Максим Цветков на Олимпиаде в Пекине стал одним из самых обсуждаемых российских биатлонистов.
В двух личных гонках он останавливался буквально в одном шаге от пьедестала, занимая самые обидные четвертые места. И всё-таки свою первую в карьере олимпийскую медаль Максим смог добыть, успешно выступив в эстафете в составе российской команды, ставшей бронзовым призером.
Медаль была особенно ценна тем, что на протяжении двух лет Максим не попадал в состав национальной сборной, а олимпийский сезон начинал с 9-го места в Кубке России…
Своим опытом уроженец Бабаева с удовольствием готов делиться со всеми. На прошлой неделе он побывал в Череповце и терпеливо ответил на вопросы юных спортсменов.
— Максим, у вас сейчас, можно сказать, тур по стране? Пару дней назад вы были в Москве, до этого — в Вологде…
— Сейчас межсезонье, есть возможность выехать туда, куда приглашают, пообщаться с болельщиками лично. Очень хочется, чтобы опыт, который я приобрел в своей спортивной карьере, не пропал бесцельно, а приносил какую-то пользу. В первую очередь для этого встречи и нужны. В нашей стране люди любят биатлон, поэтому, куда бы мы ни приезжали, везде встречи проводим. Для меня это не зря проведенное время.
— Сейчас, по прошествии времени, как воспринимаете Олимпиаду в Китае?
— Безусловно, положительные впечатления, хотя результат в отдельных гонках был не тем, на который рассчитывал. Но есть олимпийская медаль, да еще и на первых для меня Играх. И особенно она ценна тем, какой путь пришлось к ней пройти.
— Как после двух обидных четвертых мест на Олимпиаде смогли настроиться на последующие старты?
— Бороться нужно всегда в каждой гонке. Поэтому не было такого, что я расстроился, пал духом. Если опустишь руки, то бесполезно выходить на старт. К тому же я знал, что эстафета — это самый главный старт для меня, так как бежишь не только за себя, ответственность за всю команду. В любом случае нужно бороться дальше, потому что и сезон на этом не заканчивается, и карьера продолжается.
— Считаете ли, что эта олимпийская бронза — уже вершина вашей карьеры? Или еще остались душевные и физические силы замахнуться на большее?
— Душевные силы и мотивация есть, есть определенные личные цели. Хотя в плане медалей, возможно, это мой пик. Тем более сейчас ситуация такая сложная и непонятная. Но для себя цель стать еще лучше, безусловно, есть.
— Что всё-таки случилось в 2018 году, когда результаты резко пошли на спад?
— Надо сказать, что долгое время моя карьера развивалась очень хорошо, без каких-то серьезных испытаний. Результаты в биатлоне у меня сразу пошли по возрастающей. Уже в первый год я выиграл Спартакиаду учащихся, потом чемпионат мира среди юношей, чемпионат мира среди юниоров, а когда перешёл во взрослую команду, то сразу стал чемпионом Европы и были медали с этапов Кубка мира. Меня подкосило то, что в 2018 году нас не пустили на Олимпиаду в Корее. Вот тогда начался самый тяжелый период в карьере, был сильный психологический спад, потом и здоровье начало подводить, мог вообще закончить со спортом, но меня очень поддержали родственники, семья.
— Кто еще помог в тот период, когда вы не попадали в состав сборной? Слышал, что помогла поддержка нашего земляка олимпийского чемпиона Анатолия Алябьева?
— Анатолий Николаевич, конечно, внёс большой вклад в российский биатлон. Он столько для детского биатлона сделал! И для меня лично. Когда у меня случился спад в карьере, был абсолютно неудачный сезон, я с ним созвонился, попросил, чтобы помог перейти мне в команду Санкт-Петербурга. Сейчас у меня параллельный зачёт на соревнованиях — Санкт-Петербург и Вологодская область. Анатолий Николаевич был одним из тех людей, кто помог мне справиться с этой ситуацией и выйти на прежний уровень. В первый год я готовился с региональной командой, Анатолий Николаевич приходил на наши тренировки. А выбила ли его смерть из колеи? Да, это случилось в разгар сезона. Вырваться на похороны не было возможности, нужно было сосредоточиться на подготовке и стартах, но это, безусловно, огромная утрата для всего российского спорта.
