Отказ норвежских лыжников от участия в гонках этапов Кубка мира до 2021 года не должен умалять заслуг россиян. Об этом в интервью RT заявила глава Федерации лыжных гонок России (ФЛГР) Елена Вяльбе. Прославленная спортсменка также объяснила, как относится к уходу тренера Юрия Каминского в биатлон, рассказала, когда в сборную вернётся Сергей Устюгов, а также поделилась мыслями о прогрессе Татьяны Сориной и возвращении Юлии Ступак.
— Вы побывали на этапе Кубка мира в Давосе, где российские лыжники выступили более чем удачно. С какими чувствами вернулись оттуда?
— Не могу сказать, что приехала оттуда расстроенной или в какой-то эйфории. Но есть ряд спортсменов, от которых ожидала в Швейцарии более высоких результатов.
— Например?
— Например, Глеб Ретивых. Он должен был бороться за тройку. Точно так же считаю, что Наталья Непряева могла финишировать выше в дистанционной гонке. А Аня Нечаевская — на своей коронной коньковой гонке.
— Вероятно, стоит сделать определённую скидку на обстоятельства нынешнего сезона?
— Сезон был у всех одинаковый. Я сразу сказала, ещё летом, что лыжники и тренеры не имеют права этим спекулировать. Начиная с середины июня мы работали уже абсолютно централизованно. Если спортсмен знает свою цель и идёт к ней, то ему не будут помехой никакие внешние обстоятельства.
— Например, не только Ретивых, но и Александр Большунов?
— Саша ещё, конечно, не такой лёгкий, каким должен быть. Но это нормально. Всё-таки главный старт у нас — это чемпионат мира. И для Большунова, уверена, тоже.
— Успех Татьяны Сориной — сенсация?
— У Татьяны очень хороший характер. Если на неё не давить сверху, она, думаю, способна свернуть горы.
— Что такое хороший характер в понимании Елены Вяльбе? Работоспособность и трудолюбие?
— Не только. Можно быть очень работоспособным, пахать больше, чем все остальные, но не иметь стержня внутри и, соответственно, всё время оставаться на последних позициях. Татьяна умеет бороться. Её целеустремлённость и желание бегать, показывать результат были известны мне и раньше. Я абсолютно уверена в том, что рождение детей женщине никак не мешает вернуться в спорт. Это доказано многими поколениями лыжниц, доказано наукой, причём на примере не только российских и советских спортсменок.
Поэтому считаю, что Таня и Егор (Егор Сорин — муж и тренер спортсменки. — RT) абсолютно правильно поступили. В прошлом году не было чемпионата мира. Сейчас у нас есть сезон перед Олимпиадой, когда можно прийти в нужные кондиции, чтобы показывать наивысшие результаты. Плюс к этому — Татьяна очень сильно похудела, и сейчас это даёт очень-очень большой плюс. Она в идеальном состоянии, чтобы бегать как в горах, так и на равнине.
— То, что Сорин второй год работает с биатлонистом Каримом Халили, не отвлекает его от основной задачи?
— Карим — очень хороший парень, пример для любого спортсмена. Работа с ним точно никак не отвлекает Егора. Хотя результатами Халили он пока, естественно, не слишком доволен, я знаю это.
— Не думаете, что такое сотрудничество может стать шагом к тому, чтобы под вашим началом объединять биатлон с лыжами хотя бы на этапе подготовки к сезону?
— Не нужно ничего ни к чему присоединять. Призывы к этому читаю очень часто и хочу сказать, что я не какой-то там суперский руководитель, а самый обыкновенный. Просто команда должна быть командой. Если люди друг друга понимают, могут друг другу подставить плечо, а в нужный момент дать нагоняй — это очень-очень важно. В работе мы можем ссориться с тренерами, ругаться, но это не мешает вечером сидеть за одним столом, смеяться, что-то совместно обсуждать и продолжать вместе сотрудничать.
Что касается результата, то должно быть терпение. Мне кажется, сейчас для биатлона наступило как раз такое время, когда Виктор Викторович (президент СБР Виктор Майгуров. — RT) должен просто взять свои эмоции в кулак и сказать: «С этими тренерами я пойду рядом ближайшие четыре года». Ведь самая большая проблема биатлона — это ежегодная замена тех, кто руководит тренировочным процессом.
