Маркус Крамер – один из самых авторитетных и любимых тренеров-иностранцев в нашем спорте. За 10 с лишним лет работы с российскими лыжниками немец привел к олимпийскому золоту Легкова, Устюгова и Ступак.
Он по-настоящему сдружился с Еленой Вяльбе и (что, наверное, даже сложнее) с Сергеем Устюговым. Обрусевший Маркус точно остался бы в команде еще на несколько лет, но все сломалось после 24 февраля: у тренера даже не нашлось возможности лично попрощаться со спортсменами. Теперь Крамер работает в Италии, а его российские ученики ищут себя в других группах.
Мы поговорили с Маркусом об уходе и возможном возвращении в сборную, характере Устюгова, методах Вяльбе и русском менталитете.
«Маркус, не стоит ли тебе прекратить тренировать русских?» Отстранение России и уход Крамера – как это было после 24 февраля
– Меня не было в Холменколлене. Было решено, что я отправлюсь домой после Олимпиады. Я отсутствовал на этапе в Лахти (первый после Олимпиады, там наши еще соревновались – Sports.ru), потому что хотел провести неделю дома, но должен был приехать в Холменколлен. Потом случилась эта ситуация.
Я не знал, лечу или нет, каждый день разговаривал с Еленой (Вяльбе – Sports.ru). Затем стало ясно, что россияне не стартуют. Я остался дома и поддерживал контакт со спортсменами по телефону. Они очень тяжело восприняли отстранение от стартов в Холменколлене и оставшихся гонках сезона.
– Да, конечно. Во время Олимпиады в Пекине у меня состоялся хороший разговор с Еленой о будущем, потому что мой контракт заканчивался по окончании сезона.
– Да. Елена сказала, что хотела, чтобы я продолжил работу. Я сказал, что сначала мне нужно обсудить это с женой, но в душе знал, что хочу остаться. Мне было очень хорошо и комфортно работать с российскими лыжниками и всей сборной в течение нескольких последних лет. У меня не было сомнений в том, что я хочу продолжать.
– Да, единственной. Я общался с Еленой почти каждый день. Первые две-три недели она говорила, что проблем не будет и что все считают, что спецоперация скоро закончится. Но через месяц стало ясно, что события приняли другой оборот. Елена извинилась и сказала, что Олимпийский комитет России не сможет оплачивать контракты иностранных тренеров.
– Хороший вопрос. Трудности были. Кое-кто из друзей спрашивал меня: «Маркус, не стоит ли тебе прекратить тренировать русских?». Я отвечал, что на тот момент не вижу причины прекращать, но посмотрим, что случится. Я тоже был уверен, что все закончится через один-два месяца, и мы сможем вернуться к спорту, к нормальной жизни. То есть какие-то вопросы были у моих друзей, но не у семьи.
– Да, конечно, намного лучше.
– Особенным было то, что после Игр я улетел домой, думая, что через 10 дней снова встречусь со своими спортсменами.
– Вот именно. С некоторыми из ребят у меня сложились очень хорошие отношения. Так что это было тяжелое для меня время, не стану скрывать.
Я начал работать с Легковым в 2011-м, а затем с Юлей Ступак, Сергеем Устюговым, Артемом Мальцевым, Глебом Ретивых и другими. Когда ты проводишь вместе с кем-то примерно 250 дней в году, они становятся твоей второй семьей. Это было нелегко.
Почему Крамера со Ступак связывают особые отношения и общаются ли они сейчас
– Должен сказать, с Юлей все складывалось действительно по-особенному с самого начала, с первого дня. Все знают о трагедии в ее семье. Она практически стала для меня второй дочерью. У нее был очень тяжелый период после смерти матери – с того момента я старался поддерживать, мотивировать ее. Я не был уверен, что она вернется на прежний уровень, потому что 3-4 месяца после того, как это случилось, она была сама не своя. Затем шаг за шагом она вернулась.
Я всегда говорил ей: «Уверен, что ты можешь добиться высоких результатов, потому что у тебя есть талант и мотивация, ты практически всегда на позитиве». Однако после смерти матери она была очень подавлена. Думаю, с того момента мы стали ближе друг к другу. Я понимал, что ей нужно, и старался помочь. Я видел, что у этой девушки достаточно мотивации, чтобы стать одной из лучших в мире. Она всегда была такой: «Я приехала сюда и хочу взять медаль!» И она делала это.
– Конечно. Стало ясно, что я не смогу продолжать работу…
– Нет-нет. Это неправда. Сто процентов неправда. Если бы я остался, она была бы в моей группе. Я знаю, что Елена иногда пытается оказать давление на спортсменов, заводя разговоры о смене группы. Я знаю эти игры.
– Да, мы общаемся. Я стараюсь поддерживать ее, объясняю, что это новая ситуация, но что она должна оставаться позитивной, продолжать упорно работать и мотивировать себя. Я знаю, что порой ей нелегко. Мы не знаем, позволят ли россиянам стартовать зимой, что может сказаться на мотивации.
– Конечно. Уверен, что сможет. В прошлом году, перед Олимпиадой, она болела, у нее были проблемы со спиной. Она была не в лучшей форме на подходе к Играм, потому что подготовительный период непосредственно перед ними был действительно скомкан. Я не был уверен, что она вообще сможет стартовать в Пекине. Ситуация была очень плохой, и я рад, что ей удалось завоевать две медали (золото в эстафете и бронзу в командном спринте – Sports.ru).
Устюгов и Сорин: почему они не сработались после ухода Крамера
– Конечно!
– Когда я вижу проблему, недоволен или не согласен с чем-то, что касается тренировок или поведения спортсменов, я всегда стараюсь не создавать из-за этого трудности для остальных. Я беру спортсмена и разговариваю с ним строго в моей комнате, лицом к лицу. Потому что это касается не всех, а только одного. Я не хочу каким-либо образом оказывать давление на остальных из-за проблемы одного человека. Я считаю это очень важным, когда ты работаешь с группой.
В разговоре один на один я выслушиваю мнение спортсмена, его версию, почему так случилось. Даже с сильнейшими лыжниками. Я всегда стараюсь подобрать ключик к каждому спортсмену. Как, например, к Сергею Устюгову.
– Да, много. Я хотел разобраться, почему у него порой случаются большие перепады в тренировочном процессе. У меня ушло как минимум 2-3 года на то, чтобы начать понимать Сергея как спортсмена. Все знают, что он может выступать очень сильно. Недавно он был на сборе с группой Егора Сорина…
– Его нельзя контролировать. Думаю, Егор не понимает этого. Нет, не думаю, а знаю, что Егор не понимает этого. С Сергеем нужно говорить. Ему ты не можешь просто сказать: «Делай это так». Он хочет знать почему. Например: «Маркус, почему мы делаем это силовое упражнение 3 или 4 раза? В чем причина?» Думаю, в этом мое отличие от большинства российских тренеров. Большое отличие.
– Да. Я знаю Егора. Уверен, что в будущем он может стать хорошим тренером, но ему придется научиться многим вещам.
– Сейчас вы сами дали мне ответ: он не понимает Сергея. Я вижу, что Егор думает о нем совершенно в ошибочном направлении.
Сильнейшие спортсмены всегда особенные. Все они. Я был тренером Колоньи, Легкова, Устюгова, Мальцева, Юли – многих. Все они сильны, но каждый из них не похож на других. Каждый – немножко сумасшедший в хорошем смысле этого слова.
– Конечно! Поначалу были сложности из-за языка. Он не знал английского. Сейчас я звоню ему, мы говорим по-английски.
– Потому что не хочет. Это Сергей. Я все время ему повторяю: «Сергей, ты можешь поговорить с ними на английском». Но он всегда отказывается. Для меня это тоже что-то из российского менталитета.
– Да, он думает примерно так: «Может быть, журналисты меня не поймут, потому что мой английский не лучший, и подумают, что этот тупой парень не умеет говорить по-английски». Но это безумие. Я говорю ему: «Тебе нужно пробовать, не имеет значения, делаешь ли ты ошибки». Но когда он говорит «нет», ничего не поделать.
– Уверен, что да. Конечно, иногда мы ожидали результатов получше, но все знают, что у него были проблемы со здоровьем. Когда он здоров и нормальной форме, для меня он один из лучших лыжников мира. Я считаю, что нашел хороший подход, как с ним работать.
Shit for Artem – это первые слова Устюгова после победной эстафеты на Олимпиаде; он вытеснил из состава своего друга Мальцева
– Для меня ситуация была особенно сложной, потому что оба спортсмена (на этап претендовали Артем Мальцев и Сергей Устюгов – Sports.ru) входили в мою группу.
– В конце все решила Елена.
– Я объяснил на собрании, что в данный момент оба в хорошей форме. Артем был на подъеме, вы видели. Елена спросила меня насчет Сергея. Я сказал, что с моей точки зрения Сергей тоже в хорошей форме. Я знаю, что мы проделали на тренировках, и был уверен, что он в порядке. В спринте ему не повезло. Если бы он прошел в финал, то на сто процентов это была бы медаль.
Скажу больше: я также уверен, что, если бы Пеллегрино и Устюгов вместе вышли в финал, то Клэбо было бы очень трудно их победить. Не сомневаюсь, что любой из них – и Устюгов, и Пеллегрино – мог бы взять золото.
– Это Сергей. Я побежал к финишной черте. Во время этой эстафеты я нервничал как никогда в жизни, но после первого круга увидел, что он контролирует гонку. Сразу после финиша он подошел ко мне и первое, что он сказал мне, было: Shit for Artem. Он думал об Артеме, своем друге.
Они жили в одной комнате. В течение двух дней Артем был очень зол. И первой реакцией Сергея было: Shit for Artem (дословно: дерьмово для Артема – Sports.ru). Его первые слова после финиша. Это то, что мне нравится в этом парне.
– В его памяти за этой медалью всегда будет стоять то, что случилось с Артемом. Как я уже сказал, Артем злился пару дней. Думаю, они едва ли разговаривали друг с другом эти два дня. Для Сергея очень важно его окружение, отношения с ребятами. Для меня это большой спортсмен, когда он думает подобным образом. Мне важнее то, что внутри, а не какое-то шоу. Именно это мне в нем нравится.
– Да.
– Да.
– Ежедневно.
– Я знаю его уже несколько лет. Я видел, как он женился на Елене (Соболевой – тоже лыжнице – Sports.ru), как у них родилась дочка Кира. Поначалу он не знал, как обращаться с малышкой, а теперь он ее главный фанат. В данный момент семья для него – самое главное. Его мать – тоже важный человек в его жизни. С ними все должно быть в порядке. Это первое.
Второе – мотивация. После Олимпиады я не был уверен, не подумает ли он, что этого достаточно, что у него теперь есть золотая медаль, и завершит карьеру. Но он нашел мотивацию. Также его жена Елена не создавала давление, а поддержала его в желании продолжать. Уверен, что если он почувствует, что со здоровьем и мотивацией все в порядке, то он будет очень силен будущей зимой.
И теперь третья проблема – где соревноваться. Мы много раз это обсуждали. Я пытаюсь ему объяснить: «Ты должен быть готов. Возможно, в сентябре-октябре FIS примет решение, что россияне смогут стартовать. И ты должен быть готов».
– Ему помогает Дмитрий Япаров в качестве тренера, он ездит вместе с группой на сборы (командой Ханты-Мансийского автономного округа – Sports.ru), потому что нужна организация, спарринг. Последний раз они были в Малиновке. Я поговорил с Турышевым. Они проведут какие-то старты, тестовые гонки. Я планирую так, что иногда ему нужен спарринг.
На данный момент он доволен ситуацией, потому сейчас его устраивает его окружение. Но как только начинается стресс, это создает проблемы. Для него особенно важна хорошая среда.
– Скажу еще раз. У многих неправильное представление о Сергее. Его имидж у некоторых тренеров такой, что он капризный и ленивый. Но это не так. Он очень хорошо чувствует свой организм. Поначалу я тоже не знал этого, но сейчас если он говорит, что близок к пределу, то я понимаю, что ему нужен отдых.
– Это основано на моем опыте, а у Егора его нет. В России есть прекрасные методики, основанные на многолетнем опыте, мы в Германии читаем много книг по ним. В России есть действительно хорошие тренеры, но я работаю иначе. Пути к результатам могут быть разными, но как говорится, все дороги ведут в Рим.
– На данный момент это невозможно. Как военнослужащий он не может выезжать из страны. Но я обменивался сообщениями с Еленой, и она не против. Как только появится возможность, он присоединится к нам.
«Если бы не мои беседы с Устюговым в 2018-м, он бы тогда завершил карьеру»
– Возвращаясь к ситуации с уходом из группы Сорина. Сергей написал мне об этом не больше десятка слов. Объяснения Егора были не совсем правильными. Сергей должен был ездить на сборы с группой Егора, но планы должен был писать я. Егор прислал мне свой план, чтобы я посмотрел, что они могут делать вместе, чтобы Сергей не тренировался один. Это не так, что Егор становился на 100% его тренером. Это не было частью соглашения.
