Российская биатлонистка Кристина Резцова в интервью Михаилу Гончарову рассказала, как скрывала беременность от тренерского штаба национальной команды, объяснила, почему у зарубежных спортсменов нет полного взаимопонимания с россиянами, а также ответила на вопрос, не устала ли она от сравнения с мамой – трехкратной олимпийской чемпионкой Анфисой Резцовой.
Лыжи беременности не мешают
— Кристина, из чего состоит ваш распорядок дня сейчас?
‑ На протяжении последних месяцев стараюсь ежедневно проводить тренировки. Катаюсь, гуляю на лыжах. Остальное время ‑ это отдых и домашние дела. Развлекаю себя дома как могу. А ранее занималась квартирным вопросом в Санкт‑Петербурге. В однокомнатной квартире в Москве жить с ребенком тесновато, к тому же в столице нет никаких тренировочных условий.
‑ Член сборной России по биатлону, который провел чуть больше одного сезона на Кубке мира, уже может рассчитывать на покупку недвижимости?
‑ Мы с отцом моего ребенка как обычные люди взяли ипотеку и купили. Квартиры и в Москве, и в Петербурге стоят просто космических денег. С учетом карантина цены на недвижимость возросли. У меня нет такой безмерной зарплаты, как у футболистов, мы столько не зарабатываем. Чтобы получать больше, надо хорошо выступать на Кубках мира, получать там призовые.
‑ Что касается тренировок, то обязательно найдутся те, кто скажет: заниматься спортом во время беременности ‑ нехорошо.
‑ Конечно, найдутся, но я адекватно подхожу к нагрузкам. Перед тем как работать, я проконсультировалась с врачом, которая мне объяснила, что можно, а что категорически нет. Посоветовали исключить бег, так как идет вибрация. А лыжи или роллеры ‑ вполне можно. Тренируюсь до того момента, пока мне комфортно. Если бы я просто сидела дома, то сошла бы с ума. Даже мама и папа говорят, чтобы я часто не каталась, но мне хорошо. Встала и пошла гулять. Просто отвлекаешься от домашних дел.
‑ И до какого периода это можно продолжать?
‑ Пока есть возможность кататься с животом. Это зависит от того, насколько ребенок большой. Общалась со многими лыжницами, кто‑то и за два дня до родов вставал на лыжи. А некоторые на восьмом месяце самостоятельно не могут ботинки обуть.
— Пока есть время, уделяете внимание любимому хобби? Я про написание стихов.
‑ Честно скажу, давно уже не писала. Наверное, больше полугода. Это скорее зависит не от количества времени, а от повода написания. Переживания, радости… Все это возникает на эмоциях.
‑ На какую тему писали в последний раз?
‑ Писала любимому мужчине стихотворение.
‑ Ого, обычно признания в любви в таком виде исходят от мужчин.
‑ Он стихотворения не пишет (смеется), но делает множество других приятных моментов для меня.
‑ Как появилось это хобби?
‑ Помню, я переделывала песню еще в детском лагере. Мы должны были подготовить творческие номера. Я взяла известную песню и переделала ее строки под лыжный лад. С того момента начала писать стихи, но почему это произошло… Всего у меня порядка 20‑30 стихотворений. До книги еще далековато, но, возможно, когда‑то дело до этого и дойдет.
‑ Никто из семьи подобным не увлекается?
‑ Нет. Когда маме впервые написала стихотворение, она не поверила. Потом, когда она увидела, как я пишу для сестер, мама сказала: «Ничего себе, вот, что, оказывается, моя дочь умеет».
Позвонила Загурскому и сказала про беременность, он меня прикрыл
‑ На летнем чемпионате России в Тюмени вы объявили об уходе в декрет. Когда узнали про беременность?
‑ Гораздо раньше, это было в начале июня.
‑ Ничего себе, а почему объявили лишь в сентябре?
‑ У меня была такая мысль ‑ выступить на летнем чемпионате. Я поговорила со специалистом о сроках, она сказала, что все гонки бежать не стоит, но одну можно. Я целенаправленно поехала на сбор, но так получилось, что еще первую неделю я могла стрелять лежа, но потом – все… Живот начал расти по часам. Могла стрелять только стоя.
‑ А тренеры сборной знали всю ситуацию с начала лета?
‑ Я, честно признаться, не говорила Михаилу Викторовичу Шашилову, сказала только Николаю Степановичу Загурскому. Нам надо было проходить УМО (углубленное медицинское обследование ‑ ред.), у меня должна была быть причина, чтобы я туда не ездила. Понятное дело, что из‑за беременности меня бы не допустили. Сказала, что туда поехать не могу.
