Интервью skisport.ru
Сегодня речь пойдёт о книге, написанной нашим товарищем – лыжником, бегуном, триатлетом Евгением Трофимовым, пробежавшим за свою жизнь не один десяток лыжных и беговых марафонов, триатлонов, в том числе и полный Ironman. Но к успешному бизнесмену, человеку, состоявшемуся в профессии, беда пришла, когда её не ждали. Рак, операция, адаптация к жизни без желудка. Показалось, что худшее позади, но вскоре выяснилось, что одна-единственная раковая клетка успела проскочить в мозг и год там разрасталась, пока не заблокировала какие-то жизненно важные функции. Дальнейшие химиотерапия, трепанация черепа, надежды на выздоровление, рецидив, повторная трепанация черепа, снова рецидив…
И всё-таки Евгений жив и чувствует себя, как он сам говорит, неплохо. Изучает немецкий язык, учится, путешествует. Пробежал марафоны в Берлине и Вуокатти. И написал книгу о счастье, которую на днях выпустило издательство «Лыжный спорт»…
* * *
…Когда в сентябре 2024 года мы обменялись с Женей Трофимовым телефонами, выяснилось, что такой номер в моём смартфоне уже есть, и значится он как «Евгений Трофимов, Битца».
— Жень, не могу вспомнить, когда мы с вами раньше пересекались? — признался я собеседнику.
— Это ещё со времён штаба спасения Бутовского леса — помню, делал листовки, смонтировал видеоролик в защиту трассы, который показывали перед собранием. Но это и вправду было давно, так что не мудрено, что вы меня не помните.
Вот так нечаянно выяснилось, что с моим сегодняшним собеседником я знаком уже два с лишним десятка лет…
Мы договорились с Евгением, что издадим его книгу «Путешествие в Счастье. Возвращение сбитого лётчика». Правда, до этого он уже выпустил эту книгу пробным тиражом в пару десятков экземпляров, но на широкую аудиторию книга эта выходит вместе с издательством «Лыжный спорт» и сайтом skisport.ru.
* * *
— Мне кажется, ваш пример, ваша биография не просто интересны — уникальны. Хочется понять, как человек, оказавшись в такой ситуации, ведёт себя, какие испытывает эмоции, как планирует свою жизнь? Предлагаю в первой части интервью поговорить о том, откуда вы родом, как поступили в ВУЗ, как оказались в Москве, как работали в крупных компаниях. Ещё меня в вашей книге зацепил такой момент — оказывается, вы задумали эту книгу ещё до того, как на вас навалились все эти неприятности. Вот это меня очень удивило. Подумал: как же так? У человека есть деньги, здоровье, карьера, спорт, семья, успешная жизнь… И вдруг — книга о счастье. Почему это торкнуло вас ещё в той, «довоенной» (до болезни) жизни? И во второй половине интервью хотелось бы, чтобы вы рассказали о самой книге.
— Я родился в Сибири, в городе Новокузнецке — металлургическом, суровом крае с брутальными людьми. Если честно, был слабоватеньким. А в таком положении, чтобы ходить по Новокузнецку, нужно уметь выбирать место и время — вот такими были реалии в нашем городе. Потом, правда, подкачался, чуть осмелел — как-то же надо было выходить из этой ситуации? Но мне не было комфортно в Новокузнецке — грубоватая атмосфера, и я, закончив школу, уехал продолжать учёбу в Кемерово.
— Кемерово — это уже областной центр?
— Да.
— А Новокузнецк — районный?
— Ну, как районный? Формально да, но он по своим размерам даже чуть больше, чем Кемерово. По сути, это два крупных металлургических комбината со всей вытекающей из этого спецификой, в том числе и экологической.
*
В Кемерово мне было гораздо комфортнее, я поступил в университет на физический факультет, у меня поднялась успеваемость. И, в общем, в Кемерово началась моя самостоятельная жизнь, без родителей. Женился рано, в 23 года у меня уже были дети.
— Их у вас сколько?
— Сейчас трое от двух браков.
Итак, физический факультет закончил, стал программировать, мне это нравилось, тем более, что как раз началась перестройка, появились первые персональные компьютеры. Я сначала работал на больших ЭВМ, потом пошли персоналки, потом я попал на работу в облисполком, и здесь уже была совершенно иная среда, тут много чего происходило в то время.
— Это 90-е?
— Да. Появились новые возможности, я кооператив создал, потому что денег в облисполкоме толком не платили, но можно было кооператив создать и зарабатывать какие-то деньги там. Немножко заработал денег, купили с первой женой квартиру в Кемерово. Двое детей, квартира, работа — вроде жизнь начала налаживаться. Но потом не сложилось, развелись. Рано, конечно, печально всё это, но я с первой женой до сих пор поддерживаю нормальные человеческие отношения.
А вторая жена, Ирина, с которой я продолжил свой жизненный путь, это просто мой ангел-спаситель, с которым мы 30 с лишним лет живём вместе.
В общем, времена перестройки, всё интересно, а я, естественно, человек любопытный, хотелось расти, а чтобы расти, нужно было перебираться в столицу. Поэтому в 94-м году мы переехали в Москву.
