Во вчерашнем номере «Прессбол» Клаус Зиберт, немецкий тренер в белорусском биатлоне, предстал в изложении журналистов из Германии и во впечатлениях белорусских коллег-тренеров. Настал черед прямой речи. Светлана Парамыгина представляет интервью с легендой немецкого биатлона, его ощущения от работы на Востоке и первое впечатление от погружения в белорусскую реальность.
Впрочем, не стоит рассчитывать на то, что Зиберт пожелал уж слишком откровенничать (не зря же попросил прислать материал на вычитку и вымарал из него кое-что). Думаю, он понимает, что его высказывания рано или поздно попадут в немецкоязычный интернет, как это уже происходило не раз. И потому Клаус говорил максимально нейтрально, не затрагивая проблем межличностных отношений. По возможности уходил он и от конкретики, касающейся немецкой школы биатлона. И вообще выказал себя искусным дипломатом и человеком, тонко чувствующим субординацию. Это, в частности, выразилось в его поведении по отношению к Олегу Рыженкову, который, как понял немец, собственно, и ведет тренировочный процесс мужской сборной Беларуси. Зиберт, на протяжении нескольких лет (с 1998-го по 2002-й) работавший в немецкой команде тренером по беговой подготовке, нынче ничего не хочет говорить о функциональной составляющей!
После знакомства с многими печатными источниками у меня сложилось впечатление, что Клаус, работая с иностранными командами, в то же время ждет, когда его снова позовут в основную сборную Германии. Во всяком случае, в 2004 году, когда накануне домашнего чемпионата мира в Оберхофе немцы плохо выступили на этапе Кубка мира в Рупольдинге, в прессу даже просочилась информация, что кресло под главным тренером Франком Ульрихом закачалось. И одним из преемников назывался как раз Зиберт! Но в Оберхофе реноме немецкого биатлона было спасено: благодаря победам в эстафете и гонке преследования (отличился Рикко Гросс). Зато на чемпионате мира-2005 Гросс и К° не взяли ни одной золотой медали. Почему не предположить, что в этот момент снова обострилась ситуация для Ульриха? И в какой-то мере это объясняет, почему Зиберт после этого ЧМ прощается со сборной Австрии, в которой, по его словам, ему предложили пост главного тренера, и только после Олимпиады в Турине принимает новое предложение — на сей раз от федерации Китая…
Портрет нашего 53-летнего героя можно дополнить тем, что Клаус по-прежнему находится в великолепной физической форме, участвует в многочисленных в Германии соревнованиях по биатлону: на лыжах, на маунтинбайке. Он играет в гольф. Но больше всего Зиберт, по его признанию, любит в свободное время гнать по автобану на мотоцикле и чтобы за спиной обязательно сидела жена. Правда, улыбается Клаус, он уже слишком стар, чтобы носиться на сверхскоростях…
Автор этих строк пригласила поучаствовать в разговоре с Зибертом трехкратного чемпиона мира Вадима Сашурина, одного из лучших стрелков белорусского биатлона, который не только прекрасно умел стрелять, но и способен сформулировать свои знания и ощущения при выстреле, а также, что немаловажно, готов донести их до тех, кто обратится к нему за советом. Беседа состоялась еще в мае, в последний день пребывания нового тренера по стрелковой подготовке нашей национальной команды на первом для него белорусском сборе (позднее я предложила Клаусу по желанию дополнить материал новыми впечатлениями, но он не счел необходимым это делать). Мы ждали в фойе раубичской гостиницы, пока Зиберт и Олег Рыженков обсудят план работы на следующий, июньский, сбор. Затем все вместе вышли на солнышко и уселись на скамейки перед входом в гостиницу. Надобности в присутствии на интервью Рыженкова у меня не было, и я сказала Олегу Владимировичу, что его в принципе не задерживаю. Однако Клаус, как уже отмечалось в прошлом номере, за несколько дней в Беларуси настолько прикипел к Олегу, что не захотел его отпускать. Так мы и беседовали: иногда Зиберт, не найдя нужного слова в английском, обращался за помощью к Рыженкову. Во время разговора жена Клауса, заждавшись мужа, нет-нет да и выглядывала с балкона, выходившего на наши скамейки: дескать, куда запропастился?