— Согласна.
— Так работать нельзя. Ни один человеческий организм не выдержит того, чтобы каждый год приспосабливаться к новой системе, к новым требованиям. Мы же не машины. Даже машина ломается, если каждый день менять водителя. Так и в тренерском штабе.
— Пытаюсь вспомнить: кто-то из ваших спортсменов сейчас работает по индивидуальной программе, отдельно от команды?
— В прошлом году я выводила из команды Яну Кирпиченко. Точно так же у нас тренировалась дома Анна Нечаевская. Но не потому, что они сами этого хотели. Это было, скорее, наказанием.
— А если к вам придёт Александр Большунов и скажет, что ему комфортнее работать в одиночку?
— Слово «комфортно» применительно к спорту я не понимаю и никогда не пойму. Сама тоже пыталась один раз уйти на самоподготовку, когда выступала. Но ровно через год поняла, что добиться результата, тренируясь в одиночку, — это утопия. Во-первых, у нас циклический вид спорта, где один — абсолютно не воин. Ты должен постоянно иметь рядом с собой человека, который в идеале на голову выше тебя и может создать высокую конкуренцию. Такая конкуренция должна быть на каждой тренировке. Уверена, это знают и биатлонисты. Ну а тренер должен принимать решения. Давать план подготовки, отвечать за эту подготовку. Если же спортсмен начинает диктовать наставнику свои условия, это на 100% неправильная ситуация. Хотя сейчас мне порой кажется, что в нашей команде Сергей Устюгов пытается руководить Маркусом Крамером.
— Когда стоит ожидать появления Устюгова в гонках?
— Талантливым всегда бывает тяжело заставить себя работать. Слишком легко всё даётся. И поражения такие люди переживают тяжелее, чем кто-либо другой.
— Это действительно так. Редкий случай, когда человек талантлив и при этом очень дисциплинирован в работе. Хотя дисциплина — это не только работоспособность, она заключается во многих факторах.
— Идеал спортсмена в этом отношении — Уле-Эйнар Бьорндален?
— Норвежец — вообще какой-то уникум. Мне кажется, он до сих пор живёт в очень правильных для спортсмена шорах. Не знаю, насколько такое возможно. Иногда всем нам хочется взбрыкнуть, нарушить режим. Но для этого есть определённое время. Если в мае можно позволить себе лечь спать не в 23:00, а в 01:00, то в сентябре делать этого уже точно не стоит. Это какие-то совсем маленькие прописные истины. В плане такой дисциплины у нас в команде (тьфу-тьфу-тьфу!) очень давно никаких проблем вообще не наблюдается. Ни у спортсменов, ни у тренеров. Не вспомню даже, чтобы наставники жаловались на то, что подопечный опаздывает на тренировку, не вовремя ложится спать, плохо питается. Мы реально как-то от этого отошли. Понятно, что бывают сложности другого порядка. Тот же Маркус иногда говорит: «Господи, ну почему все сумасшедшие собрались именно в моей команде?»
— Что способно вывести вас из себя до такой степени, чтобы вы начали орать на спортсмена?
— Только одно: если человек идиот и вообще не понимает нормальных слов.
— Когда такое случалось последний раз?
— Бывает время от времени. В том же Давосе. Ну что поделать, это нередкое явление в спорте. Главное, что даже после таких ситуаций мы по-прежнему нормально общаемся.
— Какой вы нашли Юлию Ступак после её возвращения из декретного отпуска?
— Я видела, какой ценой ей это даётся. Она возвращалась тяжело, мышцы все опали за время паузы. Хотя Юля после родов достаточно рано начала двигаться. Она очень терпеливая, идеальный человек для результатов. Будет работать, терпеть и делать всё, что говорит тренер. В Давосе уже было видно, что она набирает форму. Может быть, не так хорошо пробежала спринт, как мы хотели, но движения были уже совсем другие. Я даже сказала Маркусу: «Это уже наша прежняя Юля». И буквально на следующий день она заезжает в тройку. Очень важно, что она умеет радоваться и огорчаться, то есть выплёскивать свои эмоции — как положительные, так и отрицательные.
— Условно говоря, орать в лесу, как когда-то орали вы сами?
— И орать, и плакать, если понадобится. Это необходимо, на самом деле, для того, чтобы идти дальше без эмоционального груза.
— Вам приходилось учить этому спортсменов?
— У нас есть психолог. Дарья в основном работает с молодыми спортсменами, с юниорами, с U-23. В первый год работы, когда она пришла, многие взрослые спортсмены восприняли это как-то…
— Мне кажется, у любого состоявшегося человека, будь он спортсмен, тренер или спортивный руководитель, при упоминании о психологе первой реакцией всегда идёт отторжение.
— Согласна. Но, при этом многие всё время твердили: нам нужен психолог, нам нужен психолог… Сейчас есть часть спортсменов, которые перед стартом обязательно беседуют с Дарьей. Помимо прямого общения, она выкладывает в Instagram очень большие статьи, где объясняется, что нужно сделать перед гонкой, как себя на неё настроить, как правильно себя вести, если вдруг случилась неудача… Мне иногда даже самой интересно это читать.
— А ведь в ваше время такого не было?
— У нас в команде был психолог, но я с ним работать не смогла. Он проводил свои сеансы, как правило, в обед после тренировки, и я, приходя на эти собрания, сразу засыпала. Но мне и не нужен был специалист подобного профиля. Самым лучшим психологом я по сей день считаю своего первого тренера Максимыча (Виктора Ткаченко. — RT).
Тренерам я всё время повторяю, что лучший психолог для спортсмена — его наставник. Именно он, как никто другой, понимает, когда наорать на спортсмена, когда его пожалеть. Хотя, например, с Сориным я за эти годы уже не раз разговаривала, что тренер должен уметь сдерживать свои эмоции. Егор достаточно вспыльчивый. А со спортсменами не всегда это работает.
— Не жалеете, что Сорин прекратил работать в связке с Маркусом Крамером?
— Наоборот, мне кажется, мы очень правильно делаем, что ставим совсем молодых ребят вторыми тренерами. Егор в своё время пришел в сборную с аналитиком. Я ему и раньше предлагала взять какую-то маленькую команду и работать с ней самостоятельно. Он отвечал: «Елена Валерьевна, я пока не готов, но к этому стремлюсь». С Крамером работает Сергей Турышев. Это будет на будущее очень хорошая замена любому специалисту.
— Уход в биатлон Юрия Каминского — потеря для лыжного спорта?
— Если бы Юрий Михайлович не был заточен только на спринт, то, безусловно, он бы ещё долгие-долгие годы работал в команде. Но в этом отношении мне так и не удалось найти с ним общий язык. Не понимаю, да и не пойму, наверное, зачем загонять талантливых спортсменов в эти безумные спринтерские шоры. Ведь поначалу тот же Никита Крюков бегал только «классикой» — так же, как и Александр Панжинский. И если Никита всё же научился бегать «коньком», то Сашка не сумел. Получается, приезжая на те же Олимпийские игры или на чемпионат мира, где разыгрываются шесть комплектов наград, ты можешь бороться только в одной дисциплине, к тому же достаточно лотерейной. Что-то не заладилось — всё, соревнования закончены. Сейчас у нас остался один-единственный явный спринтер — Глеб Ретивых. Все остальные, как ни крути, универсалы.
— Вы разделяете гуляющее в интернете мнение, что норвежцы снялись с Кубка мира, потому что боятся российских лыжников?
— Ну нет, не думаю. Я не знаю причину и не могу сказать, что много об этом размышляю. Но мне кажется достаточно странным, что в других видах спорта норвежцы принимают участие во всех турнирах. Прыгуны, двоеборцы, биатлонисты… Журналисты спросили в Давосе: «Не обидно, что Кубок мира превращается в чемпионат России?» Нет, не обидно. Что написано в протоколе? Этап Кубка мира, Давос. Первое, второе, третье, четвёртое места кто занял? Россия. Этому я и радуюсь. Что при этом думают норвежцы, шведы или финны — это их проблемы, не мои.
