Единственный в истории Франции пятикратный олимпийский чемпион не хочет, чтобы о нем говорили как о легенде, но собирается занять подобающее ему место в истории французского спорта.
Мартен Фуркад встает рано. Обычно по утрам он проводит лыжные тренировки у себя в Веркоре, среди великолепных пейзажей. Но в эту пятницу утром он отправился в дорогу в шесть утра, чтобы за три часа доехать до Шамони, где он надеялся осуществить свою давнюю мечту – сфотографироваться с трофеями в гроте «Море льда», в массиве Монблан. Чемпион взял с собой семь больших хрустальных глобусов и пять олимпийских медалей.
К сожалению, у гор свои правила. Слишком сильный ветер, который пронизывает насквозь даже через пуховик и делает невозможной работу подъемников. Даже вертолет, призванный на помощь, не может приземлиться у подножия ледника, несмотря на четыре попытки. «Я уже думаю, так ли уж нужно туда подниматься» — жалуется чемпион своим друзьям из Шамони, которые вызвались нас сопровождать. Ничего не поделаешь, чтобы найти подходящее место для съемки, пришлось совершить прогулку на снегоступах по снежным склонам массива Монблан…
Несколько часов спустя, в Шамони, мы беседуем с самым титулованным французским олимпиоником, который только что побил рекорд Бьорндалена по числу побед в общем зачете Кубка мира (7 против 6). Мартену Фуркаду будет 30 лет в сентябре, Бьорндален только что объявил о завершении карьеры. Такое спортивное долголетие заставляет улыбнуться каталонца, который планирует продолжение карьеры всего лишь на два следующих года.
Отныне вы самый титулованный на Олимпийских играх француз. Но ваш спортивный имидж остается довольно аскетичным. Почему?
Я не стремлюсь казаться аскетичным, и также полагаю, что я совсем не скучный человек. Но нужно признать, что мы всегда посылаем публике некий образ. Какой-нибудь тусовщик, который летит на край света в поисках лучших дискотек, наверно нашел бы меня немного скучным. Но у меня другие увлечения и желания. В повседневной жизни ни один мой день не похож на другой. Я спортсмен высокого уровня, отец семейства, у меня обязательства перед партнерами и теперь также перед комитетом Париж-2024. Это очень наполненная жизнь.
Связан ли этот образ с особенностями вашего вида спорта, который предполагает повторение одних и тех же, часто нудных, тренировок?
Да, без сомнения. В нашем обществе мало кого прельщают ценности постоянной работы, непрерывных усилий. Например, когда бегун бежит стометровку, он выкладывается в течение 9 секунд, и кажется, будто способность выложиться в течение короткого времени – это и есть качество настоящего чемпиона. Но наш вид спорта состоит из повторяющихся усилий, он требует самоотречения, как физического, так и морального. Эти ценности не очень в моде.
Этот «трудовой» спорт изменил вашу личность? Не была ли ваша глубинная натура немного более легкой, фантазийной?
Спорт высоких достижений меня изменил. Морально биатлон истощает. Когда ты не тренируешься два или три дня, ты знаешь, что придется за этого поплатиться, у тебя будут трудности по сравнению с остальными. Чтобы преуспеть, нужно постоянно прикладывать максимум усилий, начиная с мая, тогда как соревнования начинаются только в конце осени. Без сомнения, человек, которым я являюсь сегодня, это совсем не тот 14-летний подросток, которым я когда-то был. А также не тот взрослый, которым я мог бы стать, если б не занимался спортом высоких достижений. Я был другим, когда только появился на Кубке мира, но уже тогда я чувствовал, что если я хочу достичь своей мечты, нужно измениться.
В своей книге вы много рассказываете о сложностях, с которыми сталкиваются молодые спортсмены в начале карьеры. У вас не было страха что-то упустить в юности?