— Расскажите, пожалуйста, о деталях вашей работы в Китае. В чем состояли трудности? Я, например, читала, что китайская федерация могла внезапно сменить отель, в котором должна была проживать команда на этапе Кубка мира, и тогда вас селили в плохих условиях.
— Нет, не это было главным. В реальности проблемы были двух типов. Одна — действительно в организации, заботе об удобствах, обучении. Но это была не только моя проблема. Вторая же состояла в том, что всего один спортсмен в команде говорил по-английски. А другой понимал лишь чуть-чуть.
Однако все мои мысли по тренировочному процессу, все ошибки, которые я замечал у спортсменов, требовали точного перевода. А это не было простым делом. В белорусской же команде все гораздо лучше: я могу здесь говорить по-немецки или, если требуется, немного по-английски и чуть-чуть понимаю по-русски.
Обычно тренер должен идти к спортсменам и разговаривать с ними. В Китае же восемьдесят процентов времени уходило на то, чтобы один из биатлонистов переводил остальным. Это было ненормально. Считаю, раз я — тренер, то атлеты должны напрямую общаться именно со мной, а не с кем-то другим, это важно. Иначе многие вещи теряются, искажаются.
Это была хорошая работа с хорошими спортсменами. Проблема состояла в менталитете. Азиаты совсем другие, нежели европейцы. Здесь я не сталкиваюсь с такими трудностями, как там. Беларусь — это Европа!
— Приведите пример разницы в менталитетах.
— И в Германии, и в Беларуси главный старт — чемпионат мира. А для китайцев превыше всего их национальные игры — для спонсоров, правительства, масс-медиа. Это можно было наблюдать на протяжении двух лет. В позапрошлом сезоне проходили Азиатские игры. Из-за них команда опоздала на чемпионат мира, пропустив спринт и гонку преследования. Мы прилетели в Италию лишь в понедельник вечером, а во вторник уже надо было бежать индивидуальную гонку…
Каждый тренер составляет программу подготовки, как на сезон, так и долгосрочную. Однако и на второй год моей работы в Китае все планы были нарушены. На сей раз вмешались Всекитайские игры, которые тоже, оказывается, важнее, чем чемпионат мира. Атлеты отправились с этапов Кубка мира на две недели в родную страну, где в это время стояло минус 20-30 градусов. Вы знаете, что бегают обычно три-четыре старта подряд, максимум пять. А Ван Чунли за полторы недели выступила в семи гонках! И когда команда вернулась в Европу, шесть спортсменов были больны — и это за десять дней до начала чемпионата мира.
Вы же понимаете: если дорога к чемпионату складывается хорошо, то по его результатам можно судить о продуктивности тренировочного процесса и корректировать дальнейшую программу подготовки, то есть продолжать в том же русле или что-то менять. В противном случае понятия не имеешь, в чем ошибся, анализ сделать сложно. Поэтому в годы работы в Китае я как тренер не был счастлив.
Мой контракт был рассчитан на два года. Он закончился, я уехал.
— Когда приняли решение, что не станете продлевать соглашение?
— После чемпионата мира. Не до, потому что это было бы нечестно по отношению к китайским спортсменам. А атлеты не знали о моем решении вплоть до последнего дня сезона. Они должны были выходить на старт и показывать результат, а не думать: вот, в следующем сезоне у нас будет новый тренер… Нет, это было бы нечестно.
— Сравните свои впечатления от первых тренировок с китайцами и белорусами.
— Думаю, уровень вашей команды гораздо выше. Я не могу судить о беговой подготовке, потому что главный тренер по бегу — Олег Рыженков, это его работа. Не могу сказать, белорусы здесь лучше или не очень хороши. Различных методик и средств подготовки много, и я не собираюсь оценивать ваши. А что касается стрельбы… В Германии ее уровень оценивают по стандартному тесту «10 выстрелов лежа плюс 10 выстрелов стоя». Так вот в Китае спортсмены основной сборной набирали 145 очков, максимум 155, что обычно соответствует уровню всего лишь юношеской команды.
Кроме того, я уже рассказывал на семинаре, что китайцы не были приучены использовать информацию по стрельбе после ухода с рубежа. Тренеры никогда не говорили спортсменам, куда ушли выстрелы, какую надо сделать поправку.
Можно приводить много примеров низкого уровня стрелковой подготовки. И моя цель — выводить команду на более высокий уровень. Я не стану жить вне своей семьи так долго ради пятидесятых-семидесятых мест.
— Какие цели вы ставите для белорусской команды?
— Такие же, как и для китайской: как можно чаще попадать в топ-8, то есть в цветочную церемонию. Это своего рода презентация, вам она необходима для спонсоров. И девятое место — хороший результат, и десятое тоже. Очень важно в течение сезона иметь как можно больше попаданий в топ-8, топ-10, чтобы по итогам общего зачета Кубка мира войти в топ-50, что в свою очередь является в биатлоне абсолютным показателем высочайшего уровня. Я считаю, что топ-уровень в отдельных гонках у мужчин — это попадание в 30 лучших, у женщин — в 25. Однако если вам не удалось войти в восьмерку сильнейших, то вы остаетесь вне поля зрения телевидения. Иметь своих представителей в топ-8 необходимо для страны, для поднятия духа команды.
Считаю, что в Беларуси мне будет работать намного легче. Во-первых, как отмечал, здесь больше членов команды владеют немецким и английским. Во-вторых, вижу, что ваши тренеры более опытны. И на семинаре в их присутствии специально подчеркнул, что я — не учитель. Никому не говорю: «Стой здесь и слушай меня!» У ваших тренеров достаточно квалификации, и им надо немного помочь со стороны.
Аналогичный пример — приглашение в Норвегию на должность главного тренера мужской сборной шведа Михаэля Лефгрена. Казалось бы, норвежцы и так знают достаточно. Однако они искали тренера, который привнес бы в команду взгляд со стороны. Так и со мной. Я здесь, как и в Китае, не учитель. Я не работаю в одиночку. Надо дискутировать. Или в противном случае уходить прочь.
Думаю, белорусские тренеры смотрят в мир. Они бывают в разных центрах подготовки и наблюдают, как работают на огневом рубеже другие команды, в том числе и немецкие, и способны перенять лучшее. Это и есть причина, по которой я приехал в Беларусь. Мы будем работать вместе, но можем смотреть на одни и те же вещи по-разному.
Я полагаю, что у вас так же, как и в Германии: если долгое время трудишься на одном месте, то становишься немного слепым. Уверен, ваши тренеры знают то, о чем я говорил на семинаре, но они, может быть, забывают рассказывать об этом атлетам.
Мы говорим «стрельба», и это слово включает для нас массу понятий: путь пули в стволе и воздухе, совмещение изображений диоптра, мушки и мишени и много других вещей, таких как тактика и техника. А для молодых спортсменов стрельба — это часто лишь просто «пуф!»
— Вы планируете заняться психологической подготовкой наших биатлонистов?
— Да, это очень важно. Я думаю, что каждый тренер должен быть психологом. Если ты разговариваешь с атлетом и при этом негативно настроен, то это плохо. Если такое случается снова и снова, то спортсмен ощущает на себе давление, что не может не сказаться на его результате. Если человеку постоянно повторяют, что он внизу, что ему не под силу подняться, то в итоге его уровень может упасть на два метра! Другими словами, атлет начнет проигрывать самому себе две минуты.
Спортсмены очень чувствительны. Поэтому у тренера всегда на лице должно быть солнце, он обязан демонстрировать позитив и казаться счастливым. Стрельба — это игра! Это то же, что и пенальти в футболе. Голкипер и ты. Ты и мишень. Это игра!
— (В разговор вмешивается Олег Рыженков) Но в футболе вратарь может прыгнуть, а мишень — нет!
— Проблема существует в том, что в футболе, если ты голкипер и десять атлетов в порядке, то и ты окей. А в биатлоне ты остаешься один. Это увлекательно. Но биатлонист, у которого не будет уверенности в себе, никогда не станет победителем. И тренер должен постоянно внушать эту уверенность атлетам. Это и есть психология.
— Может, у вас есть какие-то конкретные упражнения по психологической подготовке? Вы наверняка знаете, что, например, Рустам Валиуллин часто имеет проблемы при стрельбе стоя. Как исправить положение?
— Полагаю, еще слишком рано планировать что-либо конкретное. Сейчас наблюдаю, определяю возможности каждого. И следующие два месяца мы будем тестировать различные стороны подготовленности атлетов. Но соревнование есть соревнование. Поэтому мы планируем ввести в тренировочный процесс больше соперничества друг с другом, борьбу со временем, чтобы максимально приблизиться в тренировках к соревновательным условиям Кубка мира. И потом будем смотреть, над чем именно надо еще работать. Сейчас же наша цель — добавить напряжения, заставить спортсменов чувствовать ответственность уже на тренировках. Это означает стрельбу с ограничением времени или по уменьшенной мишени, с условием не выпускать лежа из «девятки», а стоя — из «шестерки» и тому подобное. То есть будем приучать атлетов к стрессу, который они испытывают на соревнованиях.
— Мужская команда в конце майского сбора провела контрольный стрелковый тест. Вы удовлетворены его результатами?
— Раньше белорусы стреляли тест «30 выстрелов лежа плюс 30 выстрелов стоя». Я же предложил немного другой, практикующийся в немецком биатлоне: «60 плюс 60» с лимитом времени. На пять выстрелов давалось две минуты. Более чем достаточно! Но сам факт ограничения подразумевает стресс. И Валиуллин выиграл стрельбу стоя и одержал победу по сумме: у него был всего один промах.
В дальнейшем мы обратим внимание на индивидуальные особенности спортсменов, разобьем их на группы по два-три человека и неделю за неделей будем работать над их недостатками.
— Однако все то, что вы говорите о стрелковой подготовке, не является чем-то новым. А наши тренеры ждут, что вы откроете им секреты прославленной немецкой школы биатлона.
— Главный секрет немецкого биатлона — это то, что у нас атлет идет к участию в Кубке мира десять-пятнадцать лет. Именно столько требуется, чтобы научиться, казалось бы, простым движениям и выйти на высокий уровень результатов.
— В чем все-таки вы видите разницу между русской и немецкой школами стрельбы? Ведь можно, к примеру, по-разному корректировать линию прицеливания при ветре.
— Сейчас я собираю информацию от тренеров команды. Может быть, их идеи окажутся более подходящими, а затем мы придем к совместному решению.
Совсем другая ситуация была в Китае. Я был главным тренером и сам принимал решения. И европейский план, понятно, отличался от китайского. Но, считаю, в Европе все так близко, так тесно. Мы встречаемся в Рамзау, Оберхофе, делаем примерно одни и те же вещи, только немецкие биатлонисты, допустим, неделей раньше. Вот и вся разница. Повторюсь, я не учитель, я могу лишь принести с собой немного другой взгляд со стороны. Это примерно то же, что сменить тренера в футболе.
— (К разговору присоединяется Вадим Сашурин) Однако вы не ответили на конкретный вопрос о разнице между нашими школами. Знаю, что в немецком биатлоне учат вносить поправки на ветер, вращая барабанчики прицела. Однако я всегда осуществлял коррекцию иначе — за счет выноса мушки из центра мишени. Считал, что это гораздо проще, быстрее и эффективнее. И постоянно удивлялся: как могут немцы упомнить, в какую сторону крутить тот или иной барабанчик?!
— Это ново для нас. Но, повторюсь, я приношу извне свои идеи, и ваше дело — принять их или нет. Демократия нужна не всегда. У меня нет желания советовать, как вам поступить. Если я говорю, вы можете тоже высказать свою идею. Мы все обсудим, и вы решите, каким путем идти. И за минуту можете изменить свое решение. Это не вопрос, делайте то, что вам нравится.
— Вы работали вторым тренером у Франка Ульриха в мужской сборной Германии. Сравните ее уровень с уровнем белорусской команды.
