Пиренеи, детство в дикой местности, любовь к природе и горам, безусловное доминирование в своей дисциплине и, разумеется, бег – судьбы Килиана Жорнета и Мартена Фуркада не могли не пересечься. Впервые две иконы спорта согласились вместе поговорить об их общей страсти.
В честь рождественских каникул публикуем перевод интервью Мартена и Килиана Жорнета для журнала «Runningheroes Society», посвященного бегу.
Традиционно горы ассоциируются с такими видами спорта, как лыжи, парапланеризм или восхождения. Какое место в культуре горного спорта занимает бег?
К.Ж. Первый забег в Пиренеях был организован в 1904 году, так что бег в горах существует относительно долго. Это логично: когда около твоего дома есть гора, ты хочешь на нее подняться и спуститься как можно быстрее! Соревновательный дух – часть человеческой натуры.
М.Ф. Я занимаюсь бегом с совсем раннего возраста. Когда занимаешься лыжами в таком месте, как Фон-Ромё, то не видишь снега примерно восемь месяцев в году. Так что для тренировок нужно разнообразить занятия. Сейчас мы много тренируемся на лыжероллерах, но раньше это было не так распространено. До 15 лет мои тренировки в теплое время года состояли наполовину из велосипеда и наполовину из бега. Бег остается для меня практически ежедневным занятием, я должен проводить беговые тренировки в количестве от 5 до 10 часов в неделю. Как, например, вчера вечером. Бег – это самый простой вид спорта для того, чтобы им заниматься: ты просто надеваешь кроссовки и бежишь.
К.Ж. Это правда, что бег гораздо проще для занятий, по сравнению с беговыми лыжами или альпинизмом, видами спорта, которые требуют снаряжения и логистики, технической подготовки, знания биомеханики. В то время как все с детства умеют бегать, везде в мире.
Во время тренировок вы всегда бегаете по горам? Не бегаете по плоской местности?
М.Ф. Даже в юности я никогда не стремился бегать по равнине. Я думаю, что для бега по плоскости у меня ужасный шаг. Сейчас я живу в Альпах, поэтому обязательно бегаю по горной местности или там, где резкие перепады высот.
К.Ж. Я не бегаю в горах, я живу в горах. И чтобы передвигаться быстрее, я бегу. На первом месте не бег как таковой, а горы! Есть кроссовки и лыжи, но это просто инструменты. Марафон? Никогда не стоит говорить никогда, но на самом деле это не моя история, это не то, к чему я стремлюсь.
Вы помните свой первый забег на вершину?
К.Ж. Да, я был ребенком, наверно около 5 лет. Мы поехали делать восхождение на Pique d’Estats, вершину 3000 м высотой в Пиренеях, в этот день были соревнования, и я последовал за спортсменами. Думаю, это довольно естественно: если ты в хорошей форме и ты в горах, в какой-то момент тебе захочется бежать, чтобы двигаться быстрее, чем при ходьбе.
М.Ф. Точно! Во мне силен дух соревнования, и было настоящим открытием, что можно подняться на вершину за полдня, тогда как до того требовалось два дня, включая ночевку. Я довольно четко помню тот момент, когда бег стал для меня тем, что освободило от «спокойного» похода по горам. Каждое лето мой папа водил по горам клиентов, это была неделя похода вместе с вьючными лошадьми. Чтобы провести время с ним и немного разгрузить маму, которая оставалась дома с двумя детьми, я много раз сопровождал его в горах. Мы ходили в поход с людьми, которые были намного хуже адаптированы к горам, чем мы сами. Медленный темп передвижения был для меня обузой.
Вы оба выросли в Пиренеях, Мартен на французской стороне, Килиан на испанской. Как вы воспринимаете Пиренеи: как естественную границу или больше как общее поле деятельности, символ регионального единства?
К.Ж. Я родился в Сердани, в 20 километрах от Ллагона, где рос Мартен. Это тот же самый пейзаж: горы, которые чуть ниже, чем Альпы, но более дикие. В нашем регионе очень сильна культура спорта, и дети могут это почувствовать очень рано: много лыжников, велосипедистов, спортсменов высокого уровня приезжают тренироваться или жить здесь, как на испанской, так и на французской стороне.
