– Ходит много разговоров, будто Рикко Гросс приглашался специально под вас, но потом у вас разладились отношения и сотрудничество закончилось. Это правда?
– Я ничего об этом не знаю. На форумах не сижу и не читаю прессу, поэтому о каких-то разногласиях слышу только от вас. Ничего подобного нет. А то, что я отдельно выезжал на сборы – согласовывалось не только с Рикко, но и со всем тренерским штабом, с Союзом биатлонистов России (СБР). Просто мне нужно было «посидеть» в горах. При этом все планы нам писал Рикко. С ним мы списываемся практически каждый день. У нас даже каких-то курьезов не было, ничего плохого. Наоборот он отлично понимает спортсменов, потому что сам совсем недавно закончил карьеру.
Что касается того, будто его брали моим личным тренером. Меня тут вообще ни о чем не спрашивали. Он не мой тренер, его пригласили именно в сборную как иностранного специалиста.
– То есть все это выдумки?
– Похоже на то. Говорю же – обо всем этом узнал только от вас. У нас с ним все хорошо. Даже на повышенных тонах разговоров никогда не было! Мы постоянно в контакте. Он в курсе всех моих действий. Знает даже какие-то домашние дела, о том, что у меня, например, родился второй сын.
– А с чем вы связываете спад результатов, который произошел в этом сезоне?
– Даже не знаю. Тренерскому штабу мы доверяем и выполняем ту работу, которую нам предлагают. Так всегда было. Понятно, бывают коррективы, если у тебя плохое самочувствие, но не более.
– Поработав с Гроссом вы считаете, что его приглашение было правильным решением?
– Трудно говорить об этом. Было два года подготовки, когда отвечал только он, а в этом они работали вместе с Андреем Викторовичем Падиным. Плюс есть аналитический отдел, к которому они прислушиваются. Но я не думаю, что мы сделали что-то неправильно. Хотя мы не понимаем, почему сейчас другие спортсмены выступают настолько лучше нас и откуда взялись такие отставания ходом. Ладно один этап, но несколько… Непонятно почему так. Тренеры и аналитическая группа работают над этим, но сдвигов пока нет.
– Может были какие-то изменения в подготовке к сезону, которые могли на это повлиять?
– Не могу ничего сказать, потому что сейчас идет соревновательный период. Обычно весь анализ идет в конце сезона, мы садимся с тренерами, разбираем, что было правильно, а что нет, переборщили мы где-то или наоборот недоделали скоростной работы. Сложно сейчас сказать. Ведь даже после первых трех этапов у нас не было времени анализировать что-то – мы сразу же начали делать новую работу, которую нам давали. Сделали практически все, как и было задумано.
– Что думаете об олимпийских перспективах?
– Всем заметно, что у нас есть проблемы. И они, наверное, в нас. Думаю, каждый спортсмен должен искать в себе. Конечно, ехать в Пхенчхан хочется. Но если там будут результаты, которые есть на данный момент, ничего хорошего на Олимпиаде не будет. Но время еще есть. Думаю, тренеры разберутся, что-то придумают, и помогут выйти нам на те скорости, на которых мы сможем конкурировать со всеми.
– Вы продолжите карьеру после Пхенчхана? Антон Шипулин, например, говорит, что это будет его последняя Олимпиада.
– Может, это было на эмоциях? Официально он об этом не заявлял. Я же буду отталкиваться от самочувствия. Если буду на уровне, на котором смогу бороться, продолжу бегать дальше. Все будет зависеть от результата и здоровья.
