-лист кандидатов, а окончательное решение будет известно лишь в полдень 19 мая.
Тренерские конференции – собрания скучные для малопосвященного человека, но крайне интересные для тех, кто мало-мальски знаком с «дворцовыми интригами», положением дел в виде спорта и способен узнавать участников событий в лицо. Для них это не рутинное заседание, а настоящие курсы повышения квалификации.
ТАЙНА ЗА СЕМЬЮ ПЕЧАТЯМИ
Вчерашняя конференция стояла особняком. Именно на ней должно было состояться долгожданное «явление» нового главного тренера сборной Владимира Барнашова.
Что знало о нем большинство любителей биатлона до субботы? Олимпийский чемпион 1980 года в эстафете – скажут знатоки биатлона. Бронзовый призер трех чемпионатов мира – добавят самые любознательные из них. Директор лыжного центра – вставят свои пять копеек болельщики из Омска (именно в этом городе Владимир Михайлович почти безвыездно трудился с 1993 года по настоящее время).
Великий перелом в карьере Барнашова состоялся после его двухчасового разговора 12 мая с новым президентом СБР Михаилом Прохоровым. Далее — назначение омского отшельника на стратегический пост в самом рейтинговом из неигровых видов спорта. Первое из поручений Барнашову от Прохорова – предложить кандидатуры тренеров для работы с мужской и женской сборными в олимпийском сезоне.
После таких стремительных событий к рядовой конференции резко возрос интерес. А уж статус мероприятия! Пришедший по привычке к началу тренерского собрания (а началось оно в 11.00 по Москве) в Олимпийский комитет России ваш корреспондент наткнулся на… плотные кордоны и категорический отказ в проходе в зал заседаний.
Журналистам предлагалось дождаться окончания мероприятия и задать вопросы его участникам на выходе из зала. Никогда прежде сталкиваться с подобным (по крайней мере в биатлоне) мне не доводилось. Владимир Аликин, Александр Селифонов, Леонид Гурьев, Валерий Польховский, Сергей Рожков, Владимир Драчев, Дмитрий Васильев и еще многие добрые знакомые проходили внутрь, а вашему корреспонденту оставалось только ждать… Не иначе страшные признания были сделаны и жуткие тайны открыты на этом собрании, подумают любители биатлона и… ошибутся.
Обойдя зал по периметру и усевшись на стул возле запасного выхода из зала, можно было без всякого труда услышать не только то, о чем вещали докладчики, но даже реплики из зала. Сразу скажу – никаких сенсационных заявлений в течение семи часов (с перерывом на обед) сделано не было, а вот любопытного – немало.
ПРИНЯТЬ ЗА ОСНОВУ
Повестка дня собрания состояла из 18 пунктов. Не стану утомлять читателей перечислением вопросов и фамилиями докладчиков. Скажу только, что фамилии Барнашова и вопроса «О тренерах сборных» (или что-нибудь в этом духе) нельзя было прочесть даже при внимательнейшем поиске.
Четыре часа ушло на заслушивание тренеров национальных команд (последовательно юниорской, молодежной и первой) и их ответам на реплики из зала. Практически все реплики и вопросы обращены были к перв