– Да, типа того. Что мы закончили сотрудничество с Егором. Я знаю, что не должен давить на него, говоря: «О нет, ты должен сделать это» и так далее. Что случилось, то случилось. Изменить ничего невозможно.
– Уверен, что если бы не мои беседы с Сергеем, то после 2018-го, когда ему не позволили стартовать на Олимпиаде, он бы завершил карьеру. Сто процентов. Я старался помочь ему, мотивировать. Вы помните, что он сказал: что МОК его не хочет видеть на Играх, и он останется дома.
– Два последних месяца подготовка проходила очень хорошо, он много тренировался. Надеюсь, что все так и продолжится.
– Не знаю.
– Да. Но он понимает ситуацию, и готов к стартам в России.
– Да, конечно.
– В самых важных гонках и на чемпионате России.
– Нет, все дистанции. Он всегда хочет бежать все. Не понимаю, когда про него говорят, что у него нет мотивации или он от чего-то отказывается. Для меня все выглядит иначе.
Как Крамер начал работу в России: Легков и Черноусов ради него ходили к Мутко
– С 2007-го по 2010-й я был тренером сборной Швейцарии. На кубковых этапах мы встречались со многими людьми, и тогда я познакомился с Легковым и Дементьевым. Мы немного пообщались.
Затем, после Ванкувера-2010, Легков, зная, что я закончил со Швейцарией, впервые спросил меня: «Маркус, может быть, ты поможешь мне подготовиться к Сочи-2014? Эти Игры в России, и я хочу взять золото». Я сомневался, смогу ли что-то сделать. Но он и Илья Черноусов давили на меня: «Маркус, пожалуйста, приезжай в Москву, мы поговорим с министром спорта, потому что у нас есть идея, и, возможно, это осуществимо».
Я поехал вместе с Изабель Кнауте, она уже ушла из сборной Швейцарии работать в Россию как физиотерапевт. Она тоже уговаривала меня.
В Москве мы встретились с Нагорных и Мутко. Мутко был очень заинтересован реализовать этот проект. У меня был контракт с Германией, поэтому я сказал, что могу помочь с тренировочными планами, потому что очень хорошо знаю Изабель. Что сам я не мог их реализовывать, но, может быть, они найдут кого-то, кто смог бы ездить с парнями и проводить подготовку. И они пригласили Рето. Вот так мы и работали.
Затем в 2014-м, после Сочи, я приехал в Россию.
– У меня ушло несколько месяцев или даже год на то, чтобы понять, как тут все устроено, и самое главное – как работать с Еленой Вяльбе. Но уже через год я хорошо ее понимал, мы прекрасно общались, многое обсуждали.
Например, в 2016-м она спросила меня: «Маркус, почему наши девушки выступают так слабо?» Тогда в сборной было порядка 20 лыжниц. Я высказал мнение, что, во-первых, команда слишком большая, а во-вторых, лучше сделать смешанные группы. Потому что парни и девушки будут подталкивать друг друга. Она тогда сказала: «Хорошо, я дам тебе три-четыре девочки». И уже через год у нас была первая медаль Матвеевой и Белоруковой в командном спринте на ЧМ-2017 в Лахти. Елена была так счастлива.
– Для меня всегда было так, что в наихудшем случае – при плохих результатах – я всегда пеняю на себя, а не на спортсменов. Задаю себе вопрос: «Черт, что я сделал не так? Это моя вина». У меня были мысли этой весной, не уйти ли из российской команды.
– Я всегда думаю про собственные ошибки, а не спортсменов. Большинство ребят в моей группе выполняют мои требования. Я рассуждаю так: они делают все, о чем я прошу, но результата нет. Это моя вина. Какую ошибку я допустил в тренировочном плане? Почему он не работает? Я никогда не обвиняю спортсмена – считаю, что промах допустил я.
– Да, конечно.
– Нет. Они есть, но я не скажу.
– Да. Им, возможно, нужен ежедневный пинок под зад. Не знаю. Я рад, что большинство спортсменов, работавших в моей группе, понимали, чего я от них хотел. И старались это выполнять.
