37-летний тренер Егор Сорин – одна из ключевых фигур в сборной России: в прошлом сезоне он привел к олимпийскому золоту (в эстафете) жену Татьяну и Веронику Степанову.
А этой весной к нему под контроль пришли двукратный чемпион мира Сергей Устюгов и мультимедалист ЧМ Глеб Ретивых. Правда, совместная работа с Устюговым продлилась всего пару месяцев – Сергей выбрал подготовку в регионе, не найдя взаимопонимания с новым шефом.
Мы встретились с Егором на сборе в Раубичах (под Минском) и расспросили о главном: уходе Устюгова, адаптации Ретивых, контроле над Степановой, восстановлении Сориной, а также спецоперации и предстоящем сезоне без Кубка мира.
– Как проходит межсезонье? Это же у вас третий сбор?
– Да, третий. Все штатно. Все запланированное получается без сбоев в плане мест и организации тренировочного процесса.
– Вы в Раубичах первый раз? Я имею в виду основу российской лыжной сборной.
– Нет. Мы с Каминским были здесь в 2015-м году. Кстати, сюда приезжал Маркус Крамер – это, по-моему, был его первый сбор с командой. Точнее, не с командой, а мини-группой – там были Турышев и Легков. Тогда только еще договаривались об устройстве Крамера, и он приезжал сюда за свой счет, еще работая неофициально.
– Не знаете, планируются ли здесь соревнования будущей зимой, учитывая, что шансы на международный сезон не очень велики?
– Мы обговаривали между собой, что приехали бы, если белорусы организуют. Даже месяц обговорили – примерно в январе, но пока еще ничего не решено.
Уход Устюгова: как и почему это случилось? И что, по мнению Сорина, мешает Сергею побеждать чаще?
– Главная лыжная новость июля – уход из вашей группы Сергея Устюгова. Он произнес фразу, что его присутствие вас напрягало. Что он имел в виду?
– Ну в чем-то Сергей прав. Конечно, да, его присутствие в какой-то момент стало напрягать меня и немного мешать рабочей атмосфере в команде. Не укладывалась моя работа как тренера в этом проекте, когда он тренируется в моей группе, а план пишет Маркус Крамер (с ним Устюгов работал много лет, этой весной Крамер покинул сборную России – Sports.ru), который присылает его мне и Сергею.
Договаривались, что я отправляю Маркусу свой план на сбор, а он уже на его основе составляет план для Сергея так, чтобы и средства где-то были схожи, и дни отдыха, и тренажерный зал, чтобы уже непосредственно я как тренер мог с Сергеем работать в рамках это плана.
Работа тренера – это не только составление плана, но и его реализация. Я как раз и должен был заниматься реализацией и организацией тренировочного процесса, контролем и корректировкой качества выполнения тренировок Сергея. Каким бы спортсмен ни был самостоятельным и думающим, я уверен, что в какие-то периоды необходим тренер, который должен видеть спортсмена со стороны.
И раз уж у Маркуса нет возможности быть рядом, я собирался выполнить эту функцию. Но в какой-то момент Сергею стало комфортнее проводить тренировки самостоятельно, что меня, естественно, категорически не устраивало. Тогда своей роли как тренера я не видел. И зачем мне брать ответственность за спортсмена, в тренировочном процессе которого я не участвую?
А вообще мне было интересно как раз поработать с Сергеем, потому что я знаю его потенциал и считаю, что те результаты, что он показывал до этого, не его предел – он может больше, ему есть куда расти. Хоть он и говорил, что у него возраст, но ему всего 30, и я считаю, что и в эти годы спортсмен может дальше раскрываться и показывать высокие результаты. Есть детали, грамотная работа над которыми, позволит спрогрессировать с ним.
Но Сергей не видел моей роли в тренировках, ему не нужен был тренер как таковой. А зачем мне спортсмен, с которым я не могу работать как тренер? Мне для чего это? Чтобы лишний человек был в команде, и на него отвлекались бы другие спортсмены, видя, что он полностью все делает самостоятельно, не воспринимая меня как тренера? Меня это категорически не устраивало.
– Очень много комментариев после его ухода из вашей группы такого рода: это все, Сергей заканчивает. То есть это не так?