М.Ф. Для меня Пиренеи всегда были единым целым. Я живу с девушкой, которая родом из другого района Пиренеев, там проходили все мои соревнования в юности. Эта принадлежность к Пиренеям, она сопровождает нас как клеймо [в хорошем смысле], даже больше, чем моя идентичность как каталонца. Забавно, что и Килиан, и я – мы оба в глазах широкой публики включены в альпийскую вселенную, Килиан через ультра-трейл Монблана, а я через лыжи, которые на уровне национальных соревнований остаются очень привязанными к Альпам. Но я всегда чувствовал гордость быть пиренейцем, представлять этот горный массив. Думаю, есть много общего в разных частях Пиренеев, от Страны Басков до Каталонии. Килиан может много об этом рассказать, так как он сделал траверс Пиренеев. Наверно, только ноги в Каталонии у него болели больше, чем тогда, когда он начинал путь в Стране Басков.
Мартен Фуркад: «Учусь сражаться новым для меня оружием»
К.Ж. Я с тобой согласен. Даже если географически горный массив – это барьер между двумя равнинами, я больше вижу его как единый район, чем как границу. В любом случае, в Норвегии ли, где я живу, в Штатах, Испании или Франции я чувствую себя больше дома в горах, чем на равнине. Даже если жизнь здесь более сурова, зимы холодные, все-таки горы – гостеприимная страна. Во все времена люди, которые живут в горах, в Пиренеях или других, это гостеприимные люди, у них нет ощущения того, что они живут на границе, у них более глобальный взгляд на свою среду обитания.
Мартен, вы вспомнили о траверсе Пиренеев, который Килиан осуществил в 2010 году и на части которого вы его сопровождали. Значит, вы уже тогда были знакомы?
М.Ф. Да, мы познакомились в Фон-Ромё, нам было около 17 лет тогда, — Килиан на год старше меня. Но я слышал о нем задолго до того от нашего общего друга, который ходил с Килианом на лыжные восхождения. В итоге, знакомство быстро переросло в дружбу, поскольку у нас оказалось много общего – наши родители жили на отдаленном хуторе и занимались одной и той же работой, были гидами в горах. Мы росли в этой обстановке, пережили схожий опыт в нашем детстве, как с человеческой, так и спортивной точки зрения.
К.Ж. В 2010 году мы с Мартеном выбежали из Фон-Ромё, помню, в тот день шел дождь. Мы должны были пробежать вместе 30 километров за 2,5 часа. (Всего маршрут Килиана составлял 850 км за восемь дней с суммарным набором высоты 42 тыс. м). Накануне я бежал вместе с Паолой Редклифф.
М.Ф. Для меня было удовольствием сопровождать Килиана. В начале забега я видел усталость на его лице, так как это был седьмой подряд день его марафона. Мы были только вдвоем на этом участке маршрута, и я помню его метаморфозу между первым получасом, когда мы бежали под гору по дороге, и он выглядел утомленным физически, и дальнейшим, когда мы выбежали в горы на тропу, и он внезапно стал бежать легко. Возможно, это произошло из-за того, что он увидел море, которое приближалось: Килиан знает эти горы наизусть, он знает, насколько Фон-Ромё близок к морю.
Вы когда-нибудь представляли себе, что могли бы участвовать в ультра-трейле, Мартен? Могли бы пройти дистанцию рядом с лучшими спортсменами?
К.Ж. Или впереди, у него всё есть для этого.
М.Ф. Я совершенно не занимаюсь такими расчетами. Думаю, в биатлоне я нашел вид спорта, который подходит ко всем моим качествам. Здесь требуется выносливость в сочетании с мощностью, время физической нагрузки составляет от 30 до 45 минут максимум. Трейл гораздо более длинный. Мне в этом далеко до Килиана, хотя комплекса неполноценности я не испытываю: Тибо Барониан и Ксавье Тевенар (трехкратный победитель ультра-трейла Монблан) были моими товарищами по лыжам и биатлону, мы соревновались в течение нескольких лет. Затем они перешли в трейл и достигли там успеха.
Килиан, а вам идея стрельбы по мишеням после огромной физической нагрузки кажется привлекательной?
К.Ж. Я пробовал стрелять два или три раза, это очень сложно. Биатлон представляется мне одним из самых трудных видов спорта, потому что там значимы два совершенно разных аспекта: технический и физический аспект лыж и интеллектуальный аспект стрельбы. Дело не только в том, чтобы управлять физическим усилием, иметь способность задержать дыхание для правильной стрельбы, но также нужно справляться с психологическим давлением, которое всегда присутствует. Честно говоря, я бы не справился!
М.Ф. Моя биатлонная карьера иногда зависела от нескольких решений, принятых в нужный момент. Это две или три ключевые гонки, которые приводят тебя к тому, что ты становишься олимпийским чемпионом, тогда как мог бы остаться многообещающим юниором, который закончил со спортом потому, что у него не было средств продолжать карьеру. Кроме физических качеств, я думаю, ключевую роль сыграла моя психология, которая позволяет мне быть во всеоружии в решающий день Х. И это распространяется на многие дисциплины, поэтому думаю, я мог бы преуспеть в нескольких видах спорта, похожих по характеру физических усилий на биатлон, таких как горный велосипед, велогонки или трейл. Однако, начиная с определенного уровня, ты неизбежно приходишь к специализации. Есть пропасть между успешным спортсменом и тем, кто доминирует в своей дисциплине. В Тур де Франс 200 гонщиков, но из них только 10 исключительных чемпионов, что, однако, не умаляет достижений остальных 190. То, что делает Килиан, или например Надаль (тоже каталонец!), — для этого нужно быть исключительным спортсменом, быть «под счастливой звездой», чтобы совпали многие факторы.
К.Ж. На самом деле, я не очень люблю специализацию, мне ближе многогранность, хочется попробовать всё, что касается гор: трейл, лыжный альпинизм, забеги в гору, скалолазание и так далее. Я стараюсь тренироваться так, чтобы показывать результаты во всех этих видах, вместо того чтобы быть супер-успешным в чем-то одном. Вначале я был очень сконцентрирован на лыжном альпинизме, а поскольку результаты пришли очень быстро, а я не люблю долго повторяться, я развернулся и к другим дисциплинам.
Ваши виды спорта несут в себе разный подход к горам: грубо говоря, биатлон – это очень зарегулированный спорт, практически военный, — это «спорт таможни», тогда как трейл носит авантюрный, свободный характер, — это как бы спорт контрабандистов.
К.Ж. На самом деле и трейл, и скайраннинг тоже сильно зарегулированы. Это настоящие виды спорта, которые уже не имеют ничего общего с «приключением». Мы не отправляемся в неизвестность: мы знаем профиль трассы, можем делать замеры и адаптировать свои тренировки, знаем время прохождения, движемся по размеченному маршруту. Но думаю, желание быть первым осталось прежним.
М.Ф. Трейл ближе «к истокам», хотя участвуя в ультра-трейле сегодня, ты подвергаешься практически нулевому риску, если не считать угрозы здоровью от такого типа физических нагрузок. На любом участке маршрута тебе могут оказать помощь. Так что да, в итоге наши дисциплины близки. Разница главным образом в имидже: в трейле предпочитают подавать руку товарищу, пересекая финишную черту, а не бороться за то, чтобы пересечь ее в одиночестве.
Некоторые возражают против идеи сделать трейл олимпийской дисциплиной, говоря, что это выхолостит подобный вид спорта. Что лучше не участвовать в трейле, который предполагает «нарезание кругов» по долине… Что вы об этом думаете?
К.Ж. Красота трейла в том, что это логичный маршрут, ты уходишь из точки старта и приходишь на финиш, приспосабливаясь по ходу маршрута к условиям среды. На самом деле это не вопрос расстояния или набора высоты. Так что если речь идет о том, чтобы поменять формат, как это было с горным велосипедом, и бежать круги, то я бы предпочел, чтоб трейл не становился олимпийской дисциплиной.