В 18 лет я действительно осознавал, что посвятил свою жизнь тому, что отдалит меня от сверстников. Посвятить жизнь большому спорту – это довольно тяжело. Твоих друзей совсем не впечатляет, когда ты им говоришь, что в августе тебе надо каждое утро четыре часа тренироваться на велосипеде. Наоборот, теперь я думаю, что достиг возраста, когда интересы моих товарищей, моих ровесников снова приближаются к моим. Природа, горы, здоровый образ жизни. Я люблю стоять один на вершине горы, радуюсь, когда вижу следы волка во время пробежки в Веркоре. Когда я бываю в Пиренеях, я мечтаю встретить медведя. Именно это меня вдохновляет, и это также нравится многим другим людям. Даже если я и не претендую на то, чтобы быть лидером поколения.
Вам не надоело быть всегда в авангарде своей дисциплины?
Когда я выиграл свой первый БХГ, это была огромная гордость, но я был уверен, что у меня не будет сил сделать это снова. Нужны были слишком большие моральные усилия. И вот, теперь у меня семь Глобусов… Достичь такого — здорово. Очень радостно знать, что в каждой гонке ты способен оказаться на подиуме. Это трудно, но в плане эмоций ты получаешь огромную награду.
Какие эмоции вы переживаете в биатлоне?
Мы никогда не испытаем экстаз бегуна на стометровке, или восторг футболиста, забившего решающий гол. Даже если то, что я почувствовал, закрыв последнюю мишень в пасьюте Сочи, было грандиозным. Это был мой первый олимпийский титул, и я не мог бы быть более счастлив, даже забив решающий гол в финале чемпионата мира по футболу. Сегодня самая большая эмоция, которую я испытываю, это возбуждение гонки, адреналин сражения и победы, но особенно удовлетворение после. Уметь укротить своих демонов, тренироваться шесть месяцев ради одного дня Х, быть готовым противостоять неожиданностям, которые заложены в каждой гонке. В этом и состоит удовольствие. Биатлон — это спорт приспособления к окружающим условиям. Не спорт, выверенный до миллиметра, как, например, стометровка с барьерами, где спортсмен знает, сколько он должен сделать шагов.
Недавно вы подробно беседовали с Жан-Клодом Килли на канале L’Equipe. Он сказал, что сегодня, благодаря вам, биатлон стал одним их основных видов спорта. Вы согласны?
Он никогда не будет массовым видом спорта, и он не должен им быть. Но с точки зрения внимания публики, в Европе это один из основных видов спорта. В течение всего зимнего сезона телеаудитория биатлона весьма велика. Наконец, говоря, что биатлон стал одним из основных видов спорта, мы озвучиваем своё доверие и свои ожидания. Но лично я не измеряю уважение к тому или иному виду спорта количеством аудитории. Я испытываю то же уважение (даже большее) к олимпийскому чемпиону по триатлону, как и к чемпиону мира по футболу. Уважение к его усилиям и к всему, что он вложил в спорт. Моё доминирование в биатлоне имеет не больше и не меньше ценности, чем доминирование Роналду, который выиграл Лигу чемпионов, а также Усэйна Болта или Петера Сагана в их дисциплинах.
Это означает, что вы считаете себя равным Болту?
Я считаю, что в последние годы я значу в моем виде спорта не меньше, чем Болт в своем. Но всё же я не считаю себя Болтом, потому что известность его спорта не сопоставима с известностью моего. И я не стремлюсь к этому. Однако, я требую уважения к тому, что я вкладываю. И также некоторого равенства. Думаю, что биатлоном занимается больше людей, чем прыжками с шестом. Однако, мы никогда не упрекали Рено Лавиллени в том, что он занимается этим «нишевым» видом спорта. Почему? Потому что для Рено это неважно. Как и для меня.
Вы величайший чемпион в истории лыжных видов спорта во Франции. Вы считаете себя легендой спорта?
Я не считаю себя легендой биатлона. Конечно, я понимаю, что внес большой, даже во многих отношениях исключительный вклад в свой вид спорта. Но в тот день, когда я буду считать себя легендой, это будет означать, что в моей личности что-то пошло не так.
Даже гигантом спорта?
