Юрий Чарковский, празднующий сегодня, 24 мая, 83-летие, пришел в лыжные гонки 64 года назад и до сих пор работает в сборной России. В интервью РИА Новости Спорт экс-главный тренер национальной команды рассказал об отношении к травле в свой адрес со стороны зарубежных СМИ, о громких допинг-скандалах 90-х и «нулевых», о становлении тренера Юрия Бородавко, а также о том, почему не считает Любовь Егорову допингисткой.
— Юрий Анатольевич, я сейчас озвучу мысли многих людей, с которыми общался на протяжении последних лет. Что вы – легенда российских лыжных гонок. Чувствуете себя легендой?
— Неа! Не чувствую.
— В чем все же ваш секрет. Откуда берется столько сил в 83 года?
— Секрет, наверное, в том, что я все время двигаюсь. Катаюсь на лыжах, летом хожу. Года три как у меня заболело колено, и я перестал бегать. А ведь еще три года назад я бегал. Думаю, что секрет именно в том, что я никогда не сижу на месте, всегда нахожу какую-то работу, по дому, в саду, в огороде. Надо двигаться!
— В психологии, наверное, тоже что-то кроется?
— Даже не знаю. Я просто люблю лыжные гонки.
— В свое время Владимир Алексеевич Логинов, возглавлявший Федерацию лыжных гонок России, долго уговаривал вас пойти на должность главного тренера сборной России. Почему в 2009 году все же согласились?
— Пошел на это, потому что больше некого было ставить. Не было подходящей кандидатуры, поэтому я согласился. Он мне сказал, что это на один год, вот я и согласился.
— Не жалеете?
— Да нет…
— А нет такого ощущения, что вас как будто на амбразуру бросили перед Олимпиадой в Ванкувере?
— Было ощущение, но а что поделать? Вообще, мне Олимпиада в Ванкувере абсолютно не понравилась, потому что там дистанция была просто ужасная. Такие подъемы и спуски… Если говорить простым языком, то дурацкие какие-то спуски, с поворотами, наберешь скорость, нужно гасить, потому что поворот. Какие-то нелогичные решения. Думаю, что только на этой Олимпиаде такое было. Там и Петра Майдич упала, сломала себе ребро. Хотя вокруг, на туристической трассе, такие хорошие подъемы были, классные! А вот для гонок — напортачили.
— Вы – заслуженный тренер, возглавляли сборную. Какой период в вашей карьере был самым сложным?
— Самый сложный… Думаю, что когда я стал вторым тренером сборной команды. Был тренером юниорской команды СССР – там все было ясно: я старший группы, вел эту группу, руководил. А когда стал вторым тренером, а старшим тренером был Владимир Яковлевич Филимонов из Алма-Аты, казах, мне было, конечно, тяжело. До этого я был сам себе хозяин, а тут – на вторых ролях, непросто было. Но потом как-то прижился. Это был 1987-88 год, Олимпийские игры в Калгари. Тогда у нас Леша Прокуроров стал олимпийским чемпионом, Миша Девятьяров стал олимпийским чемпионом, и Володя Смирнов был призером Игр.
— В начале нулевых только начинал свою тренерскую карьеру на высшем уровне Юрий Викторович Бородавко. И вы всегда его поддерживали, во всех интервью. Могли тогда себе представить, что в итоге он станет лучшим тренером России?
— Я не мог этого предвидеть. Но знал одно: человек, который не ошибается, который не набьет себе шишек, который не упадет в самый-самый низ – он не сможет стать хорошим тренером. Юрий Викторович два раза так падал, что можно было вообще забросить лыжный спорт. Вроде поднялся, и снова упал. Но снова поднялся. Только из таких людей вырастают настоящие тренеры. Не те, которые идут только по дороге вверх, такого не может быть. Нужно где-то ошибиться, понять свои ошибки, идти дальше. Вот такой Юрий Викторович. Но то, что он станет таким, я представить не мог.
— А о каких именно падениях вы говорите?
— У него школа, как все говорят, «на выживание». Взять, например, Сашу Легкова – одаренный спортсмен, послушный спортсмен, выполнял все, но выполнял до такой степени, что потом не мог реализовать то, на что способен. Ему нужно было отдохнуть, переосмыслить и снова начать. Это я про Легкова говорю. И вот то же самое про Юрия Викторовича. Он и сейчас работает в том же ключе, очень большие, сверхчеловеческие нагрузки, но теперь он советуется со спортсменами гораздо больше, чем раньше. Например, Большунов. В мире никто так не тренируется много, как он. Абсолютно точно. Все зарубежные спортсмены ему в подметки не годятся, они бы сразу ноги протянули. Ему это подошло, но и у него тоже иногда бывают спады. Вот и у Юрия Викторовича были моменты, когда понимал, что так нельзя идти дальше. Нужно упасть вниз. Его и жизнь «нагибала», не было результатов, опускался вниз, но потом снова поднимался. И сейчас он капитально стоит на ногах.
— То есть, научился строить диалог? Ведь не каждому тренеру дано слышать спортсменов?
— Научился, да.
— Читая иностранные СМИ, создается впечатление, что вас считают чуть ли ни каким-то подпольным «серым кардиналом». Некоторые СМИ называли даже «пауком лыжных гонок в спорте высших достижений в России», «самым нежелательным человеком на Олимпиаде». Как воспринимали такие набросы?
— Это глупости. Я на это, во-первых, не обращаю внимание. Например, после 2009 года (допинг-скандалы с участием Евгения Дементьева и Юлии Чепаловой – прим. ред.) они связывали этот допинг с моим именем. Я никогда не вдавался в подробности медицины, никогда не совал свой нос туда. Поэтому это все необъективно. Так что равнодушно отношусь к этому. Если обращать внимание, что они пишут, то можно сразу завязать.
— В чем вас только не обвиняли, но зная Елену Валерьевну Вяльбе и ее нулевую терпимость к допингу, и тот факт, что вы до сих пор в команде — я уверен, что все это неправда. Но все же. В чем была проблема тех времен? Откуда допинг сочился в спорт?
— Эти обвинения идут от норвежцев, шведов и финнов. А финны, когда сами замешаны, то молчат. А только немножко отряхнутся, время проходит, и тоже начинают вопить. Что интересно, во времена Елены Валерьевны, когда она была спортсменкой, ничего этого не было. У нас была дружба с норвежцами, со шведами. К ней приезжали домой иностранные спортсменки. И когда эта дружба прекратилась, это все и началось.
— Чем спортсмены в те времена руководствовались, принимая запрещенные препараты? Та же Любовь Егорова, за которую Вяльбе пришлось извиняться перед всем миром.
— Люба Егорова – не допингистка. Так получилось, что на Олимпиаде в Лиллехаммере, в 1994 году, им выдавали таблетки, которые потом запретили. А у нее осталась таблетка, где-то в чехле с мазями лежала. Саша Воронин, сервисер, сам видел, как она достала эту таблетку, не зная, что препарат уже запрещен, и приняла ее перед гонкой в Тронхейме, в 97-м году. Приняла без всякой задней мысли.
— Но опять же, незнание не освобождает от ответственности.
— Это ясно. Она за это и поплатилась.
— Чья дисквалификация была лично для вас больнее всего? Не было ли чувства какого-то личного предательства?
— Такого не могу вспомнить, не было у меня подобного. Вообще, у нас за медицину отвечал совсем другой человек. И я к этой медицине никакого отношения не имел и не имею. Но шведам и норвежцам же надо что-то найти. Ну, и потом, есть русская пословица «громче всех кричит – Держи вора! – сам вор». Вот они так и делают. Цепляются за каждый момент.
— Вы столько лет в сборной. Наверное, накопилось немало историй за эти годы? В силу различных причин у нас все любят истории погорячее. Вот, например, касательно нарушений режима, бывали ли по-настоящему скандальные случаи?
— Мне, например, Зимятов рассказал историю одну, которая была на сборе в Тольятти, когда я первый год работал тренером юниорской команды. Говорит: «Да мы ждали, когда вы заснете, а потом с ребятами сматывались на дискотеку». Ждали отбоя, смотрю, все вроде спят, темно. А на самом деле! Недавно мне признался. Это было связано с тем, что кто-то напился, а он меня успокаивал: «Да что ты переживаешь, мы-то всегда напивались, только вы не знали об этом!» Кстати, сейчас в команде нет пьянок. Все это пьянство ушло в историю.
— Спорт становится все профессиональнее?
— Да, профессиональнее. Сейчас уже никто не пьет. Раньше мы боролись с этим явлением, а сейчас вообще этого нет.
— А до драк никогда не доходило?
— Чего не было, так это драк. Никогда.
— Какой была Лена Трубицына, а теперь – Елена Валерьевна Вяльбе — во времена юниорской команды? Она же в свое время тоже тренировалась под вашим руководством.
— Лена Трубицына тренировалась с таким настроем… Девочки сейчас так не бросаются на тренировку. Во-первых, она выходила самой первой и пахала – будь здоров! Сейчас девчонки так не делают, хотя, конечно, выполняют большие объемы по интенсивности и по скорости. Она была очень прилежной спортсменкой. С ней никаких проблем не было никогда.
— А кто самая «сорви-голова» была из той плеяды?
— Даже не вспомню. Не было таких. Что Лазутина, что Вяльбе, за три месяца до чемпионата мира даже на Новый год шампанское себе не позволяли выпить, настолько серьезная подготовка была. Все подчиняли выступлению на чемпионате мира или на Олимпиаде. После – уже немножко позволяли, но на это никто не обращал внимание. При этом, они это делали так грамотно, что у тренера не было никаких подозрений. Да если даже и были… Все же видели, как они до этого пахали – на голом энтузиазме и без алкоголя (смеется)!
— Когда вы были тренером юниорской сборной, то под вашим руководством тренировалась не только Вяльбе, но и Алексей Прокуроров. Как перенесли трагедию с его смертью?
— Я плакал, не знаю как… Я был в Отепя, приехал на автобусе из Рамзау, переночевал и утром пошел на зарядку. В это время телефон. Мне позвонили и сказали, что вот, такое дело. Но, может быть, это еще и не он, поскольку нужно было подтвердить личность. Увидели документы на Прокуророва, но их могли и украсть. Наш доктор, Владимир Юрьевич Тихонов, он поехал, опознал… Это было ужасно. Прекраснейший человек! Мы потеряли хорошего тренера женской команды. Переживали очень.
— Его сбил пьяный водитель. Это одна из причин вашего неприятия к алкоголю?
— Конечно.
— В сборной вы – главный боец за здоровый образ жизни, откуда в вас такая категоричность в данном вопросе?
— Я уже семь лет как не принимаю ни пива, ничего, веду здоровый образ жизни. До этого пил только красное вино, чуть крепенького, но все в меру. Но сейчас такая жизнь, что пить алкоголь – только вредить себе.
— Вы практически не даете интервью. Последнее большое интервью – то, которое мы с вами делали в 2017 году на чемпионате мира в Лахти. Почему?
— Честно говоря, мне не нравится давать интервью. Тебе вот интервью даю уже, как говорится, «по накатанной дороге».
— В том самом разговоре, шесть лет назад, вы говорили, что можете пройти 40 километров на лыжах по трассе Тартуского марафона. Сейчас сильно снизились показатели?
— Много раз сейчас проходил 28 километров. Конечно, километраж, сократился. Получается так: в одну сторону иду 14-15 километров, разворачиваюсь и назад.
— Вам позавидуют даже молодые.
— Ну, молодые не позавидуют, они ходят гораздо быстрее, чем я. Но моего возраста люди, конечно, могут и позавидовать.
— Вас и во время спортивной карьеры всегда тянуло на длинные и сверхдлинные дистанции. Как это можете объяснить?
— Это природное, наверное. Я вообще, когда начинал свой путь в лыжных гонках, у меня было две собаки. Я тогда в Пушкино жил, рядом с лесом. Выходил с собаками, у нас круги были определенные, бежишь потихоньку. Тяга к равномерному режиму, ориентировался всегда на показатель «пять минут – километр», это в спокойном темпе. Так у меня и получалось 30-40 километров.
— Почему же не пошли в легкую атлетику, например?
— Ну, там нужно было с детства заниматься, технику ставить. Легкоатлетического шага у меня не было никогда. И потом, еще вот что: школа закладывает твое будущее в спорте, а у нас в школе не было стадиона. Бегали вдоль школы по обыкновенной проселочной дороге, тротуаров не было. Поэтому специального бега нам не ставили.
— Во сколько лет, получается, вы пришли в лыжные гонки?
— В 59-м году, мне было 19 лет. За год до этого поступил в техникум машиностроительный, там был очень хороший преподаватель – Юрий Иванович Тарараксин. Кстати говоря, Дима Губерниев мне все время напоминает о нем. Потому что с его дядей мы учились в одном техникуме. У нас там был еще один студент, который тренировался в МГС «Динамо», три-четыре раза в неделю ездил на тренировки. Там работали заслуженный мастер спорта СССР Василий Павлович Смирнов и Виктор Николаевич Бучин, у которого и я потом стал тренироваться. Тогда и были мои первые профессиональные шаги.
— Как все же за это время изменились лыжные гонки. Сейчас в 19 лет спортсмены уже зачастую попадают в основной состав сборной.
— Все меняется. Гонки тогда были совсем другие. Сейчас скорости просто сумасшедшие. Вот в Тюмени (на чемпионате России) командный спринт был, два этапа все бежали на равных, выдерживали скорости. И только потом Большунов расправился с конкурентами. Это непостижимо. Смотрел и удивлялся, как же так они все выдерживают темп? У девочек тоже, хотя у них раньше разрыв получился.
— По сути, на ваших глазах прошло все становление современных лыжных гонок?
— Да. Все поменялось. Раньше нам тренер говорил: «Надо катить, катить!» А сейчас катить нельзя. Сейчас надо бежать на лыжах. Некоторые подъемы – уже вприпрыжку, как Клэбо показал первый раз. Вприпрыжку надо бежать. Саша Терентьев у нас первым из россиян освоил это, и его же оружием Клэбо победил. В финской Руке.