МОСКВА
— А что значит «переехали в Москву» — начали снимать квартиру?
— Нет, собрали все деньги и купили однокомнатную квартиру. Потому что и я, и жена в Кемерово работали в банке…
— Но вы сказали, что работали в облисполкоме?
— Это было на первом этапе. А потом из облиспокома я ушёл в банк.
— Всё то же самое — программирование?
— Да. Я хороший айтишник, писал программы, и после моего ухода эти программы работали в банках ещё лет по десять, пока их не стали заменять на 1С и подобные. То есть я мог, например, за неделю написать программу «банковский вклад» для операций с вкладами многофилиального банка, и она работала. А тогда это было очень солидно.
— Думаю, что не только тогда, но и сейчас?
— Нет, сейчас это бизнес уже совсем других масштабов, а тогда это только начиналось. Поэтому в Москве меня сразу же взяли в крупный банк — просто с улицы.
А ещё в Кемерово я внедрил ту самую многофилиальную систему, которая называлась КузбассСоцБанк. Собственно, именно поэтому я немного денег и заработал, чтобы купить квартиру. С женой вместе мы собрали деньги и купили однушку возле МКАДа. А в Москве меня взяли в банк «Российский кредит», многие слышали такое название, наверное?
— Конечно.
— В «Российском кредите» я был директором по автоматизации всего банка. И это — придя с улицы. Мы сделали точно такую же многофилиальную систему и для «Российского кредита», пока этот банк не «накрылся».
— Представляете, как мир тесен? У нас (у редакции журнала «Лыжный спорт») был в этом банке счёт, куда мы принимали переводы от читателей за подписку. И у нас там пропали какие-то деньги — небольшие, но всё-таки (оба улыбаемся).
— Да, бывает такое… Ирина тоже в те годы работала в «Российском кредите». Мы с ней, правда, не пересекались, она в аудите работала. А потом она перешла в сферу банковских продуктов, занималась выстраиванием процессов и, собственно, до самого своего ухода на пенсию работала в этой сфере.
Но у меня интереснее случился поворот. Мне стало скучно. После нескольких проектов я перешёл в Онэксим банк, а это ещё более солидная структура по сравнению с «Российским кредитом». Правда, честно скажу, там у меня ничего не получилось в плане внедрения автоматизации — банку розница оказалась не нужна. Можно было работать, зарабатывать, у меня к тому времени появилась машина Вольво, то есть с точки зрения карьеры всё вроде как удалось, сложилось, но было скучновато и сделать с профессиональной точки зрения ничего было нельзя.
— А вы специалист по розничным продуктам?
— Да, я специалист по автоматизации. В общем, в Онэксиме мне стало скучно, и тут мне помогли — меня уволили. То есть это был первый для меня такой шок — оказывается, людей вполне себе нормальных, работоспособных и лояльных можно просто так уволить, начальник сменился и — до свидания.
Я, наверное, с год пребывал в состоянии турбулентности — в «Русском стандарте» поработал полгода, меня оттуда тоже уволили. Зато я свой английский в этот период подтянул, свободного времени было много, и я целыми днями занимался языком.
И потом мой — я даже скажу друг — Евгений Иванов — это президент Росбанка, я с ним работал в Росбанке вместе, у нас были очень хорошие рабочие отношения, и он всё смотрел-смотрел на меня и говорит: «Иди ко мне обратно советником».
— В Росбанк?
— Обратно в Росбанк. И я вернулся, но уже не в роли программиста, а в роли советника. А что такое советник? Это всё что угодно. Сегодня мы занимаемся реструктуризацией СБС-Агро, завтра сделай мне аналитику, условно, бразильских розничных систем, то есть нужно было уметь мозг вот так растянуть — советник должен уметь готовить аналитику по любым вопросам. Это для меня была такая школа — я на мир бизнеса посмотрел куда более широкими глазами.
«ПОЛЮС ЗОЛОТО»
А потом случился следующий шаг — Евгений Иванов стал генеральным директором золотодобывающей компании «Полюс Золото», и я пришёл туда вместе с ним. Мы вдвоём и ещё секретарь были первыми сотрудниками «Полюс Золото», которые выделились из компании «Норильский Никель». То есть: акционер компании, Михаил Дмитриевич Прохоров — дальше Иванов — и дальше я. Занимайся чем хочешь. Ну, понятно, что финансы — это не моё, сфера IT меня уже не очень интересовала, всё-таки к тому моменту IT я отдал более 15 лет жизни. И я ушёл в корпоративное развитие. Стал директором компании по корпоративному развитию, но на самом деле занимался управлением персоналом. Меня уже люди интересовали больше, чем машины. И вот порядка 10 лет я проработал в этой области. Я, конечно, курировал и IT — там хорошие были ребята, мы с ними были на одной волне. Причём, у нас очень компактный офис был, в корпоративном центре всего «Полюса» было максимум 130, по-моему, человек — все в одном здании сидели. По сравнению с другими компаниями, которые очень много персонала набирали, у нас всё было намного скромнее.
