С каждым годом серебряный призер чемпионата мира задумывается о завершении карьеры все чаще, но пока не спешит прощаться с лыжными гонками. Матвеева хочет уйти постепенно. О том, как она собирается уменьшать количество стартов, планах на будущее, ее карьере со взлетами и падениями мы и поговорили.
— В прошлом году вы говорили, что пробежите еще один сезон, а потом будете смотреть. Что насмотрели в итоге?
— На самом деле я далеко не смотрю. Вот у меня сейчас есть план пока на лето, то есть какие-то соревнования, именно роллеры зацепить. А вот насчет зимнего сезона таких глобальных целей не ставлю, как вот, допустим, в этом. У меня в этом сезоне главными стартами были чемпионат войск и чемпионат России. У меня в планах было поехать на финал Кубка России, в Москве со снегом очень плохо, и я приняла решение, что досрочно закончу сезон и буду отдыхать.
Далеко я не загадываю, потому что мне очень тяжело дался этот сезон. Прям вот за всю карьеру, которая у меня была, очень тяжело было себя заставлять. С мая я больше дома была с сыном, потому что уезжать вообще не хотелось, разъезжать как в том году. Может, в том году я соскучилась по лыжным гонкам после декрета. Но, видимо, перенасытилась настолько, что в декабре я себя заставляла выходить на тренировки. Никакого удовольствия, знаете, я не получала. Как говорят: «Получай удовольствие и бегай». Но я не знаю, как можно выйти на гонку и получить удовольствие, когда ты бежишь за пределами своих возможностей, выходишь на высокие пульса, тебе надо терпеть. Я не знаю, как можно от этого получить удовольствие. Раньше — да, наверное, была какая-то мотивация, я себя подстегивала. Сейчас же понимаю, что уже смотрю в другую сторону.
Спортивная карьера скоро завершится, но я не хочу резко бросать, поставить лыжи в угол. Я буду постепенно заканчивать, все равно выходить на тренировки, может, где-то выступлю на каких-то соревнованиях. Но постоянно ездить на Кубки России, чемпионат России — нет. В данный момент есть план на лето, в котором я уже наметила, что куда-то съезжу. Дальше не загадываю.
— Что можете сказать про сезон?
— Я реально смотрю на вещи всегда. Я понимаю, что максималистка. На чемпионате России в этом году я заняла 7-е место в спринте и, по идее, не должна быть довольна, как раньше. То есть для меня раньше минимум — место в тройке. Но так, как я в этом году тренировалась… Бывало, даже не было времени выйти на тренировку, то есть я посвящала время семье, решала какие-то бытовые вопросы, плюс сын. В том году постоянно со мной бабушка ездила, у меня была возможность уезжать на сборы. А тут получалось так, что муж на сборах, бабушка не может, сын еще не ходит в сад — и уже не до тренировок.
С ним у меня был плавающий график, я блоками готовилась. Я определила себе соревнования, к которым я подвожусь. И вот, честно, я чемпионату России прям посвятила три недели после «Чемпионских высот». Я хотела подготовиться к «Чемпионским высотам», но, сами знаете, в этом году грипп очень сильно ходил, многих спортсменов подкосил, даже меня. Я долго выбиралась из ямы. Так вот: чемпионату России я посвятила время. Да, я не делала больших объемов, тяжелых тренировок, но ключевые были. Было четыре-пять тренировок ключевых, которые мне подсказал — как бы это уже не секрет — Маркус Крамер. Мы с ним списываемся. Я попросила его помочь с планом. Когда заняла 7-е место, поняла, что его план сработал. С моим самочувствием, тренировками этот результат — выше крыши.
— Сын — самое главное, что заставляет вас задумываться о завершении карьеры?
— Да. Плюс я понимаю, что с возрастом мы не молодеем. Порой уже понимаю, что здоровья не хватает, восстановления. В том году я не знаю, на чем я вывезла. Эти недосыпы ночные… Но я все равно шла на тренировку. Сейчас я такого не могу себе позволить.
