Открытие сезона в нашем биатлоне – 25-летняя Кристина Резцова, дочь трехкратной олимпийской чемпионки Анфисы Резцовой.
Только что она финишировала третьей в масс-старте Анси: это первая личная медаль нашего женского биатлона за два года.
1. Кристина дебютировала на Кубке мира в 2018-м, более-менее закрепилась там пару лет назад, но не выделялась результатами. Теперь в сборной нет никого быстрее: Резцова лучшая из наших в общем зачете, все ближе к подиуму и уже с мыслями о медали Пекина-2022.
2. Прошлый сезон она пропустила, уйдя в декрет – тренировалась до 8-го месяца, а в феврале-2021 родила дочку Сашу; муж Кристины – лыжник Иван Анисимов. К этой зиме Резцова готовилась отдельно от команды: помогали муж, отец тренер Леонид Резцов, регион (ХМАО) и, внимание, экс-тренер сборной России, а теперь шеф Болгарии Виталий Норицын.
Кристину допустили до ноябрьского отбора на Кубок мира, где она использовала шанс. Пока это действительно впечатляющая история: спортсменка, у которой 7 месяцев и близко не было условий как у основы, нащупала суперформу.
3. Мама Анфиса любит повторять: Кристинка вся в меня. Речь не только о классной скорости и не очень надежной стрельбе – темпераментом они тоже схожи. Но в спорте Резцова повзрослела: гонки в нижнем белье поверх комбинезона позади – замужество и самостоятельная работа заставили Кристину многое пересмотреть.
Ниже – большое интервью лидера сборной.
***
– Тренеры перед сезоном говорили: мы работаем в черный ящик и не до конца представляем, что именно получилось – декабрь покажет. Вы в последние месяцы понимали, что с формой?
– Форма была для меня загадкой все межсезонье, потому что я ни с кем не могла сравниться. Если ты в команде, то хотя бы относительно девчонок представляешь, в каком состоянии.
Я работала одна. Сначала на летних стартах до конца не понимала, что со мной. На летний ЧР выходила – как будто первый раз в жизни бегу. Что касается ноябрьского отбора, я думала, что буду в плохой форме – скоростных работ сделала немного, буквально пару подводящих. И еще за неделю до отбора приболела, два дня пролежала с температурой, но уже на третий восстановилась и тренировалась.
– Эта неизвестность тревожила или, наоборот, рождала азарт?
– Не тревожила. Состояние, когда ты не знаешь, как все обернется, возможно, даже придает спокойствие. Ты не настраиваешься: вот, да, я могу сейчас! Не выплескиваешь лишние эмоции, а собираешься и работаешь, ничего не выдумывая.
– Во время беременности и после родов вы держали в уме Олимпиаду? Сколько до нее осталось, как строить подготовку…
– Еще после моего последнего сезона-2019/20 были не очень хорошие мысли. Я довольно-таки устала, и беременность стала как глоток воздуха. У меня не было цели вернуться как можно быстрее – наоборот, так я дала себе передышку.
Но как оказалось, жить без спорта не могу. Прошло несколько месяцев, как я узнала о беременности, и поняла: хочу тренироваться, держать себя в форме. У девчонок начался сезон, а я смотрела на все это и говорила: да, я бы хотела вернуться, по крайней мере, попробовать.
Когда я родила и попросила помощи, то уже, конечно, думала об Олимпиаде. Но понимала: может сложиться как угодно, все зависит от моего организма. Удалось очень быстро восстановиться, и уже с мая я готовилась – как и все девчонки.
– То есть в 2020, до беременности у вас были сомнения: продолжать или нет?
– Я была в эмоциональной яме, что ли. Устала тренироваться из года в год: в этом режиме почти нет личной жизни, отдыха. Даже в то межсезонье, которое у нас обычно бывает, не всегда получалось отдохнуть так, как хотелось бы. И вот эта занятость 24/7 съедала много сил.
Сезон-2019/20 был у меня первым на Кубке мира – не сказать, что успешным в личных гонках. Наверное, у меня немножко пропали желание и мотивация. Но я изменила отношение и сейчас больше кайфую от того, что происходит, и не зацикливаюсь как на работе 24/7.
***
– Прошлой весной вы решили, что хотите вернуться – кому позвонили?
– Когда я начала потихоньку восстанавливаться, позвонила Виктору Майгурову и Михаилу Шашилову с вопросом: как обстоит моя дальнейшая судьба? Получила ответ: мы включили тебя в состав Б, но тебе обязательно нужно тренироваться в сборной. Я ответила, что не готова ехать в команду, оставлять дома 2-месячную дочку. Они поняли мою ситуацию, но сказали, что условия для всех одинаковые: надо быть в команде.
Мне сразу пришла мысль попросить о помощи Виталия Норицына. К счастью, он не отказал. Больше скажу: он с удовольствием согласился – и с того момента я начала тренироваться под его присмотром. Но всегда помнила: из-за того, что я не в команде, меня могут не взять, не допустить никуда и все.
– Организовать самоподготовку – это тяжело?
– Очень. Особенно первые несколько месяцев, когда не представляешь, что это такое.
Выбрать места сборов не так трудно. Мы обозначили, какие средства нам нужны для подготовки. В июле – лыжный тоннель; то есть это Петербург, потому что выехать из России было невозможно. Два горных сбора – май и август: Эльбрус – подходящая мне высота, плюс Семинский перевал.
Для майского сбора пожертвовали стрельбой. Мы решали – в этом сезоне нам нужнее высота или стрельба? Обсудив, поняли, что стрельбу можно восстановить быстрее, чем организм; поэтому на Эльбрус я даже не брала оружие.
Почти по каждому сбору возникали проблемы с проживанием. Например, я не могла жить в гостинице – для ребенка нужна кухня. То есть надо снимать квартиру, причем как можно ближе к комплексу. Не везде есть такая возможность.
Когда мы приехали в Петербург, там шел чемпионат Европы по футболу – и в радиусе 20 км от стадиона не было ни одного варианта с проживанием. Кавголово – и так достаточно популярный курорт, там всегда много людей, к тому же повлиял Евро. Так что каждый день мы ездили туда-обратно на две тренировки, еще и с маленьким ребенком. Плюс это начало лета, время делать объемные тренировки – все это убивало, было крайне тяжело.
Отдельная сложность – оргвопросы: хранение оружия, договоренности по трассе, стрельбищу… Всего этого я коснулась, поначалу вообще не понимая, что делать и куда идти. Даже если ты не в сборной, то обычно все за тебя решает тренер.
А я, не бронируя гостиницу, сразу приезжала на стадион, договаривалась с оружейкой: а примите ли вы у меня винтовку? И опять же, во время Евро была непростая ситуация с провозом и хранением оружия – Росгвардия постоянно проверяла. Проблем была масса – но, к счастью, мы справились.
– Кто регулярно присутствовал на ваших тренировках?
– Я и мой муж. Папа приезжал на июньский и июльский сборы – причем между своими, срывался на 5 дней. В Петербурге помогал с оружием: мне нужно было настроить новою ложу, убрать грубые ошибки, потому что на тот момент я 1,5 года не стреляла. Личный тренер Леонид Мякишев помогал на Семинском перевале в августе – по организации это был самый легкий сбор.
А так рядом был только муж: пристреливал меня, потом уходил на свою тренировку. Если требовалась помощь – просто посмотреть, как я стреляю, или помочь в функциональном плане – я его просила, он делал и дальше шел тренироваться. Больше никого рядом не было, предоставлена сама себе.
– Работа отца касалась только винтовки?
– Да, он предложил помощь еще в мае, когда я сказала, что есть проблемы со старой ложей. Он посмотрел ее и сказал, что нужно многое менять. Там возникли нюансы со «щекой» – она была не очень устойчиво прикручена и гуляла. Из-за этого, возможно, лежка была плохой. Вообще, требовалось поменять так много аспектов, что папа предложил срочно сделать новую ложу.
Я согласилась. Новая ложа абсолютно та же по размерам, что и старая, но сделана из дерева, а предыдущая была из карбона. Когда ложу сделали, папа приезжал смотреть, насколько правильно я лежу, стою, какова длина приклада. Еще мы немного изменили «грибок» – рукоятку, на которой стоит винтовка.
Папу я попросила только о стрелковой подготовке. Кроме него помочь со стрельбой было некому – это невозможно сделать дистанционно.
– Мама участвовала в процессе?
– В плане тренировок – абсолютно нет. Мама может донести что-то из практики, из своего опыта: каково было ей, какие можно испытать ощущения, эмоции, что может пойти не так. Но лезть в подготовку – нет, она этого не делает никогда.
***
– За все лето я сходила на массаж один раз – договорилась с девочкой в Петербурге, естественно, за деньги. У мужа есть массажер, которым мы пользовались. Биохимиков, докторов не было.
– Как тогда вести контроль? Лактат, биохимию и другие показатели, которые отслеживают в команде.
– Я давно в спорте и неплохо знаю свой организм. Конечно, нужно было учитывать, что я только что родила и организм готов не ко всему, что мы могли бы предложить. Но не было абсолютно никакого контроля – ни лактометра, ничего, исключительно свои ощущения.
Моя подготовка больше проходила на объемных тренировках – это первая-вторая зоны, без жестких работ, где можно убиться. Я бы не сказала, что мне требовался тотальный контроль. Но после каждой тренировки я либо писала Норицыну, либо с мужем создавали консилиум. Если было плохое самочувствие, излишняя усталость – мы сразу корректировали план.
Мы с Виталием Викторовичем очень хорошо общаемся, у нас, можно сказать, дружеские отношения – они довольно давно выстроены. Я ему писала сообщения, он обязательно отвечал; если требовался важный разговор или возникал срочный вопрос, мы созванивались.
– Вы очень тепло отзываетесь про Норицына – говорите, что мало кому так доверяете. Когда и за счет чего так его оценили?
– Я работаю с Норицыным много лет: начинала с ним в юниорах, потом в молодежной команде мы ездили на Кубок IBU, он помогал мне, даже когда я тренировалась у Падина.
В позапрошлом сезоне он работал в основе, а я в Б-составе – и у нас постоянно была связь: какая тренировка сделана правильно, какая неправильно – я в любой момент могла задать вопросы. Доверие складывалось не один год.
Я понимала, что его методика мне подходит; знала, что он может донести все так, чтобы я правильно поняла. Не просто: ты сегодня делаешь 4 часа, потому что так надо. Он может объяснить, для чего нужна каждая тренировка. Я вообще не сомневалась, что у нас с Норицыным все получится.
– Считается, что минус самоподготовки – отсутствие спарринга. У вас были хоть какие-то варианты?
– За лето я два раза бегала кросс-тест по стадиону. Первый раз – с мужем: он бежал не всю дистанцию, а подключался отрезками. Второй раз – с Ларисой Куклиной, и мне уже было полегче.
Я увидела, как Лариса готова. Она тренируется в группе – то есть понятно, что плюс-минус вся группа находится на этом же уровне. Я пробежала с Ларисой и поняла: наверное, я в достаточно хорошей форме, чтобы начинать работу не в восстановительном режиме, а в подготовительном к соревнованиям.
В стрельбе у меня не было ни одного спарринга за все лето. Когда представлялась возможность, я смотрела на парней, когда они проводили тесты между собой. Пыталась прикинуть, могу ли стрелять так же быстро, насколько быстро могу изготавливаться.
Без спарринга можно работать, ограничивая саму себя во времени. Просила мужа засекать меня на рубеже – у меня были определенные стандарты, за сколько я способна стрелять. Это время уменьшалось на каждом сборе, и я старалась быть в этих рамках.
– Отсутствие спарринга действительно осложняет самоподготовку?
– В функциональном плане – не знаю. Когда ты тренируешься в сборной, это немного необъективно. Кто-то быстро входит в форму, а ты входишь медленнее и не понимаешь: вроде делаю то же самое – почему отстаю? И начинается паника – хотя, возможно, тебе просто нужно больше времени.
А когда тренируешься сама по себе, делаешь исключительно ту работу, которая тебе нужна. И не переживаешь, что кто-то там лучше или хуже. Все это должно определяться не в тренировках, а в сезоне.
– Есть стереотип, что спарринг в стрельбе нужен, чтобы воспроизводить стресс как на соревнованиях. А если стресса в межсезонье нет, то на этапах он придавит.
– Раньше я тоже так думала. Постоянно обращала внимание на соперниц: что они делают в стрельбе, быстрее ли они это делают, чем я?
Теперь поменяла видение: я прихожу на рубеж и работаю только сама с собой. Если я постоянно буду смотреть на соперниц, к чему это приведет? На рубеже для спортсмена не должно быть никого и ничего вокруг.
То есть если вдуматься: стресс на тренировках создается для того, чтобы в соревнованиях тоже был стресс. А если стресса изначально нет, то и потом нет смысла его себе создавать.
– Если появится возможность, вы бы повторили этот опыт самоподготовки?
– Зависит от того, с кем работать. Если мы говорим о планомерности, то в команде все организовано намного лучше. Средства восстановления – это правда очень важно. Вообще, каждый спортсмен выбирает приоритеты. Для меня было очень важно готовиться так, как нужно моему организму после родов – функционалка в первую очередь, все остальные аспекты убираем на второй план.
Если вдруг представится шанс работать в команде с тренером, который мне нужен – естественно, я буду. Какой смысл искать странные пути? Но если это будет неизвестный мне специалист, я бы хотела продолжить работу со своим тренером.
– В чем принципиальная разница между командой и самоподготовкой с точки зрения психологии?
– Самый большой плюс в это межсезонье: я всегда находилась в атмосфере, благоприятной для работы – потому что рядом была семья, которая помогала эмоционально. У меня абсолютно не было негатива.
Очень редко, когда в команде дружеская атмосфера и все прекрасно. Обычно атмосфера напряженная, и в основном ты ищешь положительные эмоции на стороне. Я не имею в виду определенных людей: есть большой коллектив, и там все разные – у каждого свой режим, свое понимание жизни, тренировок. Можно не ужиться и с доктором – еще раз, я не говорю о ком-то конкретном, просто как пример.
Мы ведь выбираем, с кем нам жить комфортнее. Так и здесь: если тебе комфортно, то и работать хочется, желания море. А если нет, то приходится с этим мириться.
Это был лучший подготовительный сезон в моей жизни – я действительно хотела тренироваться на все свои возможности.
***
– Есть несколько примеров, как биатлонистки после родов явно прибавляют. Вы ощутили это?
– Я не знаю, насколько это связано именно с родами. Весь мой сезон в этом году был жестче и объемнее предыдущих – это самый плотный мой сезон, даже выходных почти не было. Можно по пальцам руки посчитать дни, когда я не сделала ни одной тренировки.
Не могу сказать, как на состояние повлияли роды, но сейчас я намного увереннее чувствую себя функционально. Выходя на любую тренировку, чувствую организм на 98%. Наверное, раньше я не понимала, как нужно реагировать на сигналы организма. Мне дали нагрузку, я выполнила и не задумалась: а хорошо мне от нее или плохо? На следующий день новая тренировка, а я не знаю: стоит ее сделать или нет?
– Многие люди из биатлона, узнав, что вас готовит Норицын, решили: Кристина сдуется после декабря. Что скажете?
– У нас подготовка строилась как раз на то, чтобы в декабре бежать ровно, не выходить на пик. Виталий Викторович меня всегда тормозил: Кристина, тебе пока это не надо. Даже когда мы готовились к отбору, он сказал: ничего страшного, если ты поедешь на Кубок IBU – ты только-только начинаешь разгоняться.