– Я очень хорошо знаю Вольфганга, ха-ха. Конечно, с одной стороны, спортсмены должны быть сосредоточены на тренировках, но с другой – у них должна быть нормальная жизнь. Иногда мы выбирались в ресторан, выпивали по бокалу вина, разговаривали. Мне очень нравилось, что при этом мы обсуждали разные темы, не только спорт.
Мы что-то придумывали почти на каждом сборе – катались на картах, играли в пейнтбол, а потом заходили в ресторан. Мне были интересны наши дискуссии о политике, истории, а не исключительно о тренировках. Я больше узнал о российском менталитете и взглядах на вещи.
– Россияне часто удивлялись, как много я понимаю, когда они говорят между собой. Мне было непросто освоить русский язык. С другой стороны, я разговаривал и пытался приучить их к английскому. Его знание очень важно в нашем деле.
Я очень рад, что Сергей разговаривает и что, к примеру, Юля может давать интервью на английском. Я помню, что на первом тренировочном сборе она могла только сказать: «Hello. My namе Yulia. I am from…». И все. А сейчас она дает интервью. Очень классно это видеть.
– Нет.
– Елена спросила меня, зачем я сказал об этом журналистам. Ну а что такого? Если у спортсмена есть проблема с легкими, как у Александра, почему это должно быть такой тайной? Мы видели множество лыжников из разных стран, особенно из Норвегии, которые перед стартом гонки используют ингаляторы от астмы. Это не секрет.
Кстати, в том, что касается ингаляторов от астмы, я не согласен с WADA. Я считаю, что их нужно запретить.
– Да, полностью. Существует много исследований, подтверждающих, что они улучшают результаты на 5-10%.
– В самом конце решения всегда принимала Елена. Еще до приезда в Россию и после этого я хорошо общался с Еленой (Вяльбе), Юрием (Бородавко), Олегом (Перевозчиковым) – со всеми ними.
Правда, в конце мы всегда сражались за спортсменов из своих групп. Иногда я не соглашался с тем, что шла борьба за того, кто не показывал результаты. Я спрашивал: «За что его брать? У нас есть результаты, и мы должны исходить из них, а не из того, что этот лыжник из той или иной группы». Иногда споры были серьезными, и в конце, если мы, тренеры, не приходили к единому мнению, решение принимала Елена.
Я считаю, что много раз она делала хороший выбор. Не всегда, но очень много раз.
Главные наблюдения Крамера о России: люди, менталитет, чиновники и… тосты
– Да, конечно.
– Что мне нравится, так это то, что куда бы я ни приехал, я всегда встречаю очень дружелюбных людей. И не важно, связаны они со спортом или нет. Я до сих пор переписываюсь со многими, мы делимся новостями. Мне, приехавшему из маленькой Германии, нравится эта большая страна.
– В целом. Конечно, я не так много повидал. На меня большое впечатление произвел Санкт-Петербург. Сейчас, когда я дома, мы с женой иногда смотрим документальные фильмы про Россию. Нам обоим полюбилась эта страна и люди. Мне нравится, что в России, если возникает проблема, люди сразу же ищут ее решение и сами что-то предпринимают, а не ждут, что кто-то придет и им поможет. Они очень практичны.
– Когда ты приезжаешь, например, в Москву, то видишь прекрасный город, людей. Все абсолютно так же, как в Нью-Йорке или Берлине. А затем ты идешь к спортивным чиновникам – в Министерство спорта или подобные организации. Для меня в тот момент все менялось с белого на черное. Это совсем другой мир. Я считаю, что они могут работать намного лучше по части организации в спорте. Все настолько усложнено.
– Да. А затем ты выходишь наружу, видишь людей – и все снова прекрасно. Два разных мира.
– Да. Когда стало ясно, что мы больше не сможем работать вместе, она прислала мне сообщение в WhatsApp. Дома, читая его, я плакал. Она написала такие добрые слова. Повторюсь: для меня время в российской команде было прекрасным.
– Конечно!
– Да, ха-ха!
– Да, конечно!
– Сейчас, когда в семье день рождения, все за столом по очереди встают и говорят тост. В Германии мы так не делаем. Мне понравилось это в России. Скажу еще раз: это был один из лучших периодов в моей жизни.
– Вы не первая меня об этом спрашиваете. Конечно! Сейчас у меня контракт со сборной Италии. Надеюсь, мы сможем сделать их лыжников сильнее к домашней Олимпиаде. После этого, если будет возможность, думаю, я вернусь.