Есть проблемы с мышцами, травмы. Это сейчас дольше проходит. Если раньше что-то заболело, один-два дня, и все проходит. Сейчас же ты мучаешься. Нужны терапевты, мануальщики, массаж.
— История из 2019-го, когда Елена Вяльбе рассказала о том, что вы будете прощаться со спортом, но вы до сих пор в строю. Та история — самая веселая в карьере?
— Когда я утром проснулась, было столько сообщений, звонков. Я не понимала, что происходит. Потом мне уже Женя Шаповалова набрала и такая: «Ты знаешь, что мы с тобой заканчиваем?» (Смеется.)
Потом я уже начала понимать, что у нас был разговор о том, чтобы идти в декрет. О том, что заканчиваю, не было разговора.
Помню, Андрей Романов по стадиону объявил об этом. Я нашла его и спрашиваю: «Как так? Вы все знаете, а я — нет». Он мне: «Прочитал». Я говорю: «Ты же можешь мне написать, позвонить, спросить об этом». Он такой: «А ты не заканчиваешь?» Я: «Нет. Мы не думали, просто сказали, что пора в декрет».
— Вы признавались, что давно не ставите себе высоких задач, понимаете, что больше не поедете на международные старты. Как вы научились спокойно воспринимать реальность, не пытаясь выжать из себя все ради топовых результатов?
— Я по жизни реально смотрю на вещи. Когда я уходила в декрет, не думала возвращаться, но первыми, кто мне сказал вернуться, были мама и муж. Я им объясняла, что кто-то должен с сыном сидеть. Я в семье всегда думаю о будущем. Но они меня все равно сподвигли вернуться.
Было очень тяжело. Я понимала, что на тот уровень будет тяжело вылезти, но реально. Также был шанс попасть на Олимпиаду. Мы списывались с Маркусом, он меня корректировал по плану. Но я не могла точно ему следовать, потому что мало ли там сын заболел, еще что-то. Я не могу идти на тренировку в таком случае. В итоге мы делали только ключевые тренировки.
Это была какая-то, наверное, мотивация вернуться. Был какой-то стержень, но после того, как все закрылось, я уже смирилась. Для меня на первом месте стала семья.
— Насколько серьезно хотели вписаться в эту авантюру с Олимпиадой в Пекине-2022?
— Были мысли. Маркус говорил: «Готовься, можно там через Вершину Теи попробовать». Можно было попасть на этап, который должен был быть, по-моему, в Дрездене, отобраться в команду через старт там, если хорошо пробежать. Но тогда его отменили из-за ковида. После этого я уже сказала Маркусу: «Наверное, это все».
— О Крамере до сих пор тепло отзываются лыжники, которые с ним работали. Юлия Ступак и Сергей Устюгов вообще не готовы работать с кем-то, кроме него. Кем для вас стал Крамер за те годы, что вы с ним сотрудничали?
— У меня очень давно началась моя спортивная карьера. Было много тренеров. Каждый внес какой-то вклад. Я не могу сказать, что вот этот тренер плохой, этот — хороший.
С Маркусом я узнала другой вид спорта, другую его сторону. Я узнала, что есть другой подход, когда тебе не говорят «до свидания», если не выполняешь план. С ним можно было разговаривать. То есть по плану можно было общаться: где-то он соглашался, где-то, наоборот, настаивал, что эту тренировку надо выполнить. Он заставлял думать, а не просто выходить на тренировку, знаете, как баран. У него было понятно, что и за чем идет. Этот его подход мне очень нравился.
После неудачных стартов у нас всегда было вечером собрание. Он говорил: «Все, день прошел. Забудьте. Завтра будет совсем другой день, новые эмоции». Мне нравился его позитив. И на следующий день реально все переворачивалось, и мы неплохо выступали.
Мы иногда шутили: «Маркус, может быть, у тебя есть русские корни?» Он такой душевный.
