— Матвей, вы дебютировали в Кубке мира три года назад, за первые два сезона вышли на старт в рамках этих соревнований всего семь раз и только в прошлом году полноценно провели всю серию. Могли бы сравнить свое нынешнее отношение к Кубку мира с прошлогодним?
— Стало проще. Когда впервые попадаешь на этот уровень, не слишком понятно, чего от себя ждать. И в этом непонятном состоянии психологически трудно находиться. Было трудно объективно оценивать свои силы, потому что ты оказываешься среди соперников, с которыми почти никогда не бегал.
— А когда начали с ними бегать, какими были первые мысли и ощущения?
— Что их можно обыгрывать.
— Прямо всех-всех?
— Не сказать, что всех сразу, но чуть позже – да.
— Что сильнее всего мешает это реализовать, когда впервые оказываешься во взрослой компании?
— Не хватает выдержки или, если хотите, опыта. Это касается всего: стрельбы, умения грамотно разложить гонку, правильно пройти дистанцию, где-то поворот подрезать, где-то ускориться, где-то отдохнуть. В начале прошлого сезона, когда еще внутренние силы были, мне как-то удавалось со всем этим справляться. А по мере того, как накапливалась усталость, становилось все тяжелей и тяжелей.
— Какая гонка оказалась в этом отношении наиболее тяжелой?
— Совсем критично получилось в Оберхофе, когда на пристрелке у меня ботинок «раскрутился», и винтовка перестала стрелять. Я пытался как-то контролировать себя, но в таком состоянии, когда все ломается и идет наперекосяк, трудно себя контролировать, когда опыта нет. Вот тогда я почувствовал, что немножко надломился.
— В чем это выражалось?
— Сделал шесть промахов на спринте. Дальше, наверное, комментарии не нужны?
— Несколько лет назад, когда мужской сборной руководил олимпийский чемпион Владимир Аликин, он как-то стал вспоминать о том, как бегал сам и как однажды сделал на первом рубеже пять промахов. Это его настолько выбило из колеи, что он даже не нашел в себе сил закончить гонку: бросил винтовку прямо на снег, перелез через ограждение и сел на трибуне. Могли бы представить себя в такой роли?
— Не думаю. Считаю, что это было бы некрасиво по отношению к болельщикам.
— Но ведь наверняка бывают ситуации, когда бежишь только с одной мыслью: «Скорее бы все это закончилось!»
— Все равно надо добежать до конца.
— Вы настолько ответственный человек?
— Стараюсь быть таким. Меня так воспитывали. Родители тоже были спортсменами, мама занималась лыжными гонками, папа — мастер спорта по биатлону и мой первый личный тренер. Благодаря родителям я в три года уже на лыжах стоял.
— А когда впервые попробовали и бегать, и стрелять?
— По-моему, это был 2010-й год. До этого у нас в Зеленограде не было винтовок. Не знаю толком эту историю, но вроде бы в 90-х все винтовки по какой-то причине конфисковали. Но в 2010-м я уже целенаправленно переходил в биатлон. Мне лыжи тоже нравились, то есть переходил я не потому, что мне стало скучно или что-то там еще. Но биатлон, конечно же, более интересен.
— И любимая гонка есть?
— Применительно к лыжам – это длинный спринт либо марафон. В биатлоне мне нравится индивидуальная гонка. Она особенная.
— В чем именно?
— Мне нравится, что в индивидуальной гонке ты полностью зависишь от себя, ни на кого не равняешься, просто своим темпом идешь и идешь. Выбрал правильный темп, справился с ним – добежал, не смог справиться – значит, терпишь и бежишь уже, как получится.
— Следует ли сделать вывод из сказанного, что любая контактная борьба – будь то на дистанции или на стрельбище — способна вывести вас из равновесия?
— На самом деле я еще не попадал в ситуации, когда мне по пяткам стучат перед стрельбой. Абстрагироваться от всего на огневом рубеже достаточно сложно, но это тренируется.
— Как?
— Правильным настроем: вот твоя установка, вот винтовка – и работай, что бы ни происходило вокруг.
— А вокруг, надо полагать, в этот момент бегает тренер с бубном и всеми силами пытается отвлечь?
— Мы этим занимались немножко в начале лета. Я специально просил тренеров, чтобы они меня отвлекали. Не с бубнами, конечно, но тем не менее.
— Насколько уверенно вы чувствуете себя сейчас в том, что сможете отстоять свое место в основном составе на Кубке мира, в том, что сумеете побороться за место в олимпийской команде, олимпийской эстафете?
— Об этом, думаю, говорить рановато. У нас достаточно сильная команда сейчас собралась. Все ребята – достойные соперники.
— Спрошу немного иначе. Принято считать, что эстафета у нас плотно укомплектована. На каждый этап есть свой неоднократно проверенный претендент. Считаете ли вы, что…
— Есть ли у меня шанс?
— Ну да.
— Конечно. Такой шанс есть всегда, однозначно.
— В прошлом сезоне вы прекрасно пробежали свой эстафетный этап в Рупольдинге, но на чемпионате мира в Хохфильцене остались в запасе. На ваш взгляд, это было объективное решение?
— Не знаю, насколько компетентно могу ответить на этот вопрос. Разумеется, я ставил перед собой задачу бороться за место в команде, поэтому, конечно же, был разочарован. С другой стороны, на чемпионате мира я все-таки был, сидел запасным на каждой гонке. Точно так же, как за год до этого в Осло. Просто в Осло у меня было значительно меньше шансов вообще попасть в команду. Ребята стали чемпионами мира – рад за них.
— Вы достаточно мощный по телосложению спортсмен. Это создает какие-то проблемы в работе?
— А должно?
— Считается, что большие мышцы сложнее прорабатывать, сложнее дается работа в высокогорье, акклиматизация. Антон Шипулин много раз говорил, что иногда ему очень мешает, что он большой и тяжелый: начинает проваливаться там, где легкие спортсмены, такие, какими были Евгений Устюгов или Максим Чудов, просто летят по трассе.
— Если трасса мягкая, действительно есть такое. Но во всех остальных случаях, не сказал бы, что испытываю проблемы. В горах я себя чувствую вполне хорошо, да и в отношении акклиматизации не замечал, чтобы на мне она более тяжело сказывалась, чем на остальных. Что реально доставляет дискомфорт – так это жара на летних соревнованиях. Зато, когда лыжня более жесткая или совсем жесткая, почти ледяная, преимущество имеют более высокие и тяжелые спортсмены. Коэффициент трения меньше, и можно за счет рычагов раскатиться сильнее.
— То есть, где другие делают три шага – сделать один?
— Ну, примерно.
— В прошлом сезоне вы уже выступали в Эстерсунде в спринте и гонке преследования. Успели составить какое-то представление об этом стадионе, сравнить его с другими?
— У меня пока недостаточно опыта, чтобы делить стадионы на любимые и нелюбимые. Больше других нравится Нове-Место. Во-первых, я там дебютировал в 2015-м, во-вторых, как раз там показал очень хороший для первого старта результат – стал в спринтерской гонке 17-м. Хотя в Эстерсунде есть своя романтика. Кругом полярная ночь, а бежишь, бежишь, бежишь…
— Какой результат вы посчитали бы для себя в этом году удачным?
— Не хотел бы загадывать, честно говоря. Но если спортсмен не стремится к самым высоким наградам, то что ему вообще делать в спорте?