М.Ф. «Нарезать круги» по долине разумеется не очень интересно… Но если возможно сделать так, чтобы открыть этот спорт для миллионов телезрителей, не меняя его сути, я буду горячо «за». Я люблю трейл, слежу в интернете в прямом эфире за гонками Килиана. Я не вижу, что принципиально изменится в этом отношении, если трейл станет олимпийской дисциплиной. Я вижу олимпийское движение как силу, источник развития, и было бы жаль от него отказываться.
К.Ж. В трейле есть интересная черта, которая существует и в марафоне: спортсмены любого уровня, от самых лучших до любителей, стартуют одновременно, с одной линии. Когда ты видишь Кипчоге, который побил рекорд мира в Берлине, а другие финишируют на 4-5 часов позже, это впечатляюще. Но это обязательно исчезнет, если будут проводить чемпионаты мира или Олимпиаду, потому что нужны будут отборы для участников.
Похожая дискуссия ведется в отношении скалолазания, которое впервые будет представлено как олимпийский вид на Олимпиаде в Токио…
К.Ж. Нужно определить, что главное в скалолазании: высота, скорость, трудность маршрута? Многие скалолазы считают, что главным нужно считать скорость, что было совсем не так при зарождении дисциплины. Те, кого сейчас считают лучшими в мире скалолазами, будут испытывать трудности, потому что их преимущество в сложности, а не в скорости. Для меня это главная проблема: будет ли олимпийское движение уважать естественный формат дисциплины?
Ваши виды спорта долго оставались камерными, но ваши успехи сделали их намного более мейнстримовыми. Как вы к этому относитесь?
М.Ф. Биатлон становится медийным очень быстро, приспосабливаясь к запросам телевидения, тогда как трейл старается следовать другой схеме. Но это правда, что мы оказали некоторое влияние на развитие наших видов спорта. Когда Килиан запускает свои проекты, такие как серия видеофильмов, он рассказывает историю, которая вовлекает в это приключение все больше и больше людей.
Медиатизации часто способствует спонсорство. Вас не раздражает иногда роль «человека-сэндвича»?
К.Ж. Это довольно табуированная практика в мире французского трейла, но в других местах это воспринимается более естественно. Мы имеем со спонсорами не только экономические отношения, это также разработка снаряжения, проекты по коммуникации. Все, что происходит в мире высоких достижений, захватывающе, даже больше, чем высокие достижения сами по себе. Я зарабатываю не тем, что бегаю в горах, это хобби. Моя профессия – испытание снаряжения, участие в его совершенствовании, продвижение торговых марок.
М.Ф. Это правда, что в трейле табу на эти темы, в моей дисциплине такого нет. Нам нужны деньги, как и всем на Земле, чтобы финансировать свою карьеру и кормить наши семьи. Когда я начинал, моими единственными спонсорами были папа и мама! С тех пор многое изменилось. Я легко к этому отношусь: да, у меня есть спонсоры, и я много работаю для них, трачу много энергии. Но и они мне приносят очень много. Спонсорство – не только логотип на форме, это партнерство, совместное приключение с фирмой или группой людей. Килиан никогда бы не стал Килианом без своего спонсора — производителя снаряжения, который ему помог достучаться до многих людей, стать известным, раздвигать пределы возможностей и иметь хороший доход. И сегодня у него есть свобода выбора между трейлом и альпинизмом.