— Как вы могли видеть в течение последнего сезона, немецкая команда изменилась: ушли опытные атлеты, и она становится все более молодой. Этот процесс нелегкий. Уровень результатов и класс сборной снизились. Что до вашей команды… Я уже говорил тренерам, что она может войти в будущем по итогам Кубка наций в топ-5.
— Прошлый сезон ребята закончили на одиннадцатом месте…
— Через два года нашей совместной работы должны войти в топ-5. То же самое было в Китае: когда я приехал, мужская команда занимала 21-е место, а когда через два года уходил, вошла в топ-15.
Дорогу преодолевают шаг за шагом. Думаю, что квалификация тренеров и наша совместная работа позволят выполнить задачу. Сейчас борьба идет между сборными Австрии, России, Норвегии, Германии. Очень сильны команды Франции и Швеции. Вклиниться между ними не так легко. Похожая картина и у женщин.
— После Олимпийских игр в Солт-Лейк-Сити 2002 года вы покинули немецкую команду. Почему? Не хотели оставаться вторым тренером у Ульриха?
— В первую очередь я хочу сказать, что в решении сменить команду не было ничего личного. Это очень важно. Моя цель — работать в Кубке мира. А после Солт-Лейк-Сити объявили о другой кандидатуре второго тренера мужской команды — из Баварии.
— Фрице Фишере?
— Да. Поясню. В Германии три биатлонных центра: Оберхоф (Тюрингия), Альтенберг (Саксония) и Рупольдинг (Бавария). Вторые тренеры всегда менялись. Это сейчас в немецкой мужской сборной три тренера: Ульрих и Марк Кирхнер из Тюрингии, Ремо Круг из Баварии. Большинство членов команды теперь из Баварии и лишь один из Саксонии, как и я. И после сезона-2001/2002 меня на должности второго тренера сменил баварец Фишер.
Я же тогда планировался на пост главного тренера юниорской команды. Но, как уже говорил, моя цель — это работа на Кубке мира. Вскоре после Олимпийских игр ко мне обратились австрийцы: не могу ли я поработать у них тренером по стрельбе? Я согласился. А через три года, после чемпионата мира-2005, австрийская федерация предложила мне стать уже главным тренером. Однако ответил отказом. Я из Германии, и за год до следующей Олимпиады возглавить сборную Австрии? Это было невозможно. Вот почему уехал. А потом принял приглашение из Китая.
— Читала статью в австрийской газете, которая вышла в дни чемпионата мира 2005 года, где кто-то из самых квалифицированных и опытных членов команды, по-моему, Вольфганг Роттманн, резко выступил против вас.
— Действительно, в прессе появилось одно интервью Роттманна. Но оно не было честным… Он немножко сумасшедший… Вы и сами помните, каким образом спустя год ему пришлось уйти из биатлона (Роттманн и его коллега Пернер сбежали из Олимпийской деревни во время обысков итальянских карабинеров. — «ПБ».)… Для меня то, что он сказал, не имеет значения. Я не сержусь… Вы можете узнать мнение обо мне у других австрийских атлетов — Пинтера, Зуманна, Мезотича, Анны Шпрунг. Мы нормально общаемся, можем вечером вместе попить пива. У нас остались добрые отношения. Для меня это очень важно.
— Вы хотите работать на Кубке мира и потому трудились в Австрии, потом в Китае, сейчас в Беларуси. А после Беларуси вы, быть может…
— Надеюсь, я здесь надолго. У меня нет намерения каждые два года менять команду. В контракте с белорусами прописана возможность его продления.
— Что включает контракт, помимо суммы и срока?
— Это обычный контракт тренера. Ничего особенного. Затянувшееся подписание касалось не моей работы в команде, а чисто юридических норм, поскольку договор должен был быть составлен в соответствии как с белорусским законом, так и с немецким.
— Вы удовлетворены своим визитом в Беларусь?
— Я, вы, тренеры команды — мы все спортсмены, мы знаем друг друга уже много лет. И нам легко общаться и работать вместе. Я счастлив.
Светлана ПАРАМЫГИНА
«Прессбол»
