Ее титулы можно перечислять долго – четырехкратная олимпийская чемпионка, девятикратная чемпионка мира, 39-кратная чемпионка СССР. Одна из лучших лыжниц ХХ века. В Сочи она прилетела на неделю с группой ветеранов. На следующий день после нашего разговора возвращалась домой – в село Италмас под Ижевском. Ей много раз предлагали перебраться в Москву, но Кулакова отвечала: «Ни за что! Я – человек деревенский…»
– Какие впечатления увозите из Сочи?
– Красиво здесь. Но некоторые моменты расстроили.
– Например?
– Почему на церемонии открытия из спортсменов флаг несла только Скобликова? Почему факел на стадионе отдали людям, не имеющим отношения к зимней Олимпиаде? Мы с ветеранами обсуждали – все возмущены! Сколько у нас великих лыжников – Веденин, Зимятов, Герой России Егорова, Сметанина…
– Кулакова.
– Я не о себе. За наш вид спорта обидно! Ладно, бог с ним, с открытием. Самое большое огорчение – результаты в лыжах. У парней хотя бы серебро в эстафете есть. Глядишь, еще медаль будет. А на девчат надежд никаких (интервью состоялось до командного спринта. – Прим. «СЭ»).
– Почему?
– Слабенькие. Не справляются с высотой. Меня очень смущают современные роллеры. Рядом с моим домом лыжная школа, я наблюдаю, как девочки на них тренируются. Накатывают километры, а толку? Вместо реальной нагрузки – иллюзия. Ноги должны работать! Чувствовать, что ты отталкиваешься!
– В ваши времена роллеры были другие?
– Конечно! Советского производства, неудобные – каждый весил пять килограммов. На них и по асфальту непросто, а мы со Сметаниной экспериментировали, ходили по грунтовым дорогам. Позже появились роллеры из ГДР. Они получше, но все равно катили не так, как нынешние.
– Дай ваши тренировочные объемы сегодняшним лыжницам – не осилят?
– Сомневаюсь, что кто-то из них делает за год по десять с половиной тысяч километров. Для меня-то это было нормой. Летом на роллерах – 80 километров в день. Зимой на лыжах – примерно столько же. Практиковали кросс-походы по 50 километров. За раз! В Бакуриани пройдешь через перевал, спустишься к озеру Табацкури – и обратно на базу.
– Вячеслав Веденин говорил мне: «У Кулаковой организм выдающийся. Деревенская закваска, крепкая, здоровая, выносливая…»
– Я всегда много тренировалась. Меня не нужно было подгонять, заставлять. Виктор Иванов, возглавлявший сборную СССР, ворчал: «Галя, на тебя надо узду надевать – и придерживать». Скажут 30 километров – иду 35. Всё по ощущениям. Могу еще? Вперед! Поэтому выигрывала и в низине, и в горах.
– На финише когда-нибудь были близки к обмороку?
– Трудно бывало, но мы никогда не падали. Вспоминаю свой последний сезон. 1982 год, в апреле мне исполнялось сорок, решила заканчивать. На чемпионате мира в Норвегии Сметанина, выиграв «двадцатку», натягивала брюки. К заборчику прислонилась – и начала по нему сползать. Я подхватила, хоть сама еле на ногах держалась. Тяжелее всего дались мне две серебряные медали – на чемпионате мира-1978 в Лахти и три года спустя на чемпионате СССР в Апатитах.
– Что произошло?
– В Лахти уверенно лидировала на «двадцатке», отрыв был 8 секунд. На подъеме перед стадионом вдруг почувствовала, что отказали руки и ноги. Сжала зубы, продолжала работать – но как в замедленной съемке. Зина Амосова меня обогнала. А в Апатитах на «тридцатке» я вообще на две минуты успела оторваться! За 5 километров до финиша меня опять вырубило намертво. С бега на шаг перешла. Нина Пономарева, подружка моя, кричит: «Галь, вставай за мной, вместе пойдем!» – «Нет, нас догонят. Если можешь – уходи…» Нина победили, ну а второе место я уж никому не отдала.
– Вы Сметанину упомянули. Почему она не в Сочи?
– Раю приглашали – отказалась наотрез. Я звонила, пыталась переубедить – бесполезно. Не любит она шумиху, из своего Сыктывкара редко куда-то выбирается. Разве что ко мне на юбилеи. Когда в 1971-м Сметанина пришла в сборную, я над ней шефство взяла. Говорю: «Давай за мной». И она тянулась, терпела. Со временем обыгрывать меня начала. Ха!
– Сейчас из молодых лыжниц кому симпатизируете?
– Да я, кроме Чекалевой, никого не знаю. Лыжи почти не показывают. Как не включу телевизор – сплошной биатлон.
