Евгений Гараничев: «Бьорндален в контактных гонках ведет себя нагло»

Его отличительным качеством я бы назвала основательность. Стремление докопаться до сути, о чем бы ни заходила речь, чувствовалось даже тогда, когда Евгений Гараничев отвечал на мои вопросы. Порой я забывала, что собеседник, четырежды попадавший в призеры гонок предыдущего Кубка мира и одну из них выигравший, дебютировал в сборной совсем недавно — в сезоне-2010/11. И вообще в соревнованиях по биатлону выступает только пятый год.
КАК НАУЧИТЬ ЛЫЖНИКА СТРЕЛЯТЬ

О своем переходе из лыжных гонок Гараничев сказал коротко:

— До 12 — 13 лет я бегал на лыжах, потом надел винтовку, и к «чистым» гонкам добавилась стрельба. Мне кажется, это нормально. Главное, что лыжная техника была поставлена правильно.

— Со стрельбой тоже сразу начало получаться?

— Нет. Когда я перешел из Пермского края в Тюменскую область и стал тренироваться у Максима Кугаевского, вместе с ним работал тренер по стрельбе Павел Муслимов. Весь первый сбор они только разочарованно охали. Видимо, считали, что научить меня стрелять вообще невозможно. Но рук тем не менее не опускали.

— С чем были связаны основные претензии тренеров?

— У меня совсем не получалась стрельба стоя. Слишком суетился на рубеже и постоянно думал, что нужно как можно быстрее с него уйти. Ну и в самой стрельбе не очень понимал, что и как делать. Не мог справиться с дыханием, винтовка постоянно «бродила». А когда удавалось сфокусироваться на винтовке, я переставал видеть мишень. А если при этом еще и ветер поднимался… Это ж только со стороны все кажется просто: прицелился, выстрелил, попал.

— Согласна, со стороны все действия биатлониста на рубеже кажутся неким автоматическим набором движений. А сколько уходит времени на то, чтобы добиться такого автоматизма?

— Сложно сказать. Все это постоянно отрабатывается на тренировках изо дня в день: подход к рубежу, уход на трассу. Например, этим летом мы довольно долго отрабатывали стрельбу лежа. Пытались добиться, чтобы первый выстрел делался уже на 12-й — 13-й секунде. А ведь это целый комплекс действий: лечь, поставить локоть так, чтобы потом не нужно было его переставлять, не ерзать, заняв позицию, — и так далее. На стойке время подготовки к первому выстрелу в идеале должно составлять 8 — 9 секунд. Но там изготовка попроще.

Много зависит и от состояния стрельбища. Бывает, что лежишь на коврике, а под ним такая неровная поверхность, что винтовка в небо торчит. Но такое редко встречается. На этапах Кубка мира стрельбище всегда подготовлено хорошо. А вот весной на чемпионатах России случается, что снег начинает таять, и стрельбище постоянно «гуляет», как его ни готовь.

— Вы ведь были достаточно успешны в лыжном спорте. Что заставило перейти в биатлон?

— У меня тогда закончился юниорский возраст. Определенная перспектива в лыжах имелась, но было понятно, что биатлон гораздо популярнее, он лучше раскручен. В лыжах, например, в нашей области было практически невозможно найти спонсоров, которые помогали бы оплачивать подготовку. Даже тренеры постоянно говорили: мол, если кому-то поступят предложения перейти в другой регион, соглашайтесь, не раздумывая.

В то время мы периодически пересекались с Владимиром Аликиным. В нашем поселке до сих пор стоит дом его родителей, и Владимир Александрович довольно часто появлялся в тех местах. Да и в Острове, где традиционно готовятся лыжники и биатлонисты, мы не раз встречались. И каждый раз Аликин уговаривал меня перейти в биатлон. Несколько раз между лыжными сборами забирал в Пермь и там учил стрелять. Для меня это было потрясающим опытом. В нашем поселке Аликин — единственный олимпийский чемпион, в спортшколе его портреты висят. Знаменитость первой величины, в общем. Хотя я все равно долго колебался — переходить в биатлон или нет. А пять лет назад все-таки решился.

— Как сейчас относятся в родном поселке к вашим биатлонным успехам?

— Очень гордятся. Постоянно звонят по телефону, поздравляют, если есть хоть малейший повод. Люди действительно радуются моим достижениям. Бывает, звонят даже те, кого я не знаю лично. Какими-то окольными путями добывают номер телефона и просто говорят слова поддержки.

ЭСТАФЕТНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ

— Могу представить, какой ужас вы испытывали, когда «застрелились» на своем этапе эстафеты прошлогоднего чемпионата мира и заработали штрафной круг. Наверное, думали о том, что ваш поселок видит все это по телевизору?

— Да нет, большого ужаса не было. О таких вещах во время гонки думать просто некогда. Но ударом та эстафета стала сильным. Как и другая, на этапе Кубка мира в Антхольце, когда я тоже получил штрафной круг. Тренеры сборной пытались меня ободрять, говорили, что от таких вещей в биатлоне никто не застрахован, но я сильно переживал. Ответственность-то, когда бежишь за команду, совершенно особая. Особенно, когда нет опыта. Внутри всего трясет, в голову всякие ненужные мысли лезут…

— А потом, уже после чемпионата мира, когда эмоции схлынули, вам удалось понять причину неудачи?