Но это было интересное время, я практически из командировок не вылезал, у «Полюса» все бизнесы очень далеко расположены, самый ближний — Красноярск, и то за 400 км от самого города. А самый дальний — Магадан, всемирно известная столица суровых реалий. И я раз в месяц, иногда чаще мотался по всем этим местам. Потому что я не понимаю, как можно управлять компанией, не видя производство своими глазами, не общаясь с людьми.
В это же время друзья появились — хорошие люди живут на Колыме, причём живут в очень непростых условиях. Но, конечно, всё равно не могу сказать, что я всю эту школу прошёл, потому что школа — это не просто однажды прокатиться на 100-тонном самосвале, а самому сесть за руль и поработать. По крайней мере поймёшь на собственной шкуре, что такое ночной карьер, что такое работать здесь.
*
*
*
В общем, об этом периоде можно долго рассказывать, это всё-таки такая более свежая для меня история по сравнению с годами молодости. Но, опять же, мне нечего тут скрывать, в этот период я нормально заработал. Сейчас мне эти деньги приходится тратить, я уже ничего не зарабатываю, но, представьте, все медицинские операции я оплачивал из своего кармана. Я вообще не знаю, как проходило бы моё лечение, если бы мне пришлось искать деньги, добывать какие-то квоты, ожидать в очереди право на операцию…
Но период «Полюс Золота» тоже закончился, потому что это корпоративный бизнес, а в такого рода компаниях при смене владельцев практически всегда происходит смена управленческой команды. В принципе, я находил контакты и с той, и другой стороной, не конфликтовал ни с кем. Когда С.Керимов расстался с М.Прохоровым и забрал «Полюс» — они меня оставляли в компании, сказали, что ко мне нет никаких вопросов или претензий. Но я уже много раз проходил эту процедуру и знаю, что это на полгода — всё равно потом будут расставлять своих людей, просто произведут всю чистку в том числе и твоими руками. Поэтому я предпочёл получить выходное пособие и спокойно уйти. Никто не возражал, всё было сделано комфортно. И вот с 2013 года я больше не работаю по найму, то есть уже одиннадцатый год.
ТРЕТИЙ ПЕРИОД ЖИЗНИ
И в 2013-м году фактически начался третий период моей жизни: здоровья много, я начал много спортом заниматься, Айронмен сделал, Васу пробежал, Марчалонгу. Вот не хватило у меня ресурса Бирку пробежать…
— Наверное, не ресурса, а времени?
— Нет, не времени. Я приболел. А потом какие-то гонки начали отменять из-за ковида, а дальше у меня началось то, что началось. Так что Бирка оказалась непокорённой, увы.
Ещё мне Наттвасан (Nattvasan) очень понравилась. Знаете такую?
— Нет, не слышал.
— Гонка идёт по той же трассе, что и Васалоппет, но старт даётся в восемь часов вечера. Ночью бежишь, все с фонарями, и это такое грандиозное ощущение — в ночном лесу поток лыжников, тем более, что рельеф — сначала подъём, а потом 80 км с постепенным понижением. Эта гонка, правда, проходит в формате пар, обязательно должен быть попутчик. Я бежал с девушкой, но она на 30-м километре сказала мне: «Извини, не могу больше». Было очень холодно, скольжение тупое, так что не удивительно, что она не смогла продолжить. Её как раз муж на 30-м километре встретил, и она закончила.
Ну, думаю, что делать? Пробегу всё равно. И я бежал эту гонку в режиме соло. А стимул был самый что ни на есть весомый — надо было на автобус успеть, чтобы обратно в Муру вернуться. Так что вот эту Наттвасан очень всем рекомендую — она сильно не похожа на все остальные гонки.
*
*
*
*
В общем, я много поездил в эти годы — наверное, каждый месяц какую-то гонку пробегал. У нас в семье есть автокемпер — Мерседес Виано, мы иногда неделями не останавливались в гостиницах и ехали, ехали, ехали…
— У вас там спальные места оборудованы?
— Это обычный минивэн, но спать в нём можно. Даже зимой как-то мы спали в нём с женой в Контиолахти. Правда, замёрзли как бобики. Это было как раз в нашей совместной поездке с Леной Копыловой — тогда-то мы с ней и познакомились.
— А вы с Леной знакомы?
— Ну да. Она, собственно, и написала мне, что по поводу издания книги лучше контактировать с вами. Вот в той поездке на этап Кубка мира в Контиолахти мы все и познакомились. Понятно, что мы с женой могли и сами туда съездить самостоятельно, без Лены, но с Леной была целая группа, а это новые лица, общение, знакомства, эмоции — мы и подписались на эту совместную поездку.
*
*
*
И вот так как-то годы шли и шли, и вот здесь как раз и начинается самое интересное. Я книгу писал себе спокойненько…
— Стоп, Жень, перескочили. Где, на каком этапе возникла идея написания книги «Путешествие в Счастье»?
— Вот как раз на этом этапе. Потому что я спортом занимался, бизнесом занимался, попутешествовал, открыл для себя мир, ресурсы какие-то накопил. Ну что дальше делать? Надо попытаться всё хорошее, что увидел в жизни, с чем познакомился, что пропустил через себя, как-то систематизировать. А что такое «хорошее в жизни»? Это и есть счастье. И вот я задался целью эту формулу счастья в явном виде изложить. Я же вот как-то хорошо себя чувствую, правда? Хорошо бы как-то описать это. И я начал готовить материал. А, забыл сказать — я же ещё попутно психологическое образование в эти годы получил .
