Тренер Сергей Башкиров советуется со спортсменами и принимает в расчёт их опыт.
Об этом в интервью RT заявил Матвей Елисеев, который тренируется у Башкирова.
Двукратный чемпион континента рассказал, почему стрелять лёжа порой сложнее, чем стоя, и вспомнил, как на одном из первенств страны вышел на гонку без заряженных обойм. Он также заявил, что никогда не сойдёт с трассы, не закончив дистанцию, и составил идеальную эстафетную четвёрку на Игры в Пекине.
Бронзовый призёр двух чемпионатов мира стал в этом сезоне едва ли не самой обсуждаемой фигурой отечественного биатлона: из-за разногласий с тренером он был вынужден покинуть группу Юрия Каминского, да и вообще мог оказаться за бортом сборной — к этому в своих комментариях призывали многие известные спортсмены прошлых лет. Но Матвей остался в команде, по-прежнему сохраняя в себе надежду реализовать в биатлоне то, на что способен.
— Изучая вашу спортивную и жизненную биографию, я обратила внимание, что свои лучшие скорости вы показывали в те сезоны, к которым была прилично сокращена летняя подготовка: в 2016 — из-за удаления мениска, в 2018 — из-за аппендицита. Получается, что возможность сбросить нагрузку оба раза оказалась во благо? И что, не случись проблем со здоровьем, вы могли бы просто перегрузить себя и не успеть восстановиться?
— Вполне возможно. У меня действительно есть определённая склонность к тому, чтобы перегружать себя в тренировках. Амбиции-то лезут из всех щелей, я бы так сказал. Их и в детстве было у меня много: когда я только начинал к папе ходить на тренировки, всегда пытался обогнать старших ребят. Отцу приходилось срезать петли, чтобы ловить меня на дистанции, тормозить, отвлекать какими-то разговорами, потому что каждая тренировка в моём случае превращалась в гонку. С возрастом это в какой-то степени ушло, но не полностью. Поэтому я перебирал с нагрузками достаточно часто. В олимпийском сезоне, например. Мотивация глаза затмевала, и получалась такая ерунда.
— Фактически во всех видах спорта существует истина: лучше недоработать, чем переработать. Насколько сильно чревата последствиями перегрузка?
— Сильно. Это сложные и в моём понимании достаточно субъективные процессы, хотя мой личный тренер, с которым я работаю второй сезон, привнёс и объективных аргументов. Благодаря этому специалисту я понял, что тренировочных ситуаций, моделей в спорте просто миллионы. И пока методом проб и ошибок не найдёшь свою…
— Как вы вообще пересеклись с этим тренером?
— С ним на протяжении нескольких лет, ещё до того, как я сам попал в сборную, общался мой отец. Он же начал привносить в план моей подготовки некоторые рекомендации, данные этим специалистом. Но на самом деле наше нынешнее сотрудничество определил случай: я ломал голову, пытаясь решить, как и с кем мне тренироваться дальше, если вдруг решу готовиться самостоятельно, отец подсказал кандидатуру.
— Для того чтобы спортсмен захотел уйти из команды и тренироваться индивидуально, должен быть, как мне кажется, какой-то посыл. Неудовлетворённость, несовпадение с тренером во взглядах. В чём заключался ваш случай?
— Если говорить о последней капле, ею стала подготовка к чемпионату мира — 2020 в итальянском Риднау. Мне это место не то чтобы не нравилось, но моему организму оно вообще никак не подходит. Ладно бы я первый год туда съездил. Но мы готовились в Риднау годом раньше, к чемпионату Европы-2019, откуда переезжали в Остерсунд на чемпионат мира.
— Вы ведь стали на том чемпионате Европы серебряным призёром в гонке преследования, стартуя с 11-й позиции.
— Всё равно, бежал не в свои ноги. Поэтому когда узнал, что подготовка к чемпионату мира в Антхольце снова запланирована в Риднау, то неустанно говорил тренерам, что мне туда нельзя ехать. В качестве альтернативы предлагал австрийский Обертиллиах, который находится в 100 с небольшим километрах, пытался объяснить, что это — мой шанс лучше выступить, но меня просто не услышали.
