В интервью Матч ТВ спортсмен рассказал о том, почему у него лучше получается стрельба из положения стоя, про стычку с Решем и Виндишем в Рупольдинге и психологическом коучинге, которым занимается его жена Анна.
«Перед сбором главный тренер увидел моего отца в самолете и сказал ему покупать обратный билет»
— Это будет уже не первая ваша поездка на чемпионат мира. Вы были в Хохфильцене в 2017, но не выступали. Сильно расстроились, что тогда вас не поставили ни на одну гонку?
— Конечно, это было ударом. Вроде все шло к тому, что должен был бежать.
— Гросс настраивал на какие-то гонки?
— Да. Он имел определенные виды на меня, которым не было суждено сбыться по приезду некоторых людей. Эти люди навязали свое мнение. Побежал другой человек. Не знаю, как это произошло. Лучше туда не лезть.
— Если посмотреть на ваши результаты на Кубке мира, то не очень понятно, гонки какого формата вам больше подходят. В каких удобнее?
— По большому счету любая гонка интересна. Просто надо быть к ней готовым.
— Есть разница: контактная гонка или с раздельным стартом?
— Нет. Эстафета — немножко особенная гонка. По-другому идет на нее настрой. Остальное — все то же самое.
— В предолимпийский сезон у вас были приятные моменты: два серебра в эстафете, заезды в топ-10. Олимпийский сезон хорошим не назовешь. Вы говорили о проблеме в подготовке к прошлому сезону. В чем конкретно была проблема?
— Там был такой план, что-либо будет большая-большая прибавка, либо умереть. Получился второй вариант. Работали на полную и немножко не выдержали. Был слишком жесткий план. Может, дело в методическом плане. Гросс и Падин навязывали какие-то свои вещи. В один и тот же план входили две структуры. Это, конечно, было проблемой. Также аналитический отдел что-то подсказывал. Получалась каша.
— Вашим личным тренером является ваш отец. У него была возможность вносить свои корректировки в план?
— Это было вообще странно. Наверное, на второй сбор я договорился с Рикко, чтобы отец приехал и мне помог. У тренеров немного не хватало ресурсов, чтобы очень плотно со мной по стрельбе поработать. Главный на тот момент тренер (Александр Касперович. — «Матч ТВ»), увидев отца в самолете, сказал, что мы сейчас садимся в Мюнхене, и тебе билет обратно надо покупать. Конечно, до такого дело не дошло, но поработать со мной отцу так и не дали.
— У всех был один план? Не было корректировок в зависимости от индивидуальных особенностей спортсменов?
— Вообще никакой разницы не было.
— И личные тренеры не могли помогать?
— Только по телефону советы давать.
«На Олимпиаде не чувствовалось, что есть кто-то за спиной»
— Год назад в это время проходила Олимпиада. С какими чувствами ее вспоминаете?
— В любом случае это был колоссальный опыт. Да, ничего не получилось, но из прошлого сезона много выводов сделал. Все равно мне это помогло. Все надо в этой жизни пройти. Не всем все легко дается. Кто-то добивается успеха мытьем и катаньем, кому-то от природного таланта легче. Но все равно спорт высших достижений — это работа. Меня Олимпиада в психологическом плане загнала в большую-большую яму. В итоге мы смогли из нее выйти и извлечь много уроков.
— Были мысли вообще не ехать в Пхенчхан?
— Нет. Для себя сразу решил, что если берут — еду. Надеялся, что успеем немного отдохнуть перед соревнованиями и посвежее быть. Чего не произошло.
— Еще перед стартом на Олимпиаде было плохое психологическое состояние, или оно ухудшалось от гонки к гонке?
— Изначально было тяжело. Я пытался с тренером договориться, что мне эта работа не нужна сейчас, но не получалось. Просто две-три недели по часу в день или гулять, птичек слушать был единственный шанс улучшить результаты. Но этого тренеры не позволили сделать.
— Атмосфера нейтрального флага влияла?
— Конечно, это минус. Может, даже не атмосфера нейтрального флага, а что мы вчетвером там были. Не чувствовалось, что есть кто-то за спиной. Как-то одиноко было.
— Корреспондент «Матч ТВ» Дмитрий Занин мне рассказывал, что вы ходили в Пхенчхане по двое. Не было связи с девушками?
— У нас был разный режим. У них гонки начинались в одно время, у них — в другое. Плюс Рикко советовал нам жить по европейскому времени, чтобы акклиматизацию не проходить лишний раз. Гонки были очень поздние. Девушки жили по корейскому времени. Поэтому вообще никак не стыковались.
— Можете сказать, что у вас там была команда? Помню, что вы ездили на море, но Татьяна Акимова осталось дома.