Если смотреть более глобально, вклад, который я внес в свой вид спорта, так отмечен потому, что я преуспел на Олимпийских играх. Но также можно сказать, что у меня было больше шансов завоевать медаль, чем у других. В моем спорте на старт выходят сто человек, а в спорте Тони Эстанге (трехкратный олимпийский чемпион в гребле на каноэ) их пятнадцать. Но у него только один шанс завоевать медаль, тогда как у меня их несколько (четыре личные гонки, две эстафеты). Сегодня я первый француз, которой выиграл пять золотых олимпийских медалей. В этом смысле, мои спортивные и олимпийские достижения внесли вклад во французский спорт. Но я ни в коем случае не претендую на звание лучшего французского олимпионика.
Вы не боитесь зазнаться? У вас это иногда бывает?
Да, у меня есть этот страх, каждый день в течение года и в каждом моем действии. Этот риск существует для всех. Но не бывает так, чтобы за один день скромный и уважительный к другим человек превратился в того, кто оскорбляет парня, который плохо почистил его обувь. Это происходит постепенно из-за усталости, и из-за того, что ты больше не хочешь делать над собой усилий. Да, этот риск существует для всех спортсменов, которых ценят и балуют, они могут легко впасть в высокомерие. Я стараюсь каждый день бороться с этим риском, потому что это не то, кем я хотел бы стать. И это не тот пример, который я хотел бы показать своим дочерям. Однако, сегодня я делаю некоторые вещи, которые противоречат убеждениям молодого спортсмена, каким был я, когда десять лет назад появился на Кубке мира.
То есть?
Сегодня я не могу фотографироваться со всеми желающими, кто подошел ко мне на Кубке мира. В Нове-Место 30 тысяч зрителей, и я не могу ответить каждому. Это в принципе нереально. Но я бы не понял это десять лет назад, когда я бывал рад, если трое человек просили со мной сфотографироваться.
Значит, вы понимаете, почему звезды спорта иногда так себя ведут?
Я понимаю, если говорят «нет» тогда, когда не могут. Но я никогда не пойму тех, кто отказывает невежливо, игнорирует людей, скрываясь за наушниками или за капюшоном. С другой стороны, бывают моменты, когда мы тоже нуждаемся в уважении к личному пространству. Недавно я был у врача с двумя дочками на руках, у которых был гастроэнтерит. Ожидая в приемной, я отказался фотографироваться, и тот человек не понял. Вернувшись домой вечером, я спросил себя: «Неужели я зазнался?» Это вопрос, который я задаю себе каждый день.
Вы были выбраны председателем комиссии спортсменов комитета «Париж-2024». Спортсмен, занимающийся зимним видом спорта, будет готовить летние Игры. Это не будет проблемой?
Ощущение, что это может быть какой-то проблемой, я сразу исключил, потому что это никак не может повлиять на выполнение моих функций. Но я спрашивал сам себя: легитимен ли я для этой роли? И ответил себе «да». Мои олимпийские медали имеют не меньшую и не большую ценность, чем медали летних Игр. Я также знаю, что буду не единственным в этой комиссии, я буду опираться на других спортсменов, которые почти все пришли из летних видов спорта… К тому же, я не прихожу со своими правилами, уверенный, что все знаю. Я собираюсь многих слушать, как, например, Джонатана Эдвардса, встреча с которым будет 12 апреля. Он занимал такой же пост во время подготовки к Играм в Лондоне.
Ради этой волонтерской миссии вы продолжили карьеру только на два года?
Это миссия, которую я хотел бы выполнять в долгосрочной перспективе, но это значит, что через два года я смогу посвящать ей больше времени.
Ваша спортивная карьера закончится в 2020?
Ждать осталось недолго.
Поговорим об этом через два года?
Получается, так. Я обсуждал это с Тони Эстанге в Пхенчхане, сказал ему, что мой спортивный проект продлится ещё минимум два года, и что моё единственное опасение против участия в этой миссии, это невозможность посвящать себя ей полностью. Но меня окружает отличная команда единомышленников, к тому же, объем работы возрастет позже, поэтому я согласился.