Я до сих пор очень хочу с ним увидеться. Не знаю, когда это случится, но мы обязательно встретимся.
— Крамер до сих пор часто вспоминает Олимпиаду-2018, на которую не пустили лыжников его группы, вас в том числе. А вы вспоминаете то время?
— Если честно, может быть, реально я такой реалисткой стала, что даже сейчас то, что происходит в мире, я как-то это воспринимаю… Кто-то головой бьется, истерит, а я, как мне говорят в семье, стрессоустойчивая. Когда что-то происходит, у меня сразу начинает включаться мозг, я думаю, как это решить без паники. У меня, например, мама — паникер, а я ищу решение, как выйти из этой ситуации.
Когда у нас был суд в CAS, да, было тяжело. Эти две недели ожидания были тяжелые, но я понимала, что самое главное — все живы, здоровы, рядом близкие, муж. Да, какая-то детская мечта постепенно, как говорится, в итоге рухнула. Я была на Олимпиаде, без медали, но это жизнь.
Я помню, как Сергей Устюгов сказал, когда его не пустили на Олимпиаду: «Мне важнее медаль с «Тур де Ски», чем Игр». Хотя, думаю, Серега доволен сейчас, что все-таки есть олимпийская медаль.
— После пропуска Олимпиады в Пхенчхане вы были сосредоточены на ЧМ-2019. Вы тогда хотели самореализоваться, но не получилось. В чем была причина?
— Мое мнение то, что добавили с объемом и не пошла та высота, на которой мы готовились. У многих ребят не получилось реализоваться на чемпионате мира.
Мы разговаривали и сошлись во мнениях, что, вот, допустим, подготовка к чемпионату мира в Лахти-2017 проходила на более низкой высоте. Потом мы спустились, разбегались и неплохо выступили. А к Зеефельду форма пришла позже. Там была сильная яма. Я помню, в спринт попала с 29-го места, что ли. Потом даже на видео было видно, что я еду, будто на меня мешок надели.
— В вашей карьере могло быть больше одной Олимпиады, если так подумать. В Пхенчхан не пустил МОК, а в Ванкувер — двухлетняя дисквалификация. Обе истории обидны, или есть та, которая вызывает более болезненные чувства?
— Это одинаково обидно было на тот момент. Когда была дисквалификация, с тем тренером мы разошлись сразу. Наверное, когда мы расходились после этой ситуации, было много сказано нехороших слов в мой адрес, которые, наверное, замотивировали меня бегать дальше.
На самом деле за те два года, которые я пропустила, я много тренировалась. Когда я вернулась, неоднократно была на Кубке мира в тройке. У меня все спрашивали: «Наташа, как так вот, на чем ты бежишь?» Я говорю: «На чем? На внутреннем стержне, который меня реально задел». И правда, ведь задел очень сильно. Я вот помню, что два года я реально тренировалась и хотела вернуться в команду, доказать, что я могу.
— Вы рассказывали, что многим после вашего возвращения было интересно прошлое, а не настоящее, но вы не отказывались отвечать на вопросы иностранных журналистов о дисквалификации. Вы человек, который легко отпускает прошлое?
— Я не обидчивый человек. Если с кем-то поругались, меня обидели, я быстро отхожу. Вот есть люди, которые обиделись, затаили злобу, а я, наверное, это просто отпустила.
Задали мне вопрос — я ответила. Скрывать нечего. Да, у меня был такой случай: я побыла два года в дисквале, вернулась.
Помню первый Кубок мира после возвращения. Мы были в Шушене, там проводилась эстафета. Мы жили там в коттеджах. Пошли в столовую, где собирались все сборные. Сидела с девчонками за столом: «Наташа, на нас весь зал смотрит». Я говорю: «Я знаю». Все оборачивались, они не верили, что я вернулась на Кубок мира. Как так вот? Девчонки мне потом сказали: «Мы с тобой больше за столом сидеть не будем». (Смеется.) Я им также в шутку: «Вот так вот, подружки еще, называется, бросаете меня».