– С артистами на Олимпийских играх общались?
– В Лейк-Плэсиде Евгений Леонов приезжал к тренерам, которые жили в домике поближе к старту. Байки травил, отвлекал от дум перед гонкой. Мог даже ничего не говорить. Пальцем в своем большом носу начнет крутить, рожицу скорчит – и мы покатываемся от смеха. А на чемпионате мира в Лахти познакомилась с дядей Володей из «Спокойной ночи, малыши».
– Владимиром Ухиным?
– Точно. Сколько же он знал похабных анекдотов! Мы так хохотали, что у Сметаниной случился вывих челюсти!
– В Кремле на правительственных приемах бывали?
– Два раза. Сразу после Саппоро. И чуть позже, когда за три олимпийских золота вручили Орден Ленина. Награждал меня Георгадзе, секретарь президиума верховного совета СССР. Еще у меня три ордена «Знак почета». А после Гренобля получила «За трудовое отличие».
– Михаила Калашникова вы знали?
– Разумеется. Встречались и на праздниках, как почетные граждане Удмуртии, и в гости друг к другу ездили. Калашников обычно на дачу нас приглашал. Удивительно светлый человек, добрый. До конца жизни была ясная голова, отличная память, хорошая речь.
– В Сочи собирались вы с ветеранами – о чем вспоминали?
– Да вот сегодня на завтраке рассказывала историю из собственной юности. Отправились в поход. Трактор прошел по лыжне, нагреб валуны. Со спуска катишь – и втыкаешься туда. Одна упала, вторая. Деваться некуда, я присела – чтоб лыжи не сломать. Тут сзади врезается девочка. Лыжа с хрустом разлетается пополам, протыкает мне спину. Больно, но сворачивать назад не стала. Вернулись из похода – к хирургу. Небольшая операция потребовалась. Вырезал он щепку и вручил мне со словами: «Бери на память». Где-то затерялась.
– А самая первая медаль сохранилась?
– Да, за второе место на районных соревнованиях. Я в колхозе дояркой работала. Воскресенье – выходной. Из нашей деревни Степаново до Воткинска 27 километров. Председатель выделил лошадь, сани. Хотя это расстояние часто покрывала на лыжах. А то и пешком. Автобусов-то не было. Жутковато, конечно, одной через лес. Как-то иду, вижу – мужики лежат.
– Мертвые?
– Живые. Охотники. Решили отдохнуть и прямо на тропинке залегли. Я мимо пробиралась – дрожала. Потом резко ускорилась, они давай свистеть вслед.
– А звери?
– За волками мы иногда гонялись.
– Это как?
– Молодежь на санях посылали за сеном. Как-то приезжаем к стогам, вокруг волчьи следы. Визг-писк, вилы похватали. Нас много – вряд ли подойдет. Обратно едем, смотрим – волк пересекает заснеженную дорогу через Каму. Берег крутой, ветром снег надуло. Он прыгает, карабкается, зацепиться не может. Трогать не стали. А вот когда волк нашу козу уволок, бежали за ним с вилами.
– Догнали?
– Нет. Зубами ухватил ее за шею, на спину перекинул – и потащил. Для нас потеря козы была трагедией. Жили-то впроголодь. Я девятый ребенок в семье.
– Я читал – одиннадцатый.
– Двое рано умерли, до войны. Заболели, а в глухой деревне какая медицина… Мама растила нас в одиночку. Отец погиб в 1942-м.
– Сколько было маме, когда вас родила?
– 41. Она меня называла: «Прощальный поцелуй». На фронт отец уходил, не зная, что мама беременна мной. О моем рождении он так и не узнал. Мы получили от него единственное письмо. Храню его. На двух страницах по именам перечисляет всех детей, напутствует: «Хорошо учитесь. Помогайте маме… Лидочка уже, наверное, ползает…» Это сестра моя, 1940 года рождения.
Папа – сельский учитель, служил писарем при штабе. В похоронке написано: «Пал смертью храбрых под Ельней». У стен Смоленского Кремля могилы советских солдат. Я ходила там, искала фамилию. Ничего не нашла. Наверное, в штаб бомба попала, всех засыпало.
– Как же мама вас одна подняла?!
– Сильная женщина. Порой нечего было есть, так соберешь в поле гнилой, промерзший картофель, в печке поджаришь – вкусно! Мы это называли «хопки». Или нарвешь липы, мама что-то намешает, испечет. Летом спасал огород. Свекла, морковка, капуста. Каждый день варили 10-литровый чугун картошки.
– Представляю, как она вам надоела.
