Ирина Казакевич — одна из немногих российских биатлонисток, кто может записать прошедший сезон себе в актив.
В 23 года она провела весь сезон на Кубке мира, стабильно занимая там места в топ-20.
При этом сумела остаться в стороне от всяческих разборок и скандалов, полностью поддерживая Михаила Шашилова — старшего тренера и своего личного наставника, который курирует ее подготовку с детства.
В интервью СЭ она рассказала, чему научилась у Доротеи Вирер как относится к тому, что Шашилов называет ее ребенком; как сумела выиграть 60-километровый Авачинский лыжный марафон; почему не активно ведет Instagram и как планирует готовиться к олимпийскому сезону.
Самое жесткое в марафоне — последние десять километров
— Как вы провели межсезонье?
— Отпуск уже, можно сказать, закончился. Прохожу углубленное медобследование в Москве, а потом едем на первый сбор в Сочи. До этого отдых у меня был довольно насыщенным. Мы съездили на Камчатку, потом у меня еще был отпуск, но об этом я не особо хочу распространяться. Даже никаких фотографий в соцсети не выкладывала.
— Почему нет? Практически все ваши подруги по команде выкладывали фото с морей и океанов…
— Не люблю выставлять на всеобщее обозрение свою личную жизнь. В основном выкладываю что-то в соцсети, только если есть какие-то обязательства. Знаю, что многие относятся к этому иначе, но я все же хочу, чтобы личное оставалось личным.
— На Камчатке вы выиграли Авачинский марафон, обойдя в том числе и многих лыжниц. 60 км — это же экстремальная дистанция для биатлонистки?
— Мы заранее запланировали, что будем закатываться на Камчатке. Полетели Настя Шевченко, Алексей Шевченко со своей подругой лыжницей Натальей Мекрюковой, Тамара Воронина… Цели показать какой-то результат не было, мне просто интересно было пройти такую дистанцию. Порадовало, что сумела выйти из трех часов (результат Казакевич — 2:59.15). Это основа, от которой можно отталкиваться для будущих марафонов.
— Был кризисный момент на дистанции, когда хотелось все бросить?
— Конечно. Первую тридцатку мы шли вместе с Натальей Гербуловой. При этом после 20-го километра у меня прихватило спину, были очень неприятные ощущения. В биатлоне ни разу с таким не сталкивалась. А на заключительных десяти километрах — сплошные подъемы, был только один участок, где реально немного выдохнуть. Это было самое жесткое, все мышцы отключались. Только за пять километров до финиша мне крикнули, что разрыв большой, и я уже докатывала поспокойней.
— Что ели и пили на протяжении 60 километров? Биатлонисты в таких вещах неопытные люди.
— Я советовалась с лыжниками, конечно. В итоге ехала с питьевой системой на два литра, кучей энергетических гелей и бананом. Но банан не пригодился. Мне сказали, что по ходу дистанции нужно есть и пить буквально каждые два-три километра, даже если не хочется. В основном пользовалась тем, что везла на себе, иногда брала воду с пункта питания. На последних километрах, когда стало тяжело, испугалась, что вдруг началось голодание. Съела гель через силу, но лучше особо не стало. Желудок уже ничего не воспринимал.
— После Камчатки вы еще были на свадьбе у Тамары Ворониной.
— Да, это одно из самых запоминающихся событий межсезонья! Тома собрала всю нашу команду, спасибо ей большое. Я впервые в сознательной жизни была на свадьбе, эмоции непередаваемые. Мы практически не сидели на месте, постоянно были какие-то конкурсы, танцы… Очень весело и одновременно как-то душевно, по-домашнему.
Вирер спокойно общается даже после неудач. Есть чему поучиться
— Вы провели первый полноценный взрослый сезон на Кубке мира. Каковы его главные плюсы и минусы?
— Основной плюс — это сам факт того, что я провела полноценный сезон на Кубке мира и приняла участие в чемпионате мира. Но из-за пандемии все было немного не так, как обычно. И мне интересно, как бы я среагировала, если бы на трассе и на трибунах было много людей, все бы кричали, на стрельбище было бы шумно… Возможно, в чем-то мне и было легче из-за того, что соревнования вынужденно проходили в более камерной обстановке. Ведь для меня все было впервые, даже почти все места были незнакомыми. Единственные города, где я до этого бывала, — это Контиолахти (там мы проводили сбор) и Поклюка, где я три года назад бегала на юниорском чемпионате Европы. Но трасса с тех пор изменилась, они переделали подход к стрельбищу. Раньше он был очень крутым, и, если кто-то стрелял с 30-й установки в масс-старте, сложно было вовремя затормозить.
— Своих соперниц на Кубке мира вы раньше видели только по телевизору. Что или кто больше всего впечатлили?
— Наверное, как они относятся к гонкам вообще и к неудачным в особенности. Они позитивно настроены почти всегда, даже если что-то не получается. Запомнилось, как Доротея Вирер после неудачной гонки на первом этапе в Оберхофе, когда она с одним штрафом была за тридцаткой, в раздевалке общалась и шутила с другими спортсменками. Абсолютно спокойно и расслабленно, словно ничего страшного не случилось. А на следующем этапе была уже в топ-3.
— На чемпионате мира вас не поставили в классическую эстафету, хотя по результату вы туда проходили. Как это восприняли?
— Ну, для начала все говорили, что меня и на первый спринт не нужно было ставить. Перед Поклюкой мне сказали тренеры, что я бегу спринт / преследование и, при удачном раскладе, масс-старт. Для первого раза этого и так выше крыши. На эти гонки я и настраивалась. Эстафетный состав тоже был определен заранее. Я или Лариса Куклина могли туда попасть только в случае личной медали, наверное.
— На чемпионате мира вы впервые столкнулись с жесткой критикой со стороны СМИ и болельщиков.
— Я старалась ничего не читать, было только несколько негативных комментариев в Instagram, которые попались на глаза. Для меня самым сложным моментом была необходимость выходить в микст-зону. Иногда после гонки ты еще не соображаешь ничего, на эмоциях, а нужно выйти к журналистам и сказать что-то осмысленное. А на тебя потом по телевизору посмотрят и подумают: что, неужели нельзя было лучше пробежать или отстрелять?.. Не все же понимают.
ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ
