Чемпионка мира российская биатлонистка Екатерина Юрлова, с которой на сборе в Рамзау встретилась специальный корреспондент агентства «Р-Спорт» Елена Вайцеховская, рассказывает, зачем взяла паузу после мирового первенства в Хохфильцене, в котором не участвовала, почему предпочла тренироваться одна, а заодно объясняет, сколько пар лыж нужно иметь спортсмену, чтобы в любую погоду чувствовать себя комфортно, и как нанять Марселя Хиршера в качестве тренера.
— Катя, когда мы с вами разговаривали ровно год назад, незадолго до того, как на свет появилась ваша дочь Кира, у меня сложилось впечатление, что вернуться к тренировкам вы настроены сразу после появления ребенка.
— На самом деле все так и было. Помню, когда мы с дочкой вернулись домой из клиники, и я в первый раз встала на лыжи, то даже подумала: «Надо же, все говорили, что будет совсем тяжело, а на самом деле ничего тяжелого и нет». После той первой тренировки я была полностью стопроцентно уверена, что смогу вернуться к гонкам до конца сезона. И даже поехала вместе со всеми на подготовительный сбор к чемпионату мира. Но когда спросила тренеров, рассматривают ли они мою кандидатуру на поездку в Хохфильцен, они ответили, что, конечно, были бы рады видеть меня в команде…
— Но?
— Но есть критерии отбора. Для того чтобы их выполнить, я должна была бежать декабрьские и январские старты.
— А если бы тренеры спросили: «Катя, ты готова присоединиться к команде и, если понадобится, выступить в чемпионате?»
— Я бы ответила: «Да!»
— Что было потом?
— Я взяла паузу. Так сильно хотела попасть на тот чемпионат мира, что, наверное, слишком рано приступила к тяжелым тренировкам: организм еще не полностью восстановился после беременности и после родов. И наступил сбой со здоровьем. Внешне это выглядело как банальный упадок сил. Весь конец февраля и начало марта у меня температура не поднималась выше 35, и было ощущение, что если я чуть быстрее, чем обычно, пройду несколько шагов, то просто упаду. При этом я продолжала тренироваться. Понятно, что о максимальных нагрузках не могло быть и речи, но надо было хоть как-то поддерживать физическую форму.
Как раз в это время мне предложили принять участие в двух заключительных этапах Кубка IBU в Контиолахти и Отепя. Мы посоветовались с личными тренерами, с тренерами сборной, и я честно сказала, что не хотела бы выходить на старт в таком состоянии.
— Сейчас, оглядываясь на этот период, вы продолжаете считать, что шанс вернуться в большой биатлон до чемпионата мира был реален?
— Считаю, что все было достижимо. Просто какие-то ошибки делала я сама, поскольку оказалась в подобной ситуации впервые в жизни. Ровно через три недели я встала в Рамзау на лыжи, но, так как была одна, приходилось сначала собрать и одеть на прогулку ребенка, потом собраться самой, посадить дочку в машину, поехать с ней вместе к месту тренировки. Мне многие помогали, гуляли с коляской, пока я тренировалась. Потом мы возвращались домой, я быстро-быстро-быстро должна была покормить ребенка, уложить спать, и только потом можно было позаниматься своими делами, поесть самой.
Наверное, нужно было изначально заручиться чьей-то помощью, а не говорить себе: «Я сильная, я справлюсь…» Хотя все это время меня сильно поддерживали и до сих пор поддерживают мои родители.
— Вашим личным тренером, насколько помню, всегда был отец. Сейчас появился еще кто-то?
— Нет, официально личный тренер у меня один. Но есть еще Анатолий Николаевич Хованцев, с которым я регулярно общаюсь и консультируюсь по тренировочным вопросам.
— В январе я разговаривала с Валерием Медведцевым о Светлане Слепцовой, которая тренировалась под его непосредственным руководством, и он сказал, что хотел бы, чтобы Света готовилась к олимпийскому сезону в команде. Потому что иначе ей будет крайне тяжело пробиваться в состав сборной. У вас нет ощущения, что, продолжая тренироваться в одиночку, вы можете осложнить себе олимпийскую перспективу?
— Когда ты постоянно находишься в команде, это действительно в чем-то проще: это постоянный контакт с тренерами сборной, они постоянно тебя видят, видят, что ты делаешь, имеют представление о том, что ты собой представляешь, чего от тебя можно ждать. Я провела с командой несколько тренировочных сборов в Отепя, Антхольце и Чайковском, и мне в принципе очень понравилось. Это здорово, когда есть возможность поспарринговать, есть конкуренция, постоянный соревновательный накал, в особенности на контрольных тренировках. Помимо этого происходит постоянный видеоанализ тренировочной работы со стороны научной бригады, и ты всегда можешь увидеть все недочеты собственной техники. Когда тренируешься в одиночку, всех этих возможностей нет.
— Почему же тогда вы предпочли в октябре готовиться отдельно от команды?
— Это был кратковременный период – уже 13 ноября я присоединюсь к команде в Норвегии. Совместно с тренерским штабом и руководством СБР мы приняли решение, что какое-то время я самостоятельно поработаю дома, чтобы иметь возможность подольше побыть с ребенком, а чуть позже присоединюсь к команде. Ребенок – это основная причина. Не думаю, что у меня будет возможность часто выбираться домой по ходу сезона. А возить дочку с собой по соревнованиям мне не кажется правильным.
— Вы закончили свой рассказ о прошлом сезоне на том, что отказались от этапов Кубка IBU, но ведь был еще чемпионат России в Увате и Тюмени, где вы дважды стали чемпионкой.
— В Увате была первая часть чемпионата. Я хоть и решила попробовать там выступить, понимала, что, не могу изобразить что-то сверхъестественное после болезни. Поэтому когда с чистой стрельбой заняла там 24-е место с огромным-огромным проигрышем ходом, то, если честно, даже не расстроилась. Поняла, что это, наверное, объективное состояние и не надо пытаться бежать впереди паровоза. И как только я себя психологически отпустила, каждый старт пошел по нарастающей. Всего в Увате проводилось пять стартов: спринт, пасьют, индивидуальная гонка, сингл-микст и смешанная эстафета. Мы с Алексеем Слеповым бежали сингл-микст и выиграли. Потом переехали в Тюмень, и там я выиграла масс-старт.
— Не боялись, что количество стартов окажется для вас чрезмерным?
— На самом деле от гонки к гонке мне становилось легче. Поэтому победа на гонке с общего старта стала как бы закономерным итогом всего чемпионата.
— И это позволило вам уйти в новый сезон с ощущением, что всё, чего хотелось, выполнено?
— Скорее, с осознанием того, что я еще что-то могу.
— Хорошо помню, как четыре года назад вы предвкушали Олимпиаду в Сочи, как жаждали участвовать в тех Играх. Сейчас ваше состояние сравнимо с тем, что было четыре года назад, или все стало восприниматься спокойнее?
— Наученная горьким опытом Сочи, когда я так и не попала в олимпийскую сборную, стараюсь просто жить настоящим и больше ни о чем не думать.
— Получается?
— Получается. Мне так намного легче в психологическом плане. Да, у меня есть цель. Она, считаю, реальная. Но для того чтобы эта цель осуществилась, я не хочу просыпаться каждый день и о ней думать. Я хочу получать удовольствие от того, что делаю, посвящать себя тренировочному процессу и дочери. А дальше, дай бог, чтобы нас допустили на эту Олимпиаду. И уже там я буду стараться показать свой максимум.
— Мысль о том, что можете снова не отобраться в команду, вас хотя бы изредка посещает?
— Об этом я пока тоже не думаю. В середине ноября в норвежском Байтоштолене наша команда встретится с командой Виталия Норицына, и определится, кто начнет сезон на этапах Кубка мира, а кто отправится на Кубок IBU.
— Что-то изменилось в вашей жизни в чисто спортивном плане? Марка лыж, оружие, патроны…
— Нет. Винтовка старая, лыжи тоже старые, проверенные. С этой компанией я уже сотрудничаю много лет, поэтому никаких изменений на олимпийский сезон не предполагалось.
— Сколько пар лыж приходится возить с собой и готовить к соревнованиям?
— Сейчас довольно много, порядка 30 пар.
— Поясните, в чем смысл? Как можно успеть обкатать перед стартом 30 пар?
— Это всё очень индивидуально. У нас есть определенные структуры на определенную погоду. На холод, на тепло. То есть это уже не тридцать пар, а пятнадцать и пятнадцать. Есть на мягкий и на жесткий снег. Значит, уменьшаем эту цифру еще вдвое. Далее нужно смотреть, какова влажность воздуха, каков рельеф трассы. С учетом всех этих параметров остается максимум четыре пары. Но возить приходится все. Мы постоянно переезжаем, в разные места, нигде нет одинаковых погодных и снежных условий. Сейчас преимущественно на всех европейских трассах искусственный снег, а он ведет себя очень по-разному.
— Возможно, дурацкий вопрос, но, например, фигуристы носятся со своими коньками как с писаной торбой – перед стартом не выпускают из рук ни на секунду. Существует ли подобный контроль в отношении лыж? Чтобы они не замерзли, не перегрелись, чтобы их не трогал никто…
— Каких-то особенных суеверий по отношению к лыжам у меня нет. Я просто контролирую, чтобы кто-то по ошибке, допустим, не взял мою пару, или я не взяла чужую. То есть всегда приходится смотреть, что на лыжах написано: моя это пара или нет. Еще перед каждым соревнованием я дополнительно проверяю крепления. Бывает, что в суете крепление может быть поставлено некорректно. А значит, есть вероятность, что в ходе гонки оно или соскочит, или не так будет работать лыжа.
— Где ваши лыжи «зимуют», в смысле проводят лето?
— Лето они проводят в гараже на антресоли, а зимуют в прямом смысле этого слова в нашем командном траке. У нас есть большой вакс-грузовик, где соблюдаются все условия для подготовки и хранения лыж. То есть в начале сезона мы туда свои лыжи привозим, у каждого есть свои специально отведенные места. Вакс-грузовик – это, конечно же, очень большое подспорье. По Европе он переезжает, можно сказать, как готовый дом: не приходится после каждого этапа складывать лыжи, опять их разбирать.
— Знаю, что ваш супруг Йозеф поменял работу и ушел в горные лыжи. Означает ли это, что в олимпийском сезоне вы будете видеться лишь по большим праздникам?
— Да, к сожалению, это так. К моему сожалению. Для Йозефа это, конечно же, здорово. Он теперь работает личным массажистом одного из самых известных в мире горнолыжников — Марселя Хиршера. Так что уже сейчас мы видимся довольно редко.
— Другими словами, на первом плане у супруга Марсель, а потом уже семья и все остальное?
— Получается, что да. Я и в прошлом году мужа видела нечасто. А в этом году у горнолыжников сезон начался на месяц раньше, чем у биатлонистов. В конце октября уже прошел первый этап Кубка мира, а в начале ноября они улетают на следующие этапы в Америку и Канаду. Дай бог, попаду в Корею – там с мужем и увидимся.
— Хотела сначала спросить, не начали ли вы в связи с новой работой мужа болеть за Марселя Хиршера, а сейчас понимаю, что должны, наверное, просто ненавидеть горные лыжи за свою одинокую семейную жизнь.
— На самом деле все не так. Раньше я вообще не интересовалась этим видом спорта – ну, едут и едут. А с прошлого года не только стала сама смотреть все горнолыжные соревнования, но «подсадила» на это всю семью и всех ближайших родственников.
— Для вас это такая опосредованная возможность быть ближе к мужу?
— Не только. Но и лучше понимать его, когда он о чем-то рассказывает. Как бы то ни было, за горные лыжи у нас в семье теперь болеют все. Сама я сейчас смотрю на горнолыжников совершенно другими глазами: переживаю за каждый поворот, за каждые доли секунды. Это очень тяжелый вид спорта.
— Не было желания добавить себе горнолыжной подготовки, чтобы увереннее чувствовать себя на биатлонных трассах?
— К сожалению, этим летом я нигде не могла заниматься горными лыжами. А в конце прошлой зимы было просто не до этого.
— Придется вам после Олимпиады нанять Хиршера тренером.
— Это вряд ли: одна тренировка с ним стоит двадцать тысяч евро. Может быть, это была шутка, но я как-то слышала именно о таких расценках.
— Тогда придется начинать копить деньги. Ну, или выиграть их – в Корее.
— Идея хорошая. Пожалуй, я подумаю об этом.