Мартен, вы сказали, что отдаете спонсорам много энергии, иногда даже слишком: ваш пост-олимпийский сезон был сложным, как будто вы «выгорели»…
М.Ф. У меня был трудный год. «Выгорание» слишком сильное слово, но я определенно слишком далеко отодвинул свои границы на тренировках, и у меня также есть семейная жизнь. Я хочу проводить время с дочерьми, даже если это порой утомительно. Раньше я не чувствовал этой усталости, но сегодня я ни за что на свете не откажусь от того, что делаю. Это выбор, который приходится делать в жизни, в карьере. Тот спортсмен, который есть сейчас, это не тот, что был в 18 лет, когда я думал только о себе и о том, как стать олимпийским чемпионом. Я хочу делиться своим видом спорта, я стремился к этому, — конечно, невозможно управлять всеми последствиями, — но сегодня я очень счастлив тому, что мой вид спорта стал гораздо более известным, чем когда я начинал. Это также возможность говорить о природе, о влиянии человека на окружающую среду.
К.Ж. Абсолютно точно. Наша медиатизация служит тому, чтобы передать людям желание заниматься спортом, в нашем случае спортом на свежем воздухе, в горах, будут ли это лыжи, бег, скалолазание, походы… Это хорошо для здоровья, и к тому же это вызывает желание защищать природу, если ты окружен ею, когда занимаешься спортом.
Вы считаете себя борцами за экологию?
М.Ф. Нужно отдавать себе отчет: наш образ жизни далек от совершенства в плане «экологического следа». Когда Килиан едет на соревнования в США или я участвую в гонках в Южной Корее, это оставляет «карбоновый след». Несмотря на это, мы оба ищем возможности заниматься спортом, пребывая в максимальной гармонии с окружающей средой, насколько это возможно, стараясь уменьшить воздействие на природу. Когда ты едешь в горы или идешь по снегу, ты оставляешь следы. Наша цель – чтобы след был как можно менее глубоким, чтобы много народа могло насладиться снегом! Может нас и нельзя назвать экоактивистами, но у нас есть обостренное восприятие этой темы, и можно гордиться тем, что сейчас экологические сюжеты гораздо более на слуху, чем это было несколько лет назад.
Фотографии Эвереста весной с вереницей людей, стоящих в очереди на вершину, это вас вдохновляет?
К.Ж. Эта картина удивляет меня каждый год, начиная с 1990-х, когда начались коммерческие восхождения. На самом деле, в году бывает всего 2-3 дня, когда на вершине столько народа. В остальную часть года ты совершенно один на горе.
М.Ф. Я никогда не делал восхождения на Монблан по одной причине: я нахожу немного смешным выбираться в горы раз в год и сразу идти покорять Монблан. Для меня Монблан не цель, это одна из точек в пути альпиниста, который покоряет все более и более сложные вершины. Как это делал Килиан до того, как поставил себе более экстремальные цели. Монблан или Эверест – это награда, признание твоего пути, но ни в коем случае не одинокая цель. Горы – это преодоление себя, способ раздвинуть границы твоих возможностей. Думаю, мы разделяем это видение с Килианом. Грустно, когда люди покоряют Эверест для того, чтобы этим похвастаться и запостить фото в Инстаграм, используя средства, наносящие вред окружающей среде. Это подобно использованию допинга.
К.Ж. Мартен затронул важный вопрос: почему мы идем в горы? Чтобы достичь вершины или чтобы пройти путь? Сегодня многие нацелены на результат и меньше на путь его достижения. Допинг, использование кислорода и канатных дорог, — все это позволяет людям «опустить» гору на свою высоту, вместо того чтобы подняться самим на высоту горы. Во всех видах спорта есть ребята, которые пытаются сжульничать и выбрать легкий путь. Но в традиционных дисциплинах это проще обнаружить, так как есть правила, одинаковые для всех. В альпинизме нет жестких правил и большинство людей не понимает разницы между тем или иным стилем восхождения.
Не способствует ли медиатизация ваших достижений тому, что горы становятся «банальностью»? Традиционный альпинизм с ледорубом и веревкой кажется очень далеким от того, что делает Килиан, когда дважды за неделю покоряет Эверест бегом…
М.Ф. Когда Килиан поднимается на Эверест «в кроссовках», он сообщает миру не то, что «ребята, можно подняться на Эверест в кроссовках», а другое: «Сейчас у меня такой уровень тренированности и адаптации в горах, что я, Килиан Жорнет, лучший в мире альпинист и инопланетянин, я могу сделать так». Послание не в том, что все позволено, а в том, насколько далеко он смог отодвинуть границы своих возможностей.
К.Ж. Альпинизм в стиле лайт (без громоздкого снаряжения) – это давнее изобретение, которое восходит к рубежу XIX-XX вв. Это естественная практика, которую мы просто стараемся продвинуть дальше. Проблема в том, что сейчас люди хотят делать всё очень быстро, тогда как некоторые задачи требуют подготовки в течение многих лет! Сегодня молодые спортсмены хотят участвовать у ультра-трейле Монблан сразу же, минуя более короткие дистанции, тогда как сами они едва ли готовы бежать 20 километров. Красивой гонку делает не ее длина. То же самое с горами. Люди хотят покорить 8000 метров, в то время как их подготовка позволяет взойти на 4000 м. Нужно быть честным с самим собой: каковы мои реальные возможности? Как я могу получить удовольствие? Мы его получаем, когда выполняем посильные задачи и затем ставим себе более амбициозные цели.
Килиан, альпинизм вашего уровня неизбежно связан с риском для жизни. Мартен, что для тебя значит принятие опасности?
М.Ф. Я не так хорошо знаю высокие горы, как Килиан, у него есть тот уровень принятия риска, какого совсем нет у меня. Для меня игра не стоит свеч, и, думаю, это удерживает меня от того, чтобы зайти дальше. Я обожаю вершины, люблю лыжные походы в горах, которые представляют собой более «экстремальное» занятие, чем обычно, я занимаюсь ими в каникулы. Но альпинизм – это другое, это реальное принятие рисков, ты не развиваешься, если ходишь только по тропам. Это другая вселенная, которой я вообще не могу управлять. Поэтому я с таким восторгом смотрю на Килиана, так же как и на парней, которые разгоняются до 150 км/ч при горнолыжном спуске.
К.Ж. Но когда ты на Олимпийских играх приходишь на последнюю стрельбу и можешь стать олимпийским чемпионом, если не сделаешь ошибок, я думаю, это что-то подобное – предельная концентрация, вовлеченность, управление стрессом и давлением. На интеллектуальном уровне это примерно то же самое, как приручить опасность. Но конечно, последствия разные.
М.Ф. Жизнь всегда связана с риском, так что нужно включить этот риск в дело, которым ты любишь заниматься. Я способен делать многие вещи, толкать свое тело и разум очень далеко для того, чтобы выполнить что хочу, но я не могу справиться с принятием «экстремального риска», это меня блокирует. В любом деле каждый выбирает для себя точку, за которую он не готов пойти. Я знаю, что тот уровень вовлеченности и принятия рисков, как у Килиана, это не для меня.
Об альпинистах часто говорят, что они играют со смертью. Ты считаешь это преувеличением, Килиан?
К.Ж. Мое принятие рисков было бы тем же самым, если б я выбрал другую профессию. Если ты любишь природу и спорт, ты живешь определенным образом. Да, в горах есть риски. Но честно говоря, управляя автомобилем, иногда говоришь себе, что люди за рулем рискуют гораздо больше, чем ты в горах.
М.Ф. Несколько недель назад Килиану в соцсетях написал какой-то человек: «Мы знаем, как это закончится». Мне очень понравилась реакция Килиана: он привел статистику по разным причинам смерти, число смертей от ожирения, курения и так далее. Действительно, высокие горы несут в себе риски, но они также идут на пользу здоровью, позволяют сохранять связь с природой, и в конечном итоге это образ жизни, от которого Килиан не может отказаться.
К.Ж. Это правда, если делаешь соло, взбираясь по скале, и падаешь – это впечатляющая смерть. Но ты не думаешь о смерти, когда садишься в машину вместо того, чтобы идти пешком. Когда заказываешь гамбургер в Макдональдсе, не говоришь себе, что он медленно тебя убивает. И когда выбираешь для жизни Париж, а не деревню, ты не осознаешь, что дышать грязным воздухом – это самоубийство. Почему же «игрой со смертью» называют спорт в горах, а не жизнь в городе?