— Ваша супруга довольно активна в социальных сетях, в том числе и во время больших соревнований. Есть у вас какие-то ограничения — о чём можно писать, а о чем нельзя?
— Нет, конечно! Если ты хочешь говорить что-то — говори. Не факт, что она всегда скажет, что я всё делаю хорошо. Её критику я также спокойно выслушиваю. Она, кстати, не очень любит смотреть соревнования, когда я бегу, потому что в некоторые моменты эмоции просто переполняют. Но мы всегда общаемся после гонок. Я ей рассказываю, как пробежал, что чувствовал. Для меня поддержка семьи — это самое основное. Если бы семья не поддержала в самый сложный период, то меня бы сейчас здесь не было, наверное. Но, вообще, я сам себе главный судья и главный тренер. Тем не менее первым человеком, с кем я поговорил после обиднейшего четвертого места в первой гонке Олимпиады, когда всё решил промах последним выстрелом, была моя супруга. С ней я мог себе позволить не сдерживать эмоции. А в интервью или даже разговорах внутри команды я не могу открыться на сто процентов. Особенно когда эмоции слишком тяжелые для меня.
— По одному из образований вы психолог. Это помогает как-то настраиваться на соревнования?
— Психология важна. Но если у тебя есть какой-то ритуал перед стартом, что часто встречается у спортсменов, то не факт, что это работает так, чтобы тебя успокаивать. Скажу больше: однажды что-то произойдёт не по плану, ритуал нарушится и тогда это выбьет из колеи ещё сильнее! А это обязательно произойдёт, так как невозможно контролировать всё происходящее вокруг. Поэтому у меня ритуалов и примет нет. Я живу моментом, здесь и сейчас, стараясь всё сделать правильно. И думать только о том, что ты должен сделать на дистанции, а не о том, в каком порядке завязывать шнурки. Раньше было сложно справляться с эмоциями перед стартами. Особенно когда были первые международные соревнования. До такой степени переживал, что крутило живот. Сейчас я стал намного спокойнее ко всему относиться, хотя от волнения никуда не уйти.
— После финиша уже другие эмоции?
— На Олимпиаде было так, что если твой результат пока находится в призовой тройке, то ты садишься в специальной комнате, там стоит телевизор с трансляцией гонки и камеры, которые тебя снимают. И ты следишь, как бегут конкуренты, которые могут вытеснить тебя из призовой тройки. Вот тут опять становится очень волнительно, когда понимаешь, что реально борешься за олимпийскую награду, но сам больше уже ничего сделать не можешь. Но если знаешь, что выложился на сто процентов, то сожалеть не о чем.
— На Олимпиаде вы были с бородой, а сейчас сбрили. Почему?
— К приметам это отношения не имеет. Я побрился в конце Олимпиады, потому что было очень холодно, а когда борода слишком длинная, на ней образуются сосульки, мешают.
— Вы занимались изначально лыжами, но потом перешли в биатлон. Какая была причина?
— Да, до 11-го класса я был лыжником, занимался в спортивной школе в Бабаеве под руководством своего отца, показывал неплохие результаты на российском уровне. Но мы с отцом понимали, что надо развиваться дальше. Были предложения из других регионов. Так получилось, что появился вариант поехать к очень хорошему тренеру в Москву, но перейти в биатлон. Это был Николай Петрович Лопухов, который во многом и воспитал меня тем человеком, какой я есть. Он ввёл меня в профессиональный спорт. То есть главным критерием для нас оказалось желание поработать с очень хорошим тренером. Как оказалось, не ошиблись.