Это немного политическая роль. Вы же сами несколько раз высказывали раздражение, когда тема спорта использовалась политиками…
Если это искренне и бескорыстно, я могу принимать поздравления от кого угодно. Я был невероятно горд, получив послание от президента Республики после Олимпиады. Это меня очень тронуло. Я счастлив, что скоро нас примет президент в Елисейском дворце. Я не люблю политические спекуляции, когда нас ассоциируют с идеями, которые мы не разделяем. Или с некоторыми людьми, которых мы не поддерживаем.
Когда вы знаете, что ваши слова имеют вес, который превосходит тот повод, по которому они высказывались, вы чувствуете бОльшую ответственность?
Я не хочу, чтобы мои слова привязывали к любым темам. Когда я говорил о допинге, в моем положении это было легитимно. Меня благодарили люди из моей среды, из мира спорта. Но есть общественно значимые сюжеты, в которых мое слово имеет не больше значения, чем ваше, или моей жены, или моего лучшего друга. Но что касается тем, в которых я считаю себя компетентным, здесь я горд, что мои слова оказывают влияние, защищают определенные ценности, точку зрения, мой круг общения (то есть спортсменов).
Если говорить о круге общения, вы также военный. И недавно, после событий в Треб и смерти полковника полиции Арно Бельтрама, вы получали сообщения другого рода. Можете что-то сказать об этом?
Я могу только с восхищением и уважением отнестись к отваге полковника Бельтрама. Мы всегда можем мечтать действовать как он, но никто не может точно знать, как бы мы действовали в такой ситуации. Это правда, что на следующей неделе после этой трагедии я получил много сообщений вроде: «Вот это настоящий герой, настоящий военный. Не то, что вы…». Люди мне писали, что спортсмены – это не герои.
Они вас в этом упрекали?
Да. Люди сравнивали. Они вспоминали смысл ордена Почетного легиона и задавались вопросом, почему спортсменов тоже принимает президент Республики. Меня это оставляет в недоумении. Тут нечего сравнивать. Говоря о героях спорта, мы ни в коем случае не сравниваем их с героизмом полковника Бельтрама. Я никогда не претендовал на статус героя, не требовал орден Почетного легиона. Не понимаю, как это можно сравнивать. Вот что я хочу сказать.
Вернемся к вашей карьере. Стефан Бутье, с которым вы работали с юношеских лет, заявил о своем уходе. Возможно, для вас это, наоборот, представляет вызов, чтобы продолжать карьеру?
Да, и он, и я убеждены, что это самое лучшее, что может быть на нынешнем этапе моей карьеры. Смена тренера и условий могут вдохнуть много энергии, свежести. Но всё же, для меня это потеря. Не удар, но его уход остается болезненным, это конец истории, которая длилась двенадцать лет. Когда мы начинали работать вместе, я был юниором, и я был далеко не самым многообещающим спортсменом в мире. Он привел меня на вершину.
Как вы отреагировали на эту новость?
Я был усталым на последнем этапе Кубка мира, был взволнован завоеванием седьмого по счету Большого хрустального глобуса. По дороге домой я внезапно осознал, что моя работа со Стефаном закончена. Я хотел написать ему слова благодарности в социальных сетях, и тогда заплакал, как ребенок.
Несколько слов о борьбе с допингом, о которой вы часто высказываетесь. Есть ли у вас ощущение, что что-то меняется к лучшему?
Думаю, что мы очень много говорили о допинге. Я даже полагаю, что иногда допинг занимает в информационном поле большее место, чем он на самом деле имеет в спорте. Думаю, публика убеждена, что 90% спортсменов в большом спорте – допингисты. В то время как я уверен в обратном. Говорить, что 1% великих чемпионов допингисты – это уже преувеличение. Что касается борьбы с допингом, были сделаны правильные вещи, но еще есть поле для совершенствования.
Среди ваших серьезных соперников есть российские спортсмены. Ваше отношение к ним изменилось после Сочи?
У меня нет подозрений. Но уверенности в их чистоте тоже нет. Знаю, это старое клише, принято считать, что русские сидят на допинге. Но то, что произошло в Сочи, это, однако, научная фантастика. В отношении некоторых спортсменов у меня нет того доверия, которое есть к другим. Но в допинге могут быть замешаны не только русские. Есть и другие спортсмены, за которых я бы тоже не поручился.