ДИПЛОМ ПСИХОЛОГА
— Какого ВУЗа?
— Это уже частный вуз был — Институт организационной и клинической психологии — окончив его, я получил специальность клинического психолога. Просто подумал: я физик по образованию, а работаю с персоналом. Иногда люди спрашивали: какое физика имеет отношение к персоналу? Мне эти вопросы не мешали, но решил — получу ещё образование психолога, чтобы увереннее ориентироваться во всех этих вопросах. Вот так я и стал дипломированным психологом.
Тоже для меня было шоком, сколько у людей существует всяких психических заболеваний. Вот мы сейчас с вами разговариваем, и я понимаю, что происходит в моей голове, как мне удерживать целостность восприятия. Люди думают, что так оно всё от природы устроено. Ничего подобного. Нужно быть счастливым, нужно уметь радоваться каждому мигу, что у вас всё хорошо работает. Я же говорю, у меня сейчас выпало зрительное восприятие текста. Обычному человеку дать бы на 10 минут попробовать, что это такое — жить без зрительного восприятия, то-то он удивился бы.
— А радио, телевизор нормально воспринимаете?
— Да, звук воспринимается нормально, а вот читать крайне тяжело.
— Ок, возвращаемся к книге, к периоду ещё до болезни.
— Пишу. Спокойно собираю материал, читаю, обобщаю, систематизирую. В общей сложности, наверное, более 500 книг прочитал по разным направлениям — я просто постоянно читал в этот период — в год, наверное, штук по сто. Сначала по бизнесу. Потом — по психологии. Потом — по другим направлениям. В общем, пишу книгу о счастье, а она всё как-то пишется и пишется, года четыре на это ушло, материал собирается, систематизируется, библиотека собралась приличная.
ПЕРЕЕЗД В ВЕНГРИЮ
В это же время произошёл, правда, интересный момент — мы почти переехали жить на Запад. Какое-то у меня появилось чувство, что в России дела идут… Я, безусловно, русский человек, но… Вижу, напряжение какое-то в стране растёт, а я не люблю, когда непонятная ситуация. Думаю — надо посмотреть, а как там?
— Это в каком году всё происходило?
— Наверное, в 2018-м. То есть решил получше изучить этот вопрос. Одно дело ездить туда туристом, и другое — пожить там.
Ещё один интересный момент — у нас был большой дом в Подмосковье — ну очень хороший, прямо дом мечты. И вот когда я стал чувствовать потребность уехать, то понял, что дом меня так привязывает… И мы его продали.
— Ничего себе! Ещё не понимая, что точно хотите уехать? Или это было одновременно?
— Это протекало как-то параллельно, эти процессы не были между собою связаны.
— Жена не возражала?
— Для жены это была трагедия — она лишь недавно перестала переживать по этому поводу. Для женщины дом, видимо, что-то гораздо более важное по сравнению с мужчиной. Причём продали мы его на ужасных условиях, за полцены, у рынка конъюнктура на тот момент была какая-то очень неблагоприятная. Но, как оказалось, это было, пусть и очень тяжёлое, но правильное решение. Мы его продали в 2019 году, и фактически летом этого же года я заболел. Я ещё пробежал две или три гонки, в Америку съездил, показал там хорошие для себя результаты, тело — звенело, работало как часы, а в нём, как оказалось, уже вовсю рак бушевал. Я летом стал почему-то плохо глотать, потом уже вообще не мог ничего, кроме жидкой пищи, принимать. Второго февраля 2020 года я доехал до Москвы, пошёл на гастроскопию под наркозом, и вернулся из-под наркоза в другом мире.
*
*
*
*
РАК
— Диагностировали рак?
— Да. Причём сказали: срочно на операцию, третья стадия, у тебя вообще ничего не работает. Но я и сам уже понимал, что не работает. То есть вот так началась, можно сказать, моя новая жизнь… Почему я сказал, что мы дом очень вовремя продали? Потому что мне в моём новом состоянии ещё и домом заниматься было бы абсолютно невозможно…
— А дом где был, по какому шоссе?
— Это был коттеджный посёлок «Графские пруды» по Киевскому шоссе. Чудесное место, у меня там лучший друг — руководитель этого посёлка, инвестор, акционер. Ребята хорошие, я уже когда продал дом, всё равно приезжал туда побегать с ними. А уж по посёлку сколько кругов я нарезал на лыжероллерах, роликовых коньках… Я же ещё и на роликах бегал марафоны, спидскейтингом занимался — я всё хотел попробовать, всё хотел через себя пропустить.
— Но там скорости какие-то сумасшедшие, это же почти велосипед!
— Ну да. Я пробежал мой лучший марафон — Берлинский — за 1 час 26 минут. 30 км в час.
— Бывает, и бьются на этих роликах?
— Не очень опытные участники защиту используют. Но лидеры едут без защиты, в низком ботинке — я вообще не понимаю — как? У них настолько стопа сбалансирована, диву даёшься. Я-то бежал в высоком ботинке, мы же лыжники. А они бегут быстрее часа такие гонки. У меня, представьте, скорость более 30 км в час — а с какой скоростью едут лидеры, если они из часа выезжают? И всё это — по берлинским улицам, с поворотами, дорожной разметкой, брусчаткой, канализационными люками и пр.
— Я как-то видео смотрел с этого берлинского роликового марафона, так у меня просто волосы порой дыбом вставали: идёт такая лава, такой плотный поток, кажется — сейчас один оступится и такой завал будет!
— Бьются, бывает такое. Понятно, что люди шлемы используют, защиту, но всё бывает. Степень опасности ещё очень сильно зависит и от места в пелотоне, от амбиций, от желания видеть себя в верхней части протокола. В нижней части протокола люди идут уже спокойнее, а элита летит как курьерский поезд.
— Ок, возвращаемся к главному предмету нашего разговора.
— Ну да. Итак, другая реальность — что делать?
— Как жена реагировала на это всё?
— Я до сих пор не знаю, как она реагирует. Потому что у меня к ней безумная любовь, желание поддержать, и в то же время я и от неё столько получаю, ни о чём не спрашивая. Всё-таки четыре года жить с человеком при таком его состоянии. Ну, это отношения уже на другом уровне. Не на уровне логики, это просто любовь…
В общем, рак желудка, третья стадия, при этом очень агрессивная. Я понимаю, что шансов немного — по статистике выживаемость при таком заболевании — 15%. И… Я еду в Вуокатти. У меня вот как было, так и есть ощущение: я буду жить полной жизнью, и если суждено умереть, то я возьму в эти последние дни и часы от жизни всё, я порадуюсь каждому мгновению. Я катался… Сил — до хрена, рак ведь на самочувствии поначалу никак не сказывается, это же нейроны в голове, а в теле всё есть! И дальше такой поворот — покатался две или три недели, простился, можно сказать, с этим волшебным местом, с лыжами, с погодой, а что делать дальше?
— Мне тоже очень нравится Вуокатти, этот 24-километровый круг вокруг сопок, эти приюты-хижины с очагами…
— Согласен, место волшебное. Я там, кстати, бегал самую длинную для меня дистанцию — сотку — по-моему, три раза. Это когда 50 км классика и потом 50 км конёк.
— Марафон-дуатлон, получается?
— Ну да. И называется эта гонка с чисто финским юмором — Кайну-спринт. 50 + 50.
— То есть вы после первой части переодевались, переобувались и двигались дальше? Даже обувь меняли?
— Конечно. Нет, я знаю, что есть специальные ботинки для дуатлона, но я использовал две пары: классические и коньковые, предпочитал переобуться в сухое.
Ну вот, побегал, мы вернулись в Москву. Я, конечно, занимаюсь какими-то медитациями, понимаю, что надо что-то искать, потому что медицина говорит абсолютно безапелляционно — надо ложиться под нож, и всё. А я как-то под нож не очень хотел с этой стадией ложиться. Желудок пока есть, всё есть, а сейчас всё отрежут и что?
— А врачи сразу сказали — резать?
— Да. Причём у российских врачей в то время была установка, что надо сначала делать операцию, а потом уже заниматься химией и всем прочим. То есть надо срочно под нож.
ДОКТОР ГЕРЦОГ
Ладно, Ирина организовала встречу с мистиком, целителем — Витом Мано (Veet Mano). Он в битве экстрасенсов участвовал, американец, живёт в России. Я предполагал, что к нему не попасть. Нет, Ирина договорилась: 15.000 рублей, послезавтра встреча. Приезжаем. Ну, думаю, сейчас мы с ним начнём говорить об эзотерике, а он так внимательно посмотрел на меня и говорит: «Тебе нужно к доктору Герцогу. Если тебя кто и спасёт, то только он. Он живёт в Германии, врач-онколог, у него своя клиника, езжай туда».
— А он типа посмотрел на вас и что-то увидел? Вы ему что-то рассказали о себе, показали?
— Почти ничего. Так вот, буквально несколько слов. В общем, мы в 12 часов дня закончили с ним разговаривать, а в 7 часов вечера уже сидели в самолёте на Франкфурт, благо визы делать нам не надо было. Я вот просто почувствовал, поверил ему.
Мы приехали, встретились, и вот этот доктор Герцог стал моим другом. Он стал меня лечить. Пять сеансов химиотерапии. Это, конечно, нечто. Только отходишь, тебе снова три дня вкачивают, снова отходишь, снова вкачивают, и так пять раз. Каждая химиотерапия потребовала от меня всех моих ресурсов.
— Говорят, каждая химиотерапия — это почти как убийство человека.
— По сути так оно и есть. Поэтому я всех заклинаю — не запускайте тело, занимайтесь спортом, просто вас это в какой-то момент спасёт. Конечно, никому не желаю рака, но от любых напастей спорт очень сильно защищает.