— Не знаю. Это на самом деле нормально. Каждый спортсмен готовится к стартам по-своему. Кому-то надо читать книги и никого не видеть сутками, закрыться от всех полностью, кому-то — со всеми поболтать. Все настолько персонально. Не всегда нужно быть только в команде. Все-таки это индивидуальный спорт.
«Когда палка Реша воткнулась мне в комбинезон, он подумал, что ее кто-то держит, и начал орать»
— Вы говорили, что не всегда понимали установки Рикко Гросса. В этом была проблема?
— Мы немного не детально его понимали, но почти все, что нужно, усваивали. В летний период нам переводил Александр Попов, который немецким владеет.
— В Рупольдинге я заметил, что вы общались с кем-то из спонсоров на английском и с Михаэлем Решем. Лучше стали понимать язык?
— Естественно, практика даром не проходит, новые слова узнаются. В целом, грамматика у меня была более-менее нормальная, а словарного запаса пока не хватает.
— Почему решили тогда подойти к Решу?
— У нас был неприятный контакт во время гонки. Его палка штырком воткнулась мне в комбинезон и порвала его. Была небольшая царапина на руке. Мелочи. Когда это все произошло, то он подумал, что ему кто-то палку рукой задержал, и начал орать. Палка потом высвободилась из моего рукава. Просто подошел извиниться, что не специально так сделал. Да и в целом чтобы сказать ему «спасибо» за карьеру.
— С кем-то из иностранцев еще общаетесь на Кубке мира?
— Плотно — нет. В основном общаюсь с итальянской командой.
— Хофер, Виндиш?
— Скорее, с женской командой. Они более открытые. С Виндишем тоже общаемся. С ним познакомился в конфузной ситуации. Это тоже было в Рупольдинге. Я заезжал на рубеж, а он оттуда уезжал. Мы с ним сцепились. Он упал, а я потерял равновесие. После этого не справился со стрельбой. Потом он подъезжал, извинялся. Хороший человек. Почему бы с ним не пообщаться?
— Какое впечатление осталось о Рикко Гроссе как о специалисте?
— Он немножко не влился в русскую систему, не смог. В целом — нормальный специалист. Я считаю, что ему не дали работать.
— Комплексно-научные группы?
— Нет. Сама система сожрала. Он привык, что если его зовут главный, то он будет главным. А тут вмешивается один, потом другой. Он не выдержал, не смог свою волю навязать.
«Я бы не «выехал» из прошлого сезона без психологической помощи жены»
— Почему ваша жена решила стать спортивным психологом?
— Её направление называется коучингом, она получила сертификат, но также сейчас продолжает обучение спортивной психологии. Ей этого сильно не хватало в ее карьере. Она пошла учиться, чтобы другим помогать. Это изначальная цель. Естественно, был в голове план, что может мне помочь. Это сработало.
— В беседах с психологом нужно быть откровенным, чтобы был эффект. В начале трудно было?
— В начале полностью раскрыться не получалось, но мы достаточно сильно друг другу доверяем. Сейчас уже работаем на полную. Помощь просто колоссальная. Я, наверное, с прошлого года не «выехал» бы, если бы не было психологической помощи жены. Я думаю, что Антону Бабикову выехать из этой ситуации до сих пор не удалось.
— Из ситуации, которая была на Играх?
— Каждый спортсмен стремится к Олимпиаде, выступить там как можно лучше. А у нас получился такой сезон… Просто было столько нереализованных амбиций. Мы были неконкурентноспособны. Если бы не взяли медали, но могли конкурировать, то было бы гораздо проще воспринимать.
— Кто-то из сборной России по биатлону еще обращался к вашей жене за помощью?
— Обращался. Но это, думаю, конфиденциальная информация. Если кто-то хочет узнать, то может в инстаграме отследить. У кого-то были посты об этом.
— Как проходят ваши сеансы?
— Вообще это называется «сессия». Честно говоря, очень много разных методик. После некоторого ознакомления и понимания проблемы, составления психологического портрета человека выбирается метод. Так глубоко я не лезу. Она обучалась этому очень активно. Приезжает ко мне на сбор с целой стопкой учебников. Все время учится.
— Расскажите подробнее на примере.
— На мне она, наверное, методики четыре использовала.Сложно сказать. Самая стандартная, когда я определяю проблему. Иногда она мной неточно определяется в силу каких-то эмоций. И во время сессии жена задает вопросы. Чем откровеннее я отвечаю, тем лучше. И во время сессии я понимаю: «Это, оказывается, так! Реально так?!» Потом может запрос поменяться. Истинная причина намного глубже. Пока человек об этом не узнает, ему будет тяжело. Это давит камнем вниз.
— Как часто проходят ваши сессии?
— Не очень часто, но они всегда помогают.
— Они проходят до гонки или после?
— Есть, опять же, разные техники. Она говорит, что есть специальная техника, при которой сессию можно провести за час до гонки.
— Тренеры не возражают по поводу таких экспериментов?
— Мне кажется, что они особо это не отслеживают. Им главное, чтобы у человека результат был. Думаю, Артем Истомин как молодой специалист понимает все. Он очень коммуникабельный и не сразу отвергает какую-то мысль. С ним хорошо работать. Тренерский штаб стал более лояльно относиться к тому, чтобы родные приезжали. Раньше было по-другому. Почти как в армии.
— Изменения в психологии видите?
— Конечно. Даже в самом начале сезона. Первая отборочная гонка в Контиолахти у меня не получилась. В прошлые годы я бы себя стал накручивать. Просто негативные мысли изнутри сжирают, а потом энергии на гонку вообще не остается. Сейчас по-другому воспринимается. Результат надо не тот, который места, а тот, как ты смог отработать. Это действительно помогает.
«Если бы ушел из спорта после Олимпиады, то через полгода бы вернулся»
— Дмитрий Васильев как-то называл вас не стрессоустойчивым. Вы себя таковым считаете?
— Раньше было, сейчас намного лучше. В последнее время мы с этой проблемой работаем на сессиях. Это кропотливая работа. Психологию поменять возможно, но на это может уйти не один год. Сдвиги однозначно в лучшую сторону, и большие.
— Готовы сейчас бежать четвертый этап эстафеты?
— Я другом плане был стрессонеустойчив. Конечно, готов. Но есть единственная проблема. Перед заявкой на смешанную эстафету на чемпионате Европы меня Артем Истомин спросил: «Какой хочешь этап?» Говорю, что любой готов, просто сейчас на финише у меня нет максимальной скорости, если будет контактная борьба. Это заметно по всему сезону. Последние 500 метров у меня не получаются.
— Последний рубеж вас никогда не пугал?
— Нет. Тот же самый рубеж, те же самые пять выстрелов.
— Последний рубеж — это всегда стойка, которая у вас лучше получается, чем стрельба из положения лежа. Из прошлых ваших интервью я понял, что у вас мало было стрельбы на тренировках из положения лежа. В этом причина?
— Был такой момент. Я достаточно быстро попал в сборную. Здесь, возможно, тренеры думали: «Раз он в сборной, значит, все умеет». Это было не так. Если со стойкой мы работали всю жизнь — уже с 8 лет я держал винтовку в руках, то на лежку у нас просто не было оборудования.
— Еще читал, что за одну тренировку в тире приходилось платить три тысячи рублей.
— Это было в самом-самом начале. Единственные тренировки, когда отец успел хоть что-то привить. Мой первый биатлонный сбор был в 2010 году. На тот момент я еще в лыжах был. Нас было на сборе 4 человека, и 500 патронов на 20 дней. Это смешно, но с такого мы начинали.
— Какова ситуация в Зеленограде с биатлоном сейчас?
— В Москве никакого стрельбища нет. С биатлоном сложно. С пневматикой работают, но я в эти дела не лезу.
— Вы сами дома тренируетесь?
— Стрелять, опять же, негде. До Пушкино ехать 150 километров. Такая тренировка выбьет больше. Еще там нет роллерной трассы. Зимой мы по соревнованиям ездим, а на роллерах тренируюсь на Планерной и в Одинцово, где мы сейчас живем.
— К отцу в секцию дети записываются?
— Идут, но не очень активно. В Москве много соблазнов, чтобы не потеть на тренировках. Не хотят люди терпеть.
— У вас соблазны были?
— У меня психология немного по-другому устроена. Всегда хотелось физически превзойти сверстников, выделиться.
— А мыслей бросить не возникало?
— После Олимпиады возникало. Но если бы я бросил, то через полгода вернулся. Это однозначно. Пока что не знаю, что вне спорта делать.
«В Антхольце Хованцев сказал, что по мне ремень плачет»
— После масс-старта в Антхольце Хованцев говорил, что вы заслуживаете порки за то, что ушли с пристрелки перед гонкой. Что там произошло?
— Во-первых, я считаю, что сор из избы не выносят. Это надо было в личной беседе сказать, тогда бы это воспринималось мной нормально. А так я немного в штыки воспринял, что он информацию в прессу понес. Что там произошло — сложно сказать. Я бы не ушел с пристрелки, если бы не знал, что у меня все нормально. Возможно, я плохо посмотрел на планшетку. Может, чуть-чуть, на полсантиметра, фишка сдвинулась, когда мне ее показывали. Я думал, что все нормально. Сделал один щелчок вправо. Но один! Мне не показали картинку, что мои выстрелы все на габарит.