– Нет, это не так. Я думаю даже, что сейчас для Сергея есть некий вызов в том, что он тренируется самостоятельно.
Я говорил, что спортсмен всегда отвечает за свой результат, но все-таки у нас в сборной России, в отличие от норвежцев, тренер не меньше спортсмена несет ответственность за это. Если спортсмен показывает результат, то и тренеру достается похвала, но если результата нет, то вопросы нужно задавать в том числе и тренеру и спрашивать с него.
– Вы считаете, что Сергею хватит знаний и где-то силы воли, чтобы поработать и показать результат в сезоне?
– Вообще, я считаю, что как раз чрезмерная вера Сергея в свои знания, интуицию и то, что он справится сам, и мешала ему в предыдущие годы добиваться более высоких результатов.
– То есть он не слушал и Крамера, получается? Или Маркус шел у него на поводу?
– Я бы не сказал, что он шел на поводу, но он доверял Сергею, доверяет до сих пор. Маркус вообще такой тренер, который работает со спортсменом на доверительных отношениях. Мне кажется, в какие-то моменты интуиция Сергея подводила. Сергей много что выиграл, но, наверное, мог бы выиграть больше. Понятно, что куда-то не допустили, были травмы, но даже эти самые травмы – иногда следствие тех или иных ошибок спортсмена.
Я считаю, что Сергей реально способен на большее. Если жизнь его чему-то научила за эти годы, и он будет правильнее относиться к тренировочному процессу, то сможет добиться высокого результата. Для Сергея будет хорошей мотивацией на будущее и большим плюсом всей сборной, если в его нынешней ситуации он покажет результат, как минимум не хуже, чем если бы тренировался дальше на централизованной подготовке.
Я не согласен с теми, кто говорит об его уходе. Сейчас все зависит от Сергея. Если он соберется, оглянется назад, чтобы увидеть допущенные ошибки, и сделает правильные выводы, то реально сможет в будущем выйти на достаточно высокий уровень.
Интересно, получится это у Сергея или нет. Будет классно и для болельщиков, и для нашего вида спорта, если мы не потеряем Сергея.
«Если Глеб сделает 40 прыжков, то на следующий день не встанет. А другие делают и 30, и 40». В чем специфика работы с Ретивых?
– Вместе с Устюговым к вам перешел и Глеб Ретивых. Он по-прежнему в вашей группе?
– Он был в ней, есть и будет. Он здесь на сборе.
– В одном из интервью он пошутил, что главное – не научить ничему плохому молодых. Есть опасения, что возрастные лыжники вроде Глеба могут как-то повлиять на молодежь?
– Такой риск есть всегда при встрече опытных и молодых спортсменов. Не то, что научит плохим привычкам. Глеб относится к числу состоявшихся спортсменов: у него уже сформировались определенные навыки, привычки, есть видение. Даже чувство своего организма: он конкретно знает, какие нагрузки его организму нужны. И естественно, он считает, что это будет правильным в тренировочном процессе.
Но я, в свою очередь, знаю, что каждый организм индивидуален. Кому-то нужно выполнять один объем, и для него это будет суперпродуктивно, а для кого-то этот объем должен быть ниже или, наоборот, гораздо выше.
Дальше, разная специализация – спринтер, дистанционщик, универсал. И конечно же, когда приходит такой опытный спортсмен, как Глеб, который чувствует и знает, что именно для него правильно, то мы можем сесть и пообщаться, пообсуждать. Он скажет свою точку зрения, где-то я с ним соглашусь, а где-то – нет. Но мне важно, чтобы с его стороны не было таких разговоров с другими спортсменами в группе по поводу тренировочного процесса: что правильно, а что нет, что много, а что мало, что тяжело, а что легко. Чтобы им тем самым не создавать в голове какой-то образ, как надо.
Почему все хотят готовиться с сильнейшими, поближе к Большунову, Непряевой? Потому что все хотят понимать, сколько же нужно тренироваться. И многие, видя этот максимализм в нагрузках, начинают тренироваться так же сильно и подпитываться этой энергетикой. И здесь я бы как раз тоже хотел, чтоб спортсмены подпитывались этой энергетикой и понимали, что нужно много пахать, тренироваться, где-то идти на грани, чтобы тренер даже останавливал, то есть – работать по максимуму, находясь в методических рамках тренировочного процесса.
Поэтому я с Глебом разговаривал в таком плане: «Глеб, у тебя есть опыт, это здорово. Но аккуратнее делись им». В плане техники, ускорений – без проблем. Аккуратнее – в тренировочном процессе.
Мы с Глебом уже третий сбор работаем, и, зная его особенности, я вижу, что он не сможет тренироваться по объему так, как это делают у меня некоторые девчонки, как тренируется Сергей Ардашев. Точнее, тренироваться он сможет, но его накроет очень быстро, учитывая его специализацию и аэробные возможности.
– У Глеба есть спарринг-партнер?
– Он все тренировки делает совместно, просто где-то снижаем объемы. Потом, у Глеба очень реактивные мышцы, и если ему сделать в полном объеме силовую работу, то мы можем убить эти качества его мышц.
Вот делаем мы прыжки. Я вижу, как делают прыжки ребята и как делает Глеб. Я знаю, что если он сделает 40 прыжков, то на следующий день не встанет, а другие без проблем делают и 30, и 40. Они не могут за 20-25 прыжков выложиться, а у Глеба это получается. Или ускорения. Кому-то 18-20 отрезков – самое то, а для Глеба – больше 15 лучше не делать, потому что я знаю, что до 15 для него идет развитие скорости, а больше уже его добивает.
Глеб молодец. Опытный спортсмен, любит анализировать, четко знает, что может его «убить», но не факт, что для другого спортсмена все будет так же. Мне нравится, как мы начали работать с Глебом на этом сборе. Первые два сбора притирались друг к другу.
«Я дал Тане установку не думать о сезоне. Как только она начинает думать – заводится и мотивирует себя, прямо на грани»
– Как дела у Татьяны? У нее были проблемы с плечом, с прошлого сбора были новости, что она пробовала понемногу работать на лыжероллерах, а в Раубичах у вас упор именно на лыжероллеры.
– По Тане ограничения еще сохраняются. Потому что не функционирует нерв, не восстановилась сократительная способность бицепса. Пока что он в таком атрофированном виде. Да, она делает нагрузку, но пока что бицепс у нее полностью не восстановлен. По плечу то же самое. Прошло всего 4 месяца, и жесткую ударную работу на руку мы делать не можем. При этом она уже может спокойно делать силовые в зале, тоже пока что не в полном объеме и не с теми весами, как раньше, какие-то упражнения исключаем.
Сейчас видно, что фактически три операции негативно сказались – у нее еще было две операции на нос, то есть три общих наркоза в течение двух недель. Силовые показатели сильно просели, аэробные снизились тоже. Идет восстановление, непростое, но нам сразу сказали, что на это уйдет полгода. Время до сезона есть, но у нас сейчас основная задача полностью восстановиться, мы о сезоне, в принципе, еще не думаем.
– Есть опасения, что она не будет готова к началу сезона или будет, но не в той форме, которой от нее все ожидают?
– Я дал Татьяне установку, чтобы она о сезоне не думала. Как только она это делает, сразу начинает себя заводить и мотивировать на тренировках, начинает очень много тренироваться, прямо на грани допустимого. Естественно, что в таком режиме есть большой риск рецидива травмы плеча.
Поэтому для нее сейчас задача не думать о сезоне. Конечно же, она временами это делает, но я ей повторяю: «Полностью восстанавливаемся, понимаем, что ты можешь, и тогда начинаем об этом думать». Тем более, что пока еще неизвестно, какой будет сезон.
Чья мотивация пострадает сильнее всего из-за сезона без Кубка мира? У Сорина есть ответ
– Учитывая неясность по сезону, возникают ли проблемы с мотивацией у ваших спортсменов? Приходится ли вам порой работать психологом и объяснять, что, даже если мы пропустим международный сезон, ничего страшного не случится?
– Слава Богу, нет. Разговоры со спортсменами в начале сезона подтвердили мое убеждение или, скорее, уверенность в том, что, если мы будем соревноваться в России, проблем с мотивацией у моих спортсменов не должно быть.
Тяжелее всего в плане мотивации будет лидерам. А лидеров у нас двое – все их прекрасно знают. Они лучшие в России и в мире по итогам прошлого сезона и, конечно же, для них соревнования в России не будут заменой международного сезона. Им сложнее всего себя мотивировать, если мы сравниваем с другими спортсменами. Может быть, им и нужна дополнительная мотивация, но это уже задача их тренера.
Что касается моих спортсменов, то для них стремления подтянуться поближе к Большунову и Непряевой или стать первыми в России достаточно для того, чтобы сейчас пахать и тренироваться. Для меня дико, если спортсмену не интересно стать первым в России или его это не мотивирует. Есть реально сильные конкуренты в России, с кем интересно соревноваться. Даже Тане, которая на чемпионате России выиграла почти все гонки, в которых участвовала, есть чем себя мотивировать на внутренних стартах.
– Есть ли разговоры о смене спортивного гражданства?
– Таких разговоров точно нет. Ну, по крайней мере, среди спортсменов, с которыми я работаю, и тех, с кем общаюсь в других группах. Всех устраивают условия, которые созданы в России.
– А если бы кто-то подошел к вам и спросил совета?
– Я бы поинтересовался причинами.
– Ну главная причина – возможность бегать на международных стартах. Этого недостаточно?
– Я бы спросил: «У тебя какая мотивация? Просто поучаствовать?»
– Ну вот фигуристы, которые не могут пробиться в сборную России, уходят выступать за другие страны.
– С теми, кто не может пробиться, это другое. Я сам был в такой роли. В свое время хотел выступать за сборную Беларуси, здесь полгода тренировался. В России у меня уже не было никаких шансов пробиться на международную арену, на Олимпиаду в Сочи. За два года до Игр я не попадал в состав, и шансов там выступить не было. Тогда я попробовал сменить спортивное гражданство.
Но сейчас все, кто у меня тренируются, в составе сборной, мы на всех них рассчитываем, на то, что они могут пробиться на международный уровень. Поэтому таких разговоров нет. Да, сейчас не допускают, но мы надеемся, что эта ситуация временная. Однако если все затянется, может быть, это и будет оправдано. Но сейчас я не вижу даже логики переходить в другую страну.
– А если к началу, как перед Олимпиадой-2018, нам позволят выступать в нейтральном статусе, и, к примеру, запретят упоминать Россию и использовать флаг даже в соцсетях? Вдруг найдется такое компромиссное решение – не три недели, как на Олимпиаде, а, условно говоря, с конца ноября до конца марта без российского флага? Что вы посоветуете спортсменам?
– Смотря в какие условия мы будем поставлены. Если не будет дополнительных требований сверх тех, что были в Корее, то я бы посоветовал выступать.
Да, ты без флага и гимна, которые дорогого стоят. На Олимпиаде на награждении звучал не гимн, а Чайковский, но даже тогда до мурашек доходило. И ты понимал, что, если бы играл гимн, то, наверное, сейчас все бы плакали. А так да, хорошая музыка, сильная, задевает, но это не гимн. И самое главное – флага тоже нету. С ними было бы эмоционально. Но это то, чем можно пожертвовать.
«Неправильно кричать: «Мы, бедные спортсмены, не выезжаем на международный уровень, и нам нужны деньги, призовые как мотивация»
– Допустим, сезон будет внутри России. Елена Вяльбе сказала, что на данный момент призовых нет. Нет ли опасений, что кто-то из спортсменов начнет пропускать старты под какими-то предлогами или выступать, не прилагая нужных усилий?
– Спортсмен может пропускать, если хочет пожертвовать той или иной гонкой. Но на основании этих российских стартов мы будем формировать команду на следующий сезон. Поэтому если ты напропускаешься и не заработаешь рейтинг, то на каком основании тебя возьмут в команду?
Ты бегаешь здесь, в России, со всеми, а не на Кубке мира, где достаточно войти в шестерку, показать, что ты сильный, и попасть в сборную на следующий год. А здесь будет несколько стартов, которые станут главными в сезоне, где точно нужно будет показывать хорошую степень готовности. И самое главное: чем еще заниматься, если не бегать соревнования?
Поэтому, конечно, на каких-то этапах Кубка России возможны пропуски гонок лидерами или другими, потому что календарь у нас насыