После гонки преследования корреспондент Р-Спорт Александр Говоров пообщался со старшим тренером одной из групп подготовки мужской сборной России Юрием Каминским.
Тренер рассказал почему Россию легко изолировали от международных соревнований, рассказал о своем отношении к ушедшим из его группы спортсменам, допинговом скандале с юношами в Норвегии, а также высказал свое видение того, как можно исправить многие проблемы, создав единую систему подготовки биатлонистов.
— Юрий Михайлович, ваш подопечный Эдуард Латыпов завершил первые две гонки в призерах. Позитивный результат или есть обида, что пока нет побед?
— Любой из пяти-шести биатлонистов мог выиграть гонку преследования. Честно говоря, понятно, что Эдуард внутри России точно всегда должен стремиться к победам, но сейчас просто такое состояние, что мы не думали о результате. Ставились локальные задачи, которые в большей степени касались стрельбы.
— Антон Бабиков после спринта сказал, что у него и близко нет такого таланта, как у Латыпова, который пришел в биатлон в 16 лет и уже стал лучшим в России. Согласны с его мнением?
— Во-первых, Антон принижает свой талант, который у него определенно есть. Другое дело, как его развивать. Вообще понятие таланта многогранно. Все, кто здесь финиширует в топ-6, сто процентов талантливые. Все зависит от того, как они реализуют возможности. В чем-то Эдуард талантливее Антона. С другой стороны, Бабиков в стрельбе вообще номер один в мире, на мой взгляд. Если, конечно, справляется с собой. Мы это видели не раз, особенно в эстафетных гонках. Он стреляет быстрее и точнее всех.
— Хотели бы еще поработать с Бабиковым?
— Антон решил перейти в другую группу. Это его выбор. Я нейтрально к этому отношусь.
— То же самое касается Даниила Серохвостова и Карима Халили, которые выбрали альтернативную группу подготовки?
— Здесь немного другое. Я уже неоднократно говорил, что мне хотелось бы видеть стратегию по развитию сборной России. У нас сейчас организуется какой-то междусобойчик, из которого некоторые спортсмены могут выйти как в плюсе, так и в минусе. В целом я хотел бы видеть стройную систему по крайней мере на олимпийский цикл.
— Вы имеете в виду, что сейчас слишком много тренировочных групп?
— Даже не столько это. Надо понять, что мы вообще хотим получить от спортсменов. Должность старшего тренера сейчас больше номинальная. Меня на ней, видимо, оставили по старшинству (улыбается). Тут два вопроса – что делать и кто за это все будет отвечать.
— В вашей группе занимается Александр Корнев, которого называют большим талантом.
— А кто его называет так?
— Удалось пообщаться с другими тренерами, которые высоко оценивают его потенциал.
— Что я наблюдаю с позиции тренера, который проработал почти всю жизнь в лыжных гонках. В этом виде спорта одним из главных качеств я всегда считал умение перестраивать движение, высокую обучаемость. Стрельба и бег формируют определенные способности, как когнитивные, так и координационные. И прочие способности, влияющие на технику движения. Корнев очень хорош в этом плане. Безусловно, у него есть свои недостатки. Вопрос в том, как он будет работать. Если он будет совершенствоваться, есть вероятность, что он вырастет в очень хорошего спортсмена.
— Перспективный же парень.
— Вот я и говорю, что у нас перспективных в юниорской команде каждый второй, а то и вообще все. Вот (Евгений) Емерхонов в гонке преследования занял 17-е место, причем он откровенно смазал два выстрела. Без этих промахов был бы в десятке. Великолепный результат для начинающего биатлониста, который только-только готовится соревноваться со взрослыми. Чем он не перспективный? У каждого есть лимитирующие стадии. Все зависит от того, как спортсмен это компенсирует. В юниорском спорте очень важно правильно сформировать себя. Поэтому я и говорю о том, что у нас ни в лыжах, ни в биатлоне нет выстроенной системы. Есть отдельные тренеры, которые работают успешно или очень успешно. Тот же Юрий Бородавко в лыжах. А так, чтобы каждый уровень решал конкретные задачи, и спортсмен поступал к нам в основной состав с определенными навыками, такого и близко нет.
— Кто, на ваш взгляд, мог бы выстроить эту систему?
— Федерация и главный тренер. Прежде всего это главный тренер. Конечно же, федерация играет огромную роль, как и министерство спорта. Я не очень понимаю, почему у нас не находится такого человека. Здесь нужен мотор, который бы все это соединил.
— Вы были бы заинтересованы стать таким человеком?
— Честно сказать, я не очень заинтересован этой ролью. Она очень тяжелая.
— Расстрельная фактически?
— В моем возрасте о расстрельной должности говорить смысла нет. Просто должен быть коллектив, в котором важную роль играет главный тренер. Один человек эту систему не сможет изменить. Да, он сможет ее декларировать, а вот выдержать все так, чтобы это работало, едва ли. В нашем виде огромную роль играет министерство спорта, поскольку оно финансирует большую часть у нас.
— Вы ранее упомянули про олимпийский цикл. Верите, что мы поедем на Олимпиаду в Милане?
— Понятно, что год-два нас не будут пускать точно. Квалификацию на Игры мы пройдем легко и за один год. Вопрос лежит больше в плоскости мироустройства. Если они дальше не будут пускать, нам нужно создавать свои спортивные организации и проводить свои международные соревнования. Сегодня политики просто задавили спортивных функционеров. Если у них нет интереса видеть Россию на том же Кубке мира, мы должны сами выступить в роли лидеров. Я не знаю, почему многие наши спортивные федерации так себя ведут. Возможно, я просто революционер (смеется).
— Вы хотели бы увидеть более жесткую позицию от наших спортивных федераций?
— Может быть, не столько жесткую… Посмотрите, что сейчас происходит в сфере финансов, торговли. Мы ищем пути. В спорте мы что ищем? Мы вот сейчас соревнуемся в Сочи, где все хорошо организовано. Но почему бы нам не договориться с Китаем, чтобы провести с ними соревнования? С тем же Казахстаном? Наши федерации во всех видах спорта должны проделать такую работу. Наверное, это произошло из-за того, что снизился их авторитет после известных скандалов с допингом. У нас нет того уважения, которое было во времена Советского Союза, когда мы могли провести свои альтернативные соревнования.
— Вы видите хотя бы небольшой шанс, что дела у нас наладятся?
— Шанс то есть, но к нему надо стремиться. Я здесь наполовину дилетант, потому что обладаю примерно той же информацией, что и вы.
— Просто есть ощущение, что тот же Международный союз биатлонистов говорит не своими словами.
— Это сто процентов. При этом не могу назвать бредом тот факт, что они намекают на связь российских биатлонистов с армией страны. Во всех странах такая ситуация, но абстрагироваться от этого просят именно нас. Суть происходящего сводится к тому, чем закончится конфликт на Украине и с каким для нас результатом. Чем лучше у нас там дела, тем больше на нас начинают давить.
— Вы наверняка слышали про допинговый скандал в Норвегии.
— Речь о том, что их юношам нельзя проходить тестирование без согласия родителей?
— Да, именно об этом.
— У них есть свое законодательство. Это очередной надуманный скандал. У каждой страны есть свои законы, на которые они имеют право. Если родителям скажут, что их ребенок не сдает допинг-пробы и его исключают из международных соревнований, они тут же примут правила игры. Вопрос предельно договорный. Для WADA чем больше скандал, тем лучше они живут. Эта организация стала слишком публичной, хотя таковой не должна была быть.
— Думаете, что норвежцы и WADA договорятся?
— Уверен, что договорятся. Не только потому, что это не Россия. Вопрос там решается гораздо легче. Родители дадут согласие, и все будет нормально.