Приведу такой пример: у доктора Герцога в клинике был неплохой спортзал. Я его спрашиваю: «Можно спортом заниматься?» Он мне: «Нужно! Каждый день полчаса. Не сможешь полчаса, три раза по 10 минут». И я просто ходил, менял упражнения, делал силовые, потому что организм нельзя запускать ни в коем случае: делаешь ты химию, не делаешь — всё равно надо заниматься. Бывают случаи, когда ты вообще ничего не можешь делать. Но если окошечко появилось, двигайся. А что делать в клинике? Двигаться, гулять.
В общем, операцию сделали после пяти сеансов химиотерапии.
— Доктор Герцог?
— Нет, он же онколог. Делал операцию хирург , доктор Падберг, тоже огромное ему спасибо, он сделал всё прекрасно, с тех пор у меня нет никаких проблем с желудком.
— А что вам сделали с желудком? Желудок вырезали и пищевод пришили к прямой кишке, я правильно понимаю?
— Не совсем так. Представьте себе — у меня вырезали не только желудок, но и 18 см пищевода. Оказывается, у нас пищевод можно вытянуть и, если очень примитивно — пришить к кишке. И потом, конечно, была реабилитация такая очень серьёзная — три дня лежал в реанимации под всеми этими мониторами.
— Вы были эти трое суток в сознании?
— В полубессознательном состоянии, почти во сне.
Тоже — такие вещи узнаешь… Сестра операционная — то ли русская была, то ли украинка. Как же это важно — встретить человека, когда возвращаешься в этот мир через шесть часов после операции! И тебе — человеческое рукопожатие, тебя встречают. И ты понимаешь — жив! И какое-то такое чувство любви ко всем накатывает. Обкачанный всеми этими лекарствами, в полуобморочном состоянии. А вот ощущение от этого рукопожатия… Я до сих пор в контакте с ней, она в Германии так и работает в госпитале. То есть эти реанимационные сёстры — боги какие-то.
Ну, и восстанавливаться начал постепенно, занимался спортом, жизнь начала налаживаться. А у меня ещё осложнения были — жидкость в лёгких. Мне же два разреза сделали, чтобы добраться до этого пищевода, раскрыли рёбра, лёгкие разрезали, и у меня после операции жидкость начала скапливаться, лёгкие начали «плакать». Два литра осталось жизненной ёмкости лёгких после операции. Это, чтобы вы понимали — лежать можно, а ходить — уже не хватает кислорода. И каждые два дня вот такую (показывает руками) иголку под рёбра засаживали и с каждого лёгкого откачивали больше литра того, что там накапливалось. Удовольствие, доложу я вам, от этой процедуры ещё то.
— И всё это без анестезии?
— Без. Ну, терпишь, понимаешь, что надо. Но жить можно. Я даже бегать начал. Думаю, надо всё равно метаболизм запускать, раскачивать. Пусть объём лёгких — всего два литра, но надо пытаться. 50 метров максимум я мог пробежать тогда трусцой. Потом надо было останавливаться и дышать. И ушла эта жидкость из лёгких где-то только через две-три недели.
Вот опять же — ну кто это расскажет, что после операции надо двигаться, иначе реабилитация уйдёт не туда? Потому что все эти ткани, хоть и пережили большой стресс, но они живые, они должны дышать, работать.
Ну вот — вроде всё, можно выдохнуть, рака нет, вырезали, лёгкие работают, и где-то в октябре я из клиники уехал. Правда, мне надо было наблюдаться, раз в три месяца в клинику показываться.
— Раз в три месяца вы летали туда?
— Я же в Венгрии жил тогда, не так далеко, поэтому летать не было необходимости. Я же говорю, что решил освоиться в Европе.
— И первый «якорь» бросили в Венгрии?
— У нас там вид на жительство был.
*
МЕТАСТАЗ
И, как ни странно, опять Вуокатти. Весна 2021-го, я пробежал тренировку — не помню, беговую, что ли? И что-то мне стало так плохо, кое-как дошёл до дома и упал в обморок. Даже ничего не успел сказать, отключился. Ну, финская медицина, госпиталь в 30 км, МРТ, говорят: «У тебя метастаз в мозге».
— Это они определили по МРТ?
— Да. То есть жизнь сразу ушла на новый виток. С желудком всё нормально, но оказалось, что одна-единственная клеточка проскочила в мозг, её никто не обнаружил, видимо, не думали, не прогнозировали, что такое может случиться.
Итак, рак из области желудка переместился в область головного мозга. Правда, доктор Герцог сказал, что ничего страшного, что есть такая технология — кибернож, это такая технология сфокусированной радиации. У тебя, говорит, не такой большой очаг, два сантиметра, сейчас мы его облучим, и он рассосётся.
В общем, подготовили, сделали, облучили. Но там же потом не сразу проявляются последствия операции, месяца два надо ждать, а я понимаю по прошествии этих двух месяцев, что ничего не работает, я себя чувствую всё хуже и хуже. Снова сделали МРТ — опухоль уже 4 см.
— То есть не помог кибернож?
— Не помог. Девяноста процентам помогает, я так верил, что окажусь среди них, а оказалось, что я попадаю в 10%.