Не знаю, почему сложился такой стереотип о его работе. Думаю, у меня после декабря результаты будут только расти, надеюсь на это. Сто процентов, мы не делали ставку на отбор или на декабрь. Я чувствую, что разгоняюсь от гонки к гонке. Выходя на старт, понимаю: сегодня я стала чуть сильнее, чем вчера. Это можно отследить и по результатам чистого хода – видно, что я прибавляю.
– Как контактировать со старшим тренером Михаилом Шашиловым в ситуации, когда он вас не тренирует?
– После летнего ЧР мне сказали, что для допуска на отбор я должна присутствовать на сборе в Тюмени. Я сначала поняла так, что мне нужно будет еще и тренироваться вместе с командой. Приехала в Тюмень, подошла к Шашилову с вопросом: как я тренируюсь? Он ответил: зачем тебе вникать в нашу подготовку – ты готовилась сама по себе, продолжай так же.
Когда я отобралась, он сказал мне то же самое: если у тебя готов план – пожалуйста, работай по нему, никаких проблем; если у команды выходной, а тебе нужно на тренировку, мы тебе поможем, привезем, отвезем.
Это был нормальный разговор, обсудили рабочие моменты. Я предполагаю, что Михаил Викторович доверяет тому, что я делала, и не видит смысла это менять. Мы все работаем на результат. Какая разница, где и с кем я буду тренироваться, если показываю результат? Результат важнее, чем то, как ты тренируешься.
***
– Мы помним вас задорной девчонкой, способной надеть нижнее белье поверх комбеза и так пробежать гонку. Вы недавно сказали, что были раздолбайкой. Очевидно, что произошла большая перемена в отношении к делу.
– Я определенно это чувствую, и мне очень нравится. Да, раньше я не осознавала, что такое большой спорт, что нельзя халатно к нему относиться. Я всегда подходила к тренировкам как, может быть, к игре. Сейчас я понимаю, что во мне намного больше осознанности: для чего я это делаю, к какой цели иду. Я многое поменяла именно в подходе к делу.
Спасибо мужу за это, который повзрослее и помудрее меня. Он объяснил, что детство – это прекрасно, но оно должно оставаться детством где-то в других сферах. Я тот же веселый человек, например, в семье – могу пошутить, посмеяться, поиграть. Но все должно быть вовремя и на своем месте: если это тренировки или соревнования, все должно быть серьезно.
А потом приходи домой – хочешь, с мячиком по всей квартире играй, если тебе от этого весело.
– Был один переломный момент/разговор, когда вы это поняли?
– Никаких разговоров. Каждый раз я пересматривала свое видение ситуации. Да, получала советы, объяснения, почему я делаю что-то не так, неправильно к чему-то отношусь или почему-то у меня что-то не получается. Исходя из этого, воспринимала повторяющуюся ситуацию уже по-другому, старалась исправить. В конце концов я пришла к тому, что сейчас имею.
– В каком режиме сейчас общаетесь с дочкой?
– Мне тяжело отвечать на вопросы про нее. Я очень скучаю и мало общаюсь – хотелось бы больше, но нет возможности. Созваниваемся с семьей примерно 3 раза в день. Утром специально встаю пораньше, чтобы позвонить, пока у дочки нет первого дневного сна. Потом после тренировки. И, наконец, вечером перед их сном – еще на полчаса. К сожалению, вот так.
Последний раз мы виделись перед моим отъездом из России – по-моему, 18-го ноября. Если все сложится хорошо, то, возможно, увидимся на новогоднем сборе. Но сейчас с выездами не все так просто.
– На вас давит фамилия?
– Абсолютно нет. Спокойно отношусь ко всему, что происходит и связано с мамой, что было у мамы. Фамилия у нас одна, но жизнь-то у каждого своя, я прохожу свой путь. То, что было у мамы, это ее величие. Будет классно, если я смогу стать такой же. А если не смогу, жизнь от этого плохой не становится.