Позвонила Загурскому, сообщила. Попросила его, чтобы он никому не распространял информацию. Он, так скажем, прикрыл (смеется). Личному тренеру, Леониду Константиновичу Мякишеву, я сообщила сразу. У меня с ним с самого детства очень теплые отношения. Он обязан был знать. Он уже позвонил Шашилову и сказал: «Резцова будет тренироваться со мной на самоподготовке до летнего первенства».
Шашилов потом сказал, что догадывался, но решил промолчать. Большое спасибо ему, потому что вопросов было много. Его терзали, общаемся мы или нет, как мы поддерживаем связь и так далее. Ему приходилось находить отговорки. Потом уже со всеми поговорила. Такое вот было решение ‑ не говорить заранее. Считаю, что все сделала правильно. Сообщила тогда, когда была необходимость.
‑ От мамы все тоже держалось в секрете?
‑ Да, даже маме я сообщила буквально за пару недель до чемпионата России. Я боялась, что мама скажет где‑нибудь в интервью, и получилось бы совсем некрасиво. Я как бы молчу, а в СМИ это уже есть.
‑ Какие эмоции выразил тренерский штаб сборной, когда информация дошла до них?
‑ Было очень приятно, потому что Михаил Викторович так по-теплому, по‑отцовски сказал, что он безумно рад, это ведь главное в жизни.
‑ В период летней подготовки были слухи, что вы не находите контакт с Шашиловым. Это, получается, неправда?
‑ Я не могу просто так сказать, что мне не нравится тренер. Хотя бы потому, что я с ним никогда не работала. Но он работал с мамой и моим личным тренером, и у них всегда были хорошие отношения. Когда мама спросила, почему я не тренируюсь с командой, я ответила, что хочу тренироваться со своим тренером, а она уже в каком-то интервью сказала от себя о том, что я не хочу тренироваться с Шашиловым. Я даже не стала оспаривать этого, потому что иначе пришлось бы объяснять ей настоящую причину. Конечно, в любой другой ситуации я бы с удовольствием работала со сборной командой.
Мой любимый мужчина кайфует от тренировок, это мне позволяет не лениться
‑ На какой месяц назначены роды?
‑ Сейчас уже идет восьмой месяц. Срок ‑ конец января, начало февраля.
— Расскажите про Ивана, отца ребенка. Он как‑то связан с лыжной сборной?
‑ Да, его зовут Иван Анисимов. Он в свое время был в сборной. Сейчас попасть в команду для него именно зимой практически невозможно, он старше меня на девять лет. У нас в стране очень мало возрастных спортсменов, которые куда‑то пробиваются. В основном он выступает летом, ездит на Кубки и чемпионаты мира. Основная деятельность ‑ это летние соревнования.
‑ Иван играл важную роль в вашем тренировочном процессе?
‑ Да. На самом деле, он мне очень помог в прошлом году. Его самая большая заслуга была в том, что он меня дисциплинировал. Раньше, приезжая домой на межсборье, могла неделю ничего не делать, ну или сделать всего пару тренировок. Потом приходилось заново втягиваться, это было большим минусом в подготовке. А благодаря тому, что Иван кайфует от того, что делает, он тренируется независимо от того, на сборе он или дома, вообще не может сидеть на месте. Поэтому и меня заставлял ходить с ним на тренировки, когда между сборами были вместе. Потом это уже вошло в привычку.
‑ У Ларисы Куклиной тоже муж лыжник и он постоянно с ней. Не хотите, чтобы только Иван целиком был вашим личным тренером?
‑ Кстати, мой любимый мужчина и муж Ларисы раньше бегали вместе. У Ларисы супруг ‑ конкретно тренер. В моей ситуации были только подсказки. Мне было бы тяжело, если бы он ездил везде со мной. Сложно сохранить отношения, я все‑таки человек эмоциональный. Если что‑то идет не по‑моему, то я могу и сорваться, и накричать. Считаю, что нужно разделять личную жизнь и работу.
‑ Вы уже сыграли свадьбу?
‑ Мы не расписаны. Это было общее решение. Я хотела бы полноценную свадьбу, хотела бы устроить праздник. Как будет возможность после рождения ребенка, обязательно этим займемся.
‑ У родителей более консервативный подход?
‑ Конечно, они хотят, чтобы все было, как говорится, по закону, как они привыкли. Но мы все уже взрослые люди, и они полностью доверяют нашему решению.
Многие хотят общаться с русскими, но мы не можем позволить себе это
‑ Весной в руководстве СБР была настоящая шумиха. Это отражалось на работе спортсменов?
‑ Близкого отношения к происходящему не было. Мы все же, во многом из‑за пандемии, принадлежали сами себе. Никаких трудностей не было.
‑ Когда убирали Виталия Норицына из женской команды, была информация, что большинство биатлонисток были против его ухода.
‑ Я переживала из‑за того, что он уходит. Я поддерживала его. До сих пор это единственный специалист, с которым я находила полностью общий язык. В межсезонье мы много общались, спрашивала у него насчет планов подготовки. Он давал советы. У нас очень хорошие отношения. Кстати, когда я забеременела, то он был первым из тренеров, кому я набрала. Мне был нужен совет: сделать так, чтобы все сразу не узнали. Вот он посоветовал связаться с Загурским.
‑ Можно было, допустим, с помощью открытого письма повлиять на решение о смене тренера?
‑ На мой взгляд, это было бы бесполезно. Наш спорт, да может быть и не только наш, никак не зависит от мнений самих спортсменов. Все решается на других уровнях. У нас у всех в конце сезона брали интервью по поводу смены тренера, и каждая из нас говорила о том, что хотела бы продолжить тренироваться с Виталием Викторовичем. Но при этом все мы понимали, что это ни к чему не приведёт.
‑ Это давило психологически?
‑ Все уже давно привыкли, что мы ничего не решаем. Большая проблема в России ‑ все решается за спортсменов. Как сверху сказали, так и будет. Может быть поэтому, мы психологически намного слабее иностранных спортсменов.
‑ А вы как‑то обсуждаете истории, происходящие в российском биатлоне, с зарубежными командами?
‑ У нас практически никто не говорит на английском. Можем перекинуться общими фразами о гонке, но говорить на такие темы вряд ли получится. У нас такой плотной дружбы особо нет, потому что мы языки не знаем. Со многими девчонками я знакома, все они хорошие люди. Многие из них говорили, что с удовольствием хотели бы пообщаться с русскими, но русские этого себе позволить не могут (смеется). Некоторые даже хотят выучить наш язык, просто чтобы поговорить с нами. Русские почему-то в большинстве своем не дружат с английским. Возможно, если бы мы все лучше знали английский и больше общались бы с иностранцами, то не возникало бы таких некрасивых ситуаций и недопонимания между нашими и иностранными спортсменами, например, касаемо допинга. Европейцы не были бы так категорично настроены против нас.
Так повелось, что в семье мы мало говорим о биатлоне
‑ Неоднократно интервью Анфисы Анатольевны взрывали медиа‑пространство. Это на вас как‑то влияет?
‑ Честно, не хотела бы со своей стороны это комментировать.
‑ Это связано с последним интервью?
‑ Не только с ним.
‑ А вы не устали от того, что часто сравнивают с мамой?
‑ Я очень похожа на маму характером. Возможно, в тренировочном процессе есть моменты, где я неустойчива в эмоциональном плане так же, как и мама. Но благодаря ей я учусь на ошибках (смеется). Стараюсь себя так не вести. Есть как минусы, так и большое количество плюсов. Возможно, без этого пробивного характера я бы и не добилась того, что сейчас имею. Но только лишь потому, что было много ситуаций, когда меня никуда не брали или выгоняли из команды, например. А я никогда не сдавалась. Я все равно возвращалась и результатами доказывала всем, что я сильнее, чем они думают. Уверена, что в жизни мне эти черты еще много раз помогут.
Самой усталости от сравнения нет. Я как бы привыкла к тому, что она моя мама и мне с этим жить. Если бы мне дали выбор: знаменитую маму или самую простую, то я бы задумалась. Возможно, я хотела бы просто обычных родителей. Я реагирую на все спокойно. Моя мама такая, какая она есть, и я ее очень сильно люблю. У меня спрашивают про нее, а у нее уже спрашивают про меня. А это значит, что есть, о чем спросить, значит, что я уже чего-то добилась. Мне нравится, что наша мама уже может гордиться своими детьми.
‑ Какие у вас отношения с мамой?
‑ Раньше, когда жили вместе, могли спорить и кричать. Сейчас приезжаем в гости, все более спокойно. Может быть, мы повзрослели, а может быть, нам нечего делить.
‑ Как вы общаетесь с Дарьей Виролайнен (родная сестра Кристины, биатлонистка ‑ ред.)? Как у нее дела?
‑ В этом году ей очень сложно было выехать из Финляндии. Просто не было возможности тренироваться с командой и приехать на летний чемпионат России. Что касается тренировок, то она очень много работала летом. Главный вопрос был в пересечении границы, из‑за этого не было вкатки. Сейчас еще тяжеловато бегает, на лыжах провела мало времени.
‑ А вы в семье обсуждаете биатлон?
‑ Мы можем его все вместе посмотреть (смеется). Не знаю, но почему‑то так повелось, что мы мало говорим о тренировках, результатах. Хорошо выступил ‑ все поздравили, плохо выступил ‑ немного обсудим, можем поплакаться маме, но не более. На этом все заканчивается.