Ну, ладно, в августе 2021-го года делают хирургическую операцию: вскрыли, почистили. И вот здесь… Делает операцию немецкий хирург, и через три месяца выясняется, что он удалил не всё. Я снова иду к нему же — типа пусть получше почистит, исправит свою работу. Он это делает, и для гарантии мне добавляют радиацию. То есть до этого делалась просто операция по удалению, а тут добавили ещё и радиацию.
— Облучение?
— Да. Какая-то тоже специальная технология, 15 сеансов.
Итак, начинается 2022 год. И вот сомнительный момент, о котором я хотел упомянуть, заключается в том, что у меня всё время был какой-то дискомфорт относительно этого хирурга. На чём этот дискомфорт основывался? Я же не знаю, что он сделал мне внутри, по самой операции у меня вопросов и быть не может, но на голове у меня после операции были такие шрамы — ну вот просто зашито всё — словно коновалом каким-то. Вроде шрамы украшают мужчин, огорчаться не из-за чего, но там такие были шишки, складки. Я даже в кепочке стал ходить, чтобы не пугать никого. Я чуть позже объясню, как это сказалось, потому что это важным оказалось моментом.
Ну ладно, облучили, последствия радиации — это просто ужас. Это вот одна из худших вещей в моей жизни. Операцию пережить оказалось намного проще. Потому что после радиации делаешься абсолютным «овощем». Я из дома выходить боялся месяца два. Опять же, я в Вуокатти уехал. Всё время меня в таких ситуациях на природу тянет, в это родное место. Хорошо, что Ирина машину водит. Доехали, она меня везде за руку водит, солнышко, весна, я свежим воздухом дышу. И вот потихонечку-потихонечку я начал отходить от всего этого — какие-то пробежки начал делать, тренировки, через полгода вроде выкарабкался. Делают МРТ, вроде всё нормально, проехали — можно снова планировать что-то в своей жизни.
Я, собственно, ничего и не заканчивал планировать, даже на паузу не ставил. Причём, сразу скажу, может это мне так везёт, но я почти не чувствую боли — то ли, может, я привык её терпеть на тренировках, всё-таки после Айронмена состояние бывает иногда похожее. Правда, после Айронмена отпускает быстрее.
РЕЦИДИВ
Но у меня американские горки продолжаются. Через какое-то время, уж не помню через сколько, делают очередное МРТ, говорят — у тебя рецидив.
— Рецидив — это значит, снова увидели раковые клетки?
— Ну, раковые клетки они в буквальном смысле увидеть не могут, но видят по контрастному веществу, что светится что-то не то. Я тогда разозлился очень сильно — говорю, ну рецидив и рецидив — всё, надоели мне эти «качели», не буду больше ничего делать. Буду жить, сколько отпущено. И вот представьте себе — прожил полгода, снова сделал МРТ, говорят — а у тебя ничего нет. Видите, такое тоже бывает. Один врач сказал — рецидив, другой через полгода говорит — всё нормально. Конечно, радости много, когда узнаёшь, что ничего не обнаружено.
КНИГА
Ладно, живу и живу. Ну вот, дожил, фактически, до 2023 года. Но я уже пишу книгу. Когда вышел из-под радиации, подумал: вот теперь я буду писать совсем другую книгу, потому что мне теперь есть чем с людьми поделиться. В такой ситуации, как у меня, очень многие люди закрываются, ощущают себя как будто проигравшими. Вроде как стыдно — всем повезло, а тебе не повезло, как можно рассказывать всем, что тебе не повезло? А я думаю — нет, я не пойду этим путём, я буду писать книгу про счастье. Потому что счастье в любом состоянии можно проживать. И так вот постепенно расписался и где-то за полтора года — с конца 2022-го года по начало 2024-го — эту книгу и написал.
Надо сказать, что мне очень повезло с Юлией Потёмкиной — редактором книги. Это она отредактировала мой такой совершенно кондовый стиль. Но я отчётливо понимаю, что книга всё равно получилась сложной, это нелёгкое чтиво.
И вот книга готова, надо её издавать, и тут у меня в той области, где врачи оставили на голове шрамы и шишки, появляется болезненность снаружи головы. Ну, снаружи, что тут такого, это типа как ссадина или прыщ, что тут криминального, правда? Я даже в баню ходил в этот период, растирал, массировал и, наверное, тем самым усугублял ситуацию.
Но организм, оказывается, штука уязвимая, к нему нельзя так легкомысленно относиться. В общем, болезненность растёт и растёт, а я продолжаю жить своей обычной жизнью. Пробежал лыжный марафон в Вуокатти, из четырёх часов, всё нормально, всё работает. Добрался в конце марта до Венгрии, пошёл на МРТ, говорю: «Мне тут липому нужно убрать, у меня тут шишечка». Они говорят: «Какая липома, тебе к онкологам! У тебя эта штука прогрызла кость и снова ушла внутрь».
Вот сейчас у меня на голове вырезан кусок кости (черепа), и на это место вставлен имплант.
— То есть этот кусок кости оказался поражённым?
— Да, эта штука, оказывается, может разрушать и кости… Говорят: если бы ты немного раньше обратился, мы бы тебе на 3D-принтере напечатали эту заплатку. Я говорю — ладно, и так сойдёт.
В госпитале имени Бурденко мне сделали операцию, опухоль вроде как кость прогрызла, но внутрь мозговой оболочки не успела попасть, там есть такой слой между костью и тканями мозга, и она где-то вот тут между ними и остановилась. Я думаю — ну, слава богу, успели, всего лишь кусок кости потеряли. И я продолжаю жить хорошей жизнью, проживаю все моменты счастья, собираю впечатления.
— Прямо как детектив всё это слушается…
— Нет, я к этому времени уже понял, я для себя формулу счастья сформулировал. Что это проживание лучших моментов жизни в существующем состоянии. Иногда есть люди, которые могут только дышать. То есть они уже так больны, что ничего другого, кроме как дышать, им не остаётся. Но дышать можешь? Дыши! Так, чтобы проживать это дыхание целиком.
— Можно, наверное, сказать — счастье жить, да?
— Да, счастье жить — это и есть проживание лучших моментов. То есть можно в такой ситуации зажаться, злиться на весь мир. Но ты же можешь что-то другое в это время делать! Что-то лучшее, что в этот момент тебе доступно.
— А как бы вы охарактеризовали свою книгу одним-двумя предложениями? О чём эта книга?
— Как-то, может, я привязался к этой формулировке — это книга о счастье, как его находить и проживать.
— Книга об умении радоваться жизни?
— Не умении, нет. А вот именно как ощущать. Почему я постоянно говорю об ощущении? Потому что ощущение — это очень индивидуальное чувство. Невозможно научить ощущениям — их можно только почувствовать, получить. Для этого важно уметь создать среду, встретиться с другом, посмотреть в глаза. Ну то есть это всё не про какой-то привычный, понятный, формализованный механизм получения ощущений, это про искусство через чувства эти лучшие моменты отбирать, притягивать.
— Чем вы сейчас живёте? В чём видите смысл жизни? Что вас сейчас мотивирует?
— Сейчас у меня есть два ответа на этот вопрос. В среду у меня операция («Л.С.»: разговор происходил в конце сентября 2024 года).
— А что за операция?
— Опять будут вскрывать черепную коробку, чистить.
— То есть это серьёзная операция?
— Ну, такая же, как были до этого две. Я сейчас фактически нахожусь на медикаментах, которые меня держат — без них мне было бы трудно. А с медикаментами плаваю, йогой занимаюсь. Я сейчас выложу график своих тренировок за неделю (смеётся). Тут с профессором-хирургом общался и с лечащим врачом. Они мне: «Может не надо фитнесом заниматься?» Я им: «Ну, я потихоньку, обещаю. Я свой организм знаю».
Так вот, это короткий ответ на вопрос — чем я занимаюсь. Я могу сказать, что я не гарантирую, что буду жить после 25 сентября. Нет такой гарантии. Но я проживу эти дни до 25-го и надеюсь, много-много дней после как раз проживая моменты счастья. Если что-то пойдёт не так, не удастся, ну… Вот это будет уже судьба. Поэтому ответ такой: знаете про кота Шрёдингера?
— Нет.
— Это из квантовой механики. Кот Шрёдингера — он одновременно и жив, и мёртв. Австрийский физик-теоретик Эрвин Шрёдингер предложил такой мысленный эксперимент: вот коробочка, там капля яда и электрон, который случайным образом может активировать эту каплю яда, а может — не активировать. И пока коробочка закрыта, это состояние называется суперпозицией, это означает, что кот одновременно в этот момент и жив, и мёртв, и только в момент, когда ты измерение производишь (открываешь коробочку), кейс открывается либо налево, либо направо. Вот я сейчас — такой кот Шрёдингера. Но даже и я, будучи этим котом, хочу быть счастливым. Счастливым котом Шрёдингера.
— Что ж, Жень, хочется пожелать вам удачи на 25-е. Будем болеть за вас.
— Нет, болеть не надо. Не надо никаких негативных эмоций, болений и прочего. Есть в области буддизма такой посыл, константа — называется любящая доброта. Вот это ключ к пониманию. Просто в себе почувствуйте эту любящую доброту — и не обязательно по отношению ко мне. К любому человеку, к которому можете почувствовать. Вот это то, о чём я вас прошу.
Москва, 23 сентября 2024 г.
* * *
Контакты Евгения:
Сайт: eugentro.com
Телеграм-канал: https://t.me/eugentro
Электронная почта: [email protected]
* * *
Купить книгу:
Вы можете купить книгу в редакции. Для этого вам нужно воспользоваться QR-кодом ниже и оплатить 480 рублей в ООО «Издательство «Лыжный спорт». В графе «Для письменного сообщения» напишите «Книга Путешествие в Счастье» и далее — ваш почтовый адрес.
Если вы забудете написать свой адрес, ваши деньги, конечно, не пропадут, но нам с вами придётся дополнительно переписываться и тратить время, так что просьба всё-таки не забыть про адрес.
Платёжные реквизиты
Публикуем их на всякий случай, если возникнут какие-то проблемы с QR-кодом (но их быть не должно, платежи нормально уходят, проверили не раз).