На самом деле я чувствовала, как взглядом меня сверлили в затылок, в спину. Многие не здоровались. После двух этапов, когда я заехала в тройку, я очень была удивлена, что даже норвежские тренеры подходили, поздравляли. И не только они подходили — многие.
— Вы не рассказывали свою историю, потому что не считали нужным?
— Да. Что было, то было. Я перевернула эту страницу. Перед чемпионатом мира в Лахти мы готовились в Шушене. Норвежский корреспондент — забыла, как зовут — брал интервью у Юльки Ступак, Сереги Устюгова. Взял и меня. Он начал задавать вопросы о прошлом. Я открыто с ним разговаривала, он удивился. Потом я сказала: «Я перевернула эту страницу, не будем копаться в грязном белье. Давай поговорим про будущее».
Я вообще спокойно к этому отношусь, потому что у вас — корреспондентов — такая работа. Вам надо чем-то зацепить аудиторию, чтоб читали, смотрели. Естественно, надо что-то откуда-то вытащить, вам за это платят, вы должны быть впереди всех. Я могу без проблем поговорить обо всем.
— В 2009-м агентство «Весь спорт» проводило расследование. Было выяснено, что препарат, который был обнаружен у вас и ряда биатлонистов, создал профессор Института общей генетики имени Н.И.Вавилова Сергей Курочкин. Он не считал, что препарат влияет на результаты. Правда ли, что на вскрытие пробы «В» он ездил вместе с вами в Монреаль?
— Да. Со мной летал туда прям профессор. Интересные они люди, конечно. Нас отправили туда с ним вдвоем. Мы были в Монреале 3 или 4 дня, не помню. Я только стояла, смотрела, а он разговаривал, потому что знал язык и все, что там происходило. У меня все было в тумане.
— С крупных стартов у вас есть серебро ЧМ-2017 в командном спринте с Юлией Ступак. Есть что вспомнить о том дне?
— Я к этой медали долго шла. В планах была личная медаль, если бы не падение, я была настроена на тройку. Было очень обидно, потому что столько времени посвятить подготовке, а в итоге так обидно упустить медаль. А с Юлей я уже понимала, что или сейчас, или никогда.
У нас была там заминка при передаче, мы очень переживали, но все равно посчитали, что передача была. Медаль от нас не ушла. Я тогда была выжата как лимон. После финиша, наверное, минут, не знаю, 20-30 я не переодевалась, прям в комбезе ходила. У меня просто не было сил.
Это был такой эмоциональный спринт, выбил очень много сил из меня, потому что падение, вот эти догонялки. По телевизору не так видно, что, когда Юля упала, а потом передала мне эстафету, мне пришлось догонять в несколько рывков. К передаче я приехала со всеми. В конце я только стояла и думала: «Юль, убегай, убегай». Я стояла и понимала, что стою, а у меня голова кружится. Когда ты вот переходишь резервы, и уже мышцы в таком лактате, что если придет вся группа и будет какой-то рывок, не факт, что ты сможешь его поддержать. Она мне передала, мы вдвоем с норвежкой шли. Мы друг друга пасли, я понимала, что где-то сейчас будет рывок. На конце подъема я дырку и словила.
— Ступак смогла стать каким-то особенным человеком в вашей жизни?
— И до той эстафеты, и после мы общаемся, постоянно где-то пересекаемся. В Тюмени на чемпионате России мы увиделись, я спросила: «Видела Маркуса? Обнимались?» Она мне говорит: «Да». (Смеется.) И вот мы с ней поговорили, как он там, чего.
— Кажется, что Крамер всех вас смог сделать небольшой семьей.
— Да, так и есть. Я всегда рада пообщаться с Женей Беловым, Серегой Устюговым, Леной Устюговой. Мы общаемся со всеми ребятами.
— На Кубке мира вы дебютировали в 2004 году. Статистика говорит, что половина ваших подиумов приходится на гонки в Дюссельдорфе. Что такого магического в этом месте?
— У меня многие спрашивают. На самом деле — трасса. Все говорили, что я умею бегать именно пологие участки, спринты, которые в городе проводятся. Но я потом сезонами доказывала, что могу бегать и по сложным трассам.
Если брать Дюссельдорф, там узкая трасса, а у меня очень хороший старт. Там было важно занимать не ниже третьего места. Если ты идешь 5-6-м, то надо быть прям таким спринтером, чтобы выходить и обыграть всех на финишной прямой и заехать в тройку.
Первый раз, когда я бежала, молодая была. Я со страха бежала и убежала, вообще не оглядываясь. Мы тогда еще, по-моему, по четверкам бегали. Я заехала третьей. Помню, что на финиш вышла первой, естественно, меня обогнали, как раз Марит Бьорген ехала за мной и еще кто-то. И я третьей финишировала, понимая, что человеку за мной будет трудно. Все годы я пользовалась тем, что у меня очень быстрый старт.
Я до сих пор могу со старта уйти первой, потому что у меня есть, наверное, какие-то задатки плюс углы, когда я ставлю палки не так, как другие.
— После завершения карьеры вы не скрывали, говоря о том, что из лыж уходить не собираетесь. У вас с мужем есть фирма по производству смазки для лыж, а также одежда. Когда все это появилось в вашей с ним жизни?
— Все началось с того, что у мужа родилась идея с этими вот шлифовальными машинами. В России были шлифовальные машины, но уровень шлифтов был не такой высокий и востребованный. Мы хотели сделать что-то свое и донести, что шлифты работают.
Года два назад Виктор сказал, что надо пытаться делать порошки и эмульсии. Он это видит, видит те же накатки, которые мы тоже производим. Он все видит, как я говорю, потому что закончил художественную школу. Когда мы куда-то едем, Виктор всегда заполняет документы, я могу только подпись поставить. (Смеется.) Мы начали узнавать, кто может нам помочь, умеет это делать. И тут нам повезло, как со шлифовальными машинами, что встретились хорошие люди, были знакомства.
С одеждой решили начать так: делаем для себя маленькую линейку, потихоньку шьем. Здесь тоже знакомства сыграли свою роль. Знакомства в Европе. Мы шьем одежду понемногу, сейчас будем новые коллекции делать.
На самом деле у нас очень много мыслей, их надо реализовывать, но, так как мы постоянно на сборах, нет такого человека, который бы находился дома и этим занимался. Сейчас, наверное, на это будет больше времени.
— На данный момент это локальная история или уже бизнес, который приносит доход?
— Мы только начинаем, но вот за этот сезон, если брать именно подготовку лыж, вот если брать шлифовальную машину, это уже приносит доход.
Вот была гонка в Красногорске. Мы там делали лыжи, делаем их качественно, чтобы народ приходил к нам. Мы стараемся угодить клиенту.
Витя сам придумывает шлифты, у нас есть тестовые лыжи, на которые мы кладем, пробуем, что и на какую погоду подойдет. Сейчас есть несколько новинок.
По порошкам и эмульсиям доход не прям большой. Мы, наверное, хотим занять такую нишу, чтобы было доступно. Сейчас из Европы тяжело привезти их, а если и возможно, ценник там очень большой. Например, банка порошка стоит 12-15 тысяч рублей, этого хватит на 4-6 пар лыж. Мы делаем так, что на 15 тысяч можно купить у нас 3 банки порошка.
У нас сегмент направлен на тренеров, любителей, родителей юных лыжников. Ко мне в Красногорске на детских соревнованиях подходили многие родители и говорили, что нет доступного порошка для лыж. А там дети перспективные, но за счет лыж много проигрывают. Покупая же у нас порошок, мы получаем потом много хороших отзывов от лыжников.
Виктор сразу не продает, не протестировав. Мы до этого эти порошки раздавали. Когда я была в Кировске на вкатке в ноябре, ко мне подходили некоторые тренеры и говорили, что на таких лыжах я в тройку в спринте не заеду, и я это понимала. Меня сильно накатывали, а мы не могли найти смазку, которая бы работала. Там был Вовка Рыгалин, брат Анастасии Прокофьевой, а ему Виктор дал попробовать эмульсии. Он говорит мне: «Давай попробуем». На этой эмульсии я выиграла гонку.
— А ваше юридическое образование никак не собираетесь применить в жизни?
— У меня есть еще тренерское образование. Вот на эту тему думаю. В ближайшее время мы открываем официально свой спортивный клуб. Там будет работать два тренера. Мы готовимся к следующей зиме: делаем сайт, рекламу, то есть не только в соцсетях развиваемся, ищем партнеров. Мы с весны открываемся, потому что есть ОФП, скандинавская ходьба — все это модно.
— Любовь ко всему полицейскому осталась в детстве?
— Да. Хотя я хотела быть криминалистом в свое время, но в какой-то момент передумала. У меня сестра — криминалист 14-й категории, подруга тоже работает криминалистом. Подруга как-то показала мне пару фотографий, и это отбило все желание. (Смеется.)
— После завершения карьеры рыбалки будет еще больше, чем до этого?
— Я не могу сказать — больше или нет. Знаю, что она будет точно. Раньше мы могли сесть в машину с мужем и уехать на целый день, а с ребенком это сложно. Его надо или с кем-то оставлять, или брать с собой, а это значит, что он из речки вылезать не будет. Но рыбалка точно будет. Я, кстати, уже планирую в ближайшем будущем порыбачить.
— Когда начали рыбачить?
— С детства. У меня дедушка — это папин папа — он с детства меня пристрастил к этому. Есть фотографии, где я в полтора года с ним на мотоцикле, на рыбалке. Он привил это до такой степени, что были даже скандалы. Если я утром проснулась, а дедушки нет, бежала искать его на речку. Меня ловили, не пускали. А дедушка же не может и за мной следить, и рыбу ловить.
Потом, когда стали ездить на сборы, не до рыбалки было, я долго не ловила. В Вуокатти на сборах в гараже дома, где мы жили, увидела спиннинги, мне стало интересно. Я всегда только на удочки ловила. Мне объяснили, как пользоваться, и я вместе с Ниной Рысиной ловила рыбу. Потом рассказала Вите о спиннинге, мы с ним взяли и с того момента на сборах всегда ловили.
Когда мы с Маркусом ездили, у Виктора всегда в машине, в автобусе были: сапоги, спиннинг, нахлыст. Когда Саня Легков еще последний год был в команде, мы все вечером ходили на рыбалку.
— Вы как-то рассказывали, что поймали судака на 7,5 кг и щуку весом в 5 кг. Побили этот рекорд?
— Нет, все никак. (Смеется.)
— Лучшее место для рыбалки в России или, может быть, за границей?
— Я не ловила на Камчатке, на Кольском, а очень хочется там побывать. Я могу сказать про Дон. В Астрахани совсем другая рыбалка. В Малиновку когда приезжаем, ходим на речку. Виктор может уйти на часик, а вернуться в 12 ночи. (Смеется.) Везде рыбалка разная и интересная.
— Мотоцикл — еще одно ваше серьезное хобби. Кто открыл его для вас?
— Двоюродный брат. Получилось так, что я приезжала в гости, тогда ему было 16 лет, и у него стоял мотоцикл в гараже. Он хотел сдать на права. Я подумала, почему бы и мне не сдать. Попросила научить меня. Я к нему ездила долго. Потом как-то собиралась приехать, еще поучиться, а мотоцикл оказался сломан. Я предложила купить детали, но у меня скромный брат — отказался. Вместе этого он мне посоветовал купить питбайк, на который не нужны были права.
И у меня сразу закралась идея купить. Муж был очень против поначалу, родители тоже. Но я объяснила, что мне главное помесить грязь, кочки переехать. Это не про то, чтобы на высокой скорости по дорогам ездить. Мне хватает пары часов, чтобы поковыряться в поле или лесу и домой вернуться. В итоге мы же знаем, как мужчинами управлять. (Смеется.) Через месяц муж купил его сам. Он мне сразу сказал: «Это твоя игрушка, я даже лезть в это не буду». Я потом нашла ребят, у которых оставляла его, разрешала кататься с условием, чтобы он был в полной готовности к моему возвращению. Но все это было до декрета. Я, наверное, за последнее время только один раз каталась. В этом году хочу завести, прокатиться.
Еще меня заразил мотоциклами Женя Белов. Он пошел дальше и после питбайка купил себе эндуро — это посильнее машина, потяжелее. Я просто пробовала. Если упадешь, точно не поднимешь.
— ЦСКА или «Спартак»?
— ЦСКА. (Смеется.) Я говорю: «Кто-то же должен в семье болеть за нормальную команду».
— Скандалы по этому поводу возникают?
— Нет. Я вот недавно отправила мужа на «Спартак», который вроде бы с «Уралом» играл. Муж не знал об этом, я с друзьями договорилась, купила абонемент, все за час ему сказала, хотя он хотел дома смотреть. Я говорю: «Ты едешь на футбол, а мы с Максимкой дома побудем». Конечно, если «Спартак» проиграл, он говорит, что счет не по игре. (Смеется.)
— Когда последний раз ходили на матч?
— Наверное, до декрета мы с мужем ходили. Были на трибуне «Спартака». Я его всегда спрашиваю, почему мы только на спартаковскую трибуну ходим, когда команда с ЦСКА играет, но он непреклонен. Приходится ходить на трибуну красно-белых.
— Однажды вы у себя в соцсети выкладывали пост с просьбой о помощи ребенку. Деньги в итоге были собраны. Это была разовая акция, или благотворительность все еще есть в вашей жизни?
— Я стараюсь участвовать в каких-то благотворительных мероприятиях. Вот, например, в Одинцово проводились соревнования, детям и взрослым, кто болеет лейкемией, собирали деньги. Без нашей помощи, наверное, у этих людей не будет будущего. Благотворительность доказывает, что у нас в мире есть хорошие люди.
Когда я съездила в Одинцово, после соревнований был небольшой фуршет, где были спонсоры: Никита Тамм из «Русской зимы», еще другие. По рассказам, они участвуют не первый раз, привлекают людей. И ты видишь эту помощь. Реально очень много хороших людей, все готовы помочь.
В этом году приехало на благотворительный забег 550 человек. И было бы больше, но в те дни было много соревнований. Летом тоже проводятся соревнования. «Зеленый марафон», например. Я удивлена количеством участников. Все хотят быть частью помощи.
Я стараюсь помогать, даже когда в социальных сетях пишут. Но там проверяю информацию, потому что много случаев мошенничества. Не знаю, как люди живут, на этом зарабатывая, что у них в голове происходит. Если друзья проверенное скидывают, я никогда не отказываю в помощи.
— О чем жалеет и чему очень рада Наталья Матвеева в своей спортивной жизни?
— Я рада, что меня родители отдали в этот спорт. Я не вижу себя без спорта. Многие, с кем я общаюсь, говорят, что, если бы не спорт, мы, наверное, пили бы, курили. Есть районы, где водятся наркотики. Мы бы, может, там оказались. Спорт сделал меня той, кем я являюсь.
Одно из лучших чувств в спорте — чувство адреналина. Я всегда сравнивала выстрел пистолета на старте с тем, когда у тебя на спиннинг рыба клюет, выплескивается адреналин. Года три-четыре назад был звоночек для меня, потому что на старте я уже ничего такого не чувствовала. Ты просто бежишь, в тройке или не в тройке — у тебя одно состояние. Ты уже такого удовольствия не получаешь.
О чем жалею? Если в голову не приходит ничего, значит, ни о чем.