– Почему? До сих пор картошку очень люблю, сажаю. Второй хлеб. Мама уходила на работу в колхоз, а мы, детвора, занимались огородом. Пололи, копали, пилили дрова, таскали воду. Мы с Лидой самые маленькие – ведро не удержать, бегали за водой с чайником и банками. С детства приучались к физическому труду. Это мне и в спорте пригодилось.
В шестом классе у сестры-доярки были уже неплохие надои. Получила деньги, и мы купили мешок муки. С того момента в доме появился нормальный хлеб. Прежде мама пекла его из картофельных очисток, добавляя щепотку муки. Он был тоненький-тоненький. Я переживала: «Девчонки с собой в школу пышные караваи приносят. А у нас хлеб такой низкий…» Мама вздыхала: «С чего ж он поднимется?»
– Вашу родную деревню затопило, когда строили ГЭС?
– Домик наш стоял на пригорке и не пострадал. Но кругом было столько воды, что всех переселили повыше. Новый дом строили брат и мы, три сестры. Сами лес пилили, трелевали, вывозили. Потом уж наняли татар, которые рубили дом. Два года назад сестра его продала. Жалко! Место шикарное на берегу Камы, тишина. Новые русские там всю деревню скупили. Я предлагала: «Давай кирпичом обложим, пусть стоит…»
– Не послушала?
– Из-за снохи была вынуждена продать. Та ее избила, выгнала вместе с мужем из дома. Их сыну я сказала: «Ты для меня больше не существуешь. Как мог так с родителями поступить?!»
– Домой вернетесь – чем будете заниматься?
– Сугробы с крыши убирать – за неделю навалило будь здоров! Я просила у строителей двускатную крышу, но они, черти, по-своему сделали. Каждую зиму мучаемся – снег набивается тоннами. Раньше сама с лопатой лазила, теперь мужиков подряжаю. Рядом со мной живет Нина Парамонова с племянниками. Держим огород сообща.
– Хозяйство большое?
– Куры, собака, кот-любимчик. Утром просыпаюсь – иду в курятник. Включаю свет, кормлю. Они обожают битую посуду. Желудки луженые, надо, чтоб пища перетиралась. Я стучу молотком по тарелкам, а куры прямо под него лезут – эти крошки клюют! Летом они гуляют в загончике среди берез. Участок – 30 соток, на территории находится мой дом-музей, площадка для экскурсионных автобусов.
– Экскурсии лично проводите?
– Нет. Не хочу про себя рассказывать. Для этого есть человек. А Нина – заведующая.
– На лыжах катаетесь?
– Лыжня от забора начинается, но уже года три не выходим. У Нины проблемы с коленями, две операции были. А у меня руки разболелись, высоко не поднимаются.
– Машину водите?
– Да, это мне нравится. Глава Удмуртии Александр Волков подарил на 70-летний юбилей RAV 4. Когда дорога свободная, могу разогнаться. Нина меня «Шумахером» называет.
– Тот же Веденин рассказывал: «Кулакова до Олимпиады в Инсбруке расписалась с нашим массажистом Владимиром Володченко. Но тренер Виктор Иванов шумел: «Галя, Родине нужны медали! А если ты забеременеешь и не попадешь на Олимпиаду?!» Житья не давали. В поездках вместе не селили. Вскоре Володю к конькобежцам перевели. Семью разбили, спустя три месяца заставили оформить развод…» Неужели вы ничего не могли изменить?!
– Сама не хотела. Такой я человек – мешало мне это. К тому же он в Москву звал, а я отмахивалась: «Никогда! Устаю от Москвы, не для меня город. Я – деревенская, природу люблю».
– Как сложилась судьба бывшего мужа?
– Понятия не имею. Не интересовалась. Видела его один раз в Лужниках – через год после развода.
– Вы по натуре одиночка?
– Не знаю… Но о замужестве больше не помышляла. Жила с сестрами, племянниками. Сейчас одной спокойнее. Плюс Нина рядом.
– А дети?
– Родить я не могла. Последствия операции, которая была в Свердловске 9 декабря 1969-го. А уже 7 февраля в Высоких Татрах с распоротым животом я выиграла на чемпионате мира «пятерку». На «десятке» шла 13-й, тренер Иванов кричит: «Галя, работай! Будешь третьей!» Иду в подъем – боль страшенная. Думаю: «Господи, скорее бы спуск!» Там полегче.
– И какое место заняли?
– Третье! Я только об одном жалею – Бог не позволил иметь детей. В остальном все хорошо. Главное – как привыкла с детства трудиться на земле, так по сей день тружусь. Мне это в радость. Земля здоровье дает. Я не из тех пенсионеров, которые сутки проводят на диване, уткнувшись в телевизор. Нет, когда совсем прижмет, могу прилечь. А так – все время при деле.
Александр КРУЖКОВ, «Спорт Экспресс»