— В минувшем сезоне вы стабильно попадали в состав эстафет, но в личных гонках всего раз заехали в цветы и ещё один раз — в десятку. Это ваш объективный уровень или просто неудачный сезон?
— Применительно к прошлому году я назвал бы результаты объективными. У меня не хватало скорости, чтобы заехать в топ. Был только достаточно непродолжительный период после этапа Кубка мира в Антхольце, когда у меня было очень хорошее состояние. Но мы не смогли его удержать. Чуть-чуть передавили с нагрузкой, и получилось, что пошло западение.
— Сейчас, работая в группе Сергея Башкирова, вы тренируетесь по его программе или по-прежнему по индивидуальной?
— Работаю вместе со всеми по программе Башкирова. И могу сказать, что на моей памяти это первый тренер, который в каких-то вопросах советуется со спортсменами, принимает в расчёт не только свой, но и их опыт.
— Это большая разница, чисто психологически?
— Огромнейшая. Совершенно другое желание идти на тренировку, во-первых. А во-вторых, когда у команды запланирована, допустим, откаточная работа, а у кого-то по своей индивидуальной программе — силовая, оба наших тренера всегда находят время подключиться и помочь.
— Когда подготовительный период выходит на финишную прямую и начинается подготовка на снегу, какое ощущение превалирует? Нетерпение в ожидании первых стартов или опасение, что начнётся сезон и всё получится не так, как хотелось?
— Сейчас у меня вообще нет никаких лишних чувств, я просто спокойно работаю. Не так, как раньше, когда уже осенью я думал, как бы на главный старт отобраться.
— Но всё-таки нынешний сезон — олимпийский. Неужели хотя бы иногда не думаете о том, что в Пекин могут поехать от России не шесть спортсменов, а пять?
— По этому поводу мы сейчас всей командой думаем. Ведь хочется, чтобы было шесть, и это, считаю, вполне реально.
— Для этого команда должна выбраться к январю на третье место в Кубке наций, но лично у меня по прошлому сезону не сложилось впечатления, что вы идёте на равных с норвежцами, французами и даже немцами.
— По прошлому сезону мы им объективно проигрывали. Но летом всё-таки большую работу провели. Видно, например, что Саша Логинов будет посильнее готов. Да и мы сможем побороться, активную борьбу навязать.
— А вы вообще когда-нибудь задумывались о том, что из года в год мешает российским биатлонистам преобразовать наработанное в результат? В чём, условно говоря, вы хуже немцев, норвежцев, французов. И хуже ли?
— Мне кажется, это вопрос под дых. Я не смогу на него объективно ответить.
— Хорошо, я переформулирую: в чём Матвей Елисеев хуже Йоханнеса Бё?
— Насколько уверенно вы себя чувствуете в эстафетном составе? Конкуренция за место в четвёрке со стороны других ребят как-то ощущается?
— Я думаю, здесь только результат будет решать. Но я лично вообще сейчас не думаю об этом.
— А если не попадёте на Олимпийские игры, сильно расстроитесь?
— Да, конечно, будет сильное разочарование. Но я надеюсь, что его не случится.
— Ваш максимальный процентный показатель в стрельбе стоя — 92. Как поднять его на условную единицу — это прорва работы или просто надо больше концентрации?
— Это прорва работы, причём не только в плане стрельбы, но и в плане беговых характеристик. Потому что как только начинается мышечное закисление, концентрация падает — и уже практически ничего не можешь на рубеже сделать, особенно в ветер.
— Самый классный стрелок в мире в вашем понимании?
— В прошлом сезоне очень сильно прибавил Яков Фак, но я бы отметил Стурлу Легрейда. Он очень качественно стреляет. В биатлоне есть люди, которые достаточно медленно работают на рубеже, сохраняя качество. Легрейд же способен хорошо стрелять в любом режиме, максимально себя контролируя. Это подкупает.
— А чем объяснить, что одни люди совершенно нормально стреляют стоя, но при этом гораздо хуже стреляют лёжа?
— Если разбирать ситуацию на моём примере, очень сложно оказалось совместить на одном ложе изготовку и стоя, и лёжа. Я как-то общался на эту тему с нашим консультантом по стрельбе Александром Куделиным, так он сказал, что вообще меняют длину приклада в зависимости от того, из какой позиции стреляет человек. Сделать такое в гонке достаточно сложно. Я уже довольно давно использую механизм, который позволяет мне изменить длину приклада во время гонки одним щелчком, но всё равно сложно. У нас ведь, помимо длины приклада, миллион параметров учитывать приходится.
— Лёжа, наверное, проще справляться с пульсом?
— Как раз наоборот: он больше мешает. Там же ремень — он по телу идёт, и при высоком пульсе винтовка колышется сильно. А стоя больше влияет ветер. Когда он настолько силён, что сдувает тело, очень сложно успокоиться.
— Получается взаимоисключающая ситуация: чтобы быстро бежать, биатлонисту нужно быть сухим и лёгким, а чтобы хорошо стрелять, — толстеньким и тяжёлым.
— Ну так ведь не просто так стрелки надевают свинцовые жилеты.
— Кстати, у тех же французов, насколько я в курсе, за стрелковую подготовку на протяжении нескольких лет отвечал именно стрелок. Да и со шведской командой работают люди со снайперской подготовкой. А от наших специалистов я много раз слышала, что в биатлоне стрелки — это не бог весть какие советчики. И что лучше приглашать на эту должность бывшего биатлониста.
— Если тренер из биатлона с головой, то он очень много знаний способен дать. Но какие-то специфические знания и умения стрелки всегда добавляют.
— В вашем виде спорта испокон веков существует ряд совершенно одиозных ошибок. Люди стреляют по чужим мишеням, путают лёжку со стойкой, допускают пять промахов на одном рубеже. Самая дурацкая ошибка, которую доводилось совершать вам?
— Пять раз в «молоко» я тоже выдавал. Думаю, в биатлоне каждый спортсмен это делал. Но это всё-таки можно объяснить. А вот самое дурацкое… На чемпионате России, в 2019, кажется, я не взял на эстафету заряженные обоймы, не поменял их.
У меня вообще тот чемпионат весело сложился. В одной из гонок открутился ремень, точнее, я так сильно его перетянул, хотел понадёжнее, что изогнулся металл и просто перестал держать. Полкруга я тащил винтовку в одной руке, потом мне дали ключик, я закрепил ремень и побежал дальше. А через день была та самая эстафета — с обоймами.
— Вы могли бы уйти с трассы, не закончив дистанцию?
— Нет, хотя хочется иногда. Я не могу себе этого позволить.
— Почему? Это стыдно, не-мужски, не по-спортивному — в чём причина?
— Не знаю. Не задумывался об этом. Не могу — и всё!
— Какой результат в этом сезоне сделает вас счастливым?
— Медаль на Олимпиаде.
— Личная это будет медаль или эстафетная, разница есть?
— Завоевать медаль вместе с командой всегда приятно, как и на пьедестал вчетвером подниматься.
— Александр Тихонов четыре раза становился олимпийским чемпионом в эстафете и всю жизнь страдал оттого, что это только эстафета.
— Ну, для кого-то это только эстафета. А для кого-то — чемпионство на всю жизнь. Каждый сам выбирает, как ему ощущать себя и собственные достижения в этой жизни. Кто-то вообще темноты боится…
— Как могла бы выглядеть идеальная российская эстафета в вашем понимании?
— Антон Бабиков на первом этапе. На втором, скорее всего, я, на третьем — Александр Логинов, на четвёртом — Эдуард Латыпов.
— Себя вы на первом этапе, получается, не видите?
— Считаю, что так будет выгоднее для команды. Если исходить из результатов прошлого сезона, у меня чуть стабильнее скорость была, а на втором этапе очень быстро сейчас бегут. На первом чуть-чуть поспокойнее, дают втянуться. И там за счёт очень качественной быстрой стрельбы лёжа Антон с первого рубежа всегда хорошо выходит. Это моё мнение, хотя сам Антон иначе считает.
— А в контактных гонках вы наглый? Или чувствуете дискомфорт, когда в том же масс-старте приходится отвоёвывать себе кусок лыжного счастья?
— В прошлом доводилось чувствовать себя не слишком комфортно. Но в этом году я буду наглее.