— Конечно. В Рупольдинге мы пришли на заключительную стойку вместе с Тарьеем Бе, он закрыл все мишени и помчался на финишный круг. А я, увидев это, мысленно за ним дернулся: «Уйдет. Догонять надо». Это и было главной ошибкой: еще не закончив стрельбу, думать о том, как догнать соперника.

— Знаю, что место в основном составе на первом этапе нынешнего Кубка мира вам было гарантировано по результатам прошлого сезона.

— Теоретически это так, но на практике я, как и остальные, очень тщательно готовился ко всем контрольным стартам. И в Нерюнгри, где выиграл спринт, и сейчас — к тому, что запланирован в Остерсунде. У нас ведь сейчас очень высокая конкуренция. Как и в команде «Б».

— Угрозу своему месту в сборной вы ощущаете?

— А как же? Молодые постоянно подрастают, как в свое время подрастали мы, конкуренция становится жестче. Так что никто ни от чего не застрахован. Но это нормально.

— Вам сейчас проще или сложнее, чем год назад?

— В чем-то, безусловно, проще, но ответственность стала чувствоваться сильнее. В прошлом сезоне я вообще выходил на гонки безо всяких лишних мыслей: как получится, так и получится. Да и особенного внимания ко мне не было. Сейчас же я постоянно чувствую, что от меня ждут результата. Поэтому и сам заинтересован в том, чтобы как можно лучше выглядеть в контрольных соревнованиях.

ЗДЕСЬ КАЖДЫЙ ГОТОВ ЗАГРЫЗТЬ СОПЕРНИКА

— Какая из гонок прошлого сезона запомнилась вам больше других?

— Все запомнились. Особенно контактные.

— А есть разница в ощущениях, когда бежишь, скажем, на Кубке мира или на Кубке IBU?

— Конечно есть. В Кубке IBU гораздо меньше спортсменов, способных держать высокую скорость от начала и до конца дистанции. Там все более предсказуемо: по первым же гонкам понимаешь, кто из соперников что собой представляет. В Кубке мира спортсменов, каждый из которых способен выиграть, гораздо больше. Другое дело, что в Кубке IBU все тоже лезут из кожи вон. Ведь там обычно выступают те, кто не попал в первую сборную. Вот и стараются обратить на себя внимание, чтобы вернуться в основу. В контактных гонках, бывает, достаточно тяжело приходится.

— Вас когда-нибудь «роняли» на дистанции?

— Неоднократно. В Антхольце в прошлом году палку сломали во время масс-старта, и я упал. На этапе Кубка мира в Хантах прямо передо мной люди под ноги попадали, ну и я за компанию в завал угодил. В таких ситуациях невозможно что-то предусмотреть заранее. Помню, сильно удивился, когда увидел, как нагло ведет себя в контактных гонках Оле-Эйнар Бьорндален. Хотя, честно говоря, я вообще не ожидал, что в Кубке мира все настолько жестко.

— А вы рассчитывали, что перед вами все расступятся и скажут: «Иди вперед, маленький»?

— Нет, но не до такой же степени? Каждый просто загрызть соперника готов.

— В каких гонках вы чувствуете себя комфортнее?

— Не могу сказать, что есть большая разница. В прошлом сезоне на этапе в Осло, где я на всех трех дистанциях попал в призы, мне вообще было на редкость комфортно. Бежал в своем темпе, стрелял в своем темпе, и все получилось. Там я, собственно, впервые и задумался всерьез о том, что в любой гонке нужно прежде всего делать свою работу, а не гоняться за соперниками. И набирать опыт от старта к старту.

— Вам легче убегать или догонять?

— Думаю, каждому проще догонять, когда есть ориентир. А если идешь впереди, бывает сложно понять, насколько ты сам способен прибавить. Задние же постоянно видят твою спину. А это всегда придает сил.

— С какими мыслями вы ждете наступающего сезона?

— Загадывать не рискую. В прошлом году я вроде так хорошо начал — в первой же гонке в Остерсунде попал в десятку. В таких случаях почему-то начинает казаться, что дальше все будет так же хорошо. А получилось совсем по-другому: то палку сломал, то, как в Хохфильцене, дыхания не хватило в горку зайти… Только в январе к нормальному состоянию вернулся.

— Что для вас самое тяжелое в биатлоне?

— Переезды, отрыв от близких. Я как уехал из дома в Тюмень в 2007-м, так и не возвращался толком. Иногда зову родителей приехать на соревнования, но тоже не всегда получается. Все ж работают…

— Вы любите выступать, когда на трибуне за вас болеют близкие люди?

— Я когда пришел в биатлон с юниоров, родители как-то выбрались на мои соревнования. Утром надо было их встретить на вокзале, привезти, разместить, в общем, весь день в сумбуре прошел. Помню, бежал кое-как, стрелял кое-как и всю дорогу думал: лучше бы они не приезжали. С другой стороны, сейчас все соревнования показывают в прямом эфире. Когда ты бежишь, то прекрасно знаешь, что родные сидят перед экраном. И чувствуешь: они рядом.

В скобках — итоговое место в каждом зачете.

СП — спринт, ИГ — индивидуальная гонка, ГП — гонка преследования, МС — масс-старт.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ, «Спорт Экспресс»

Источник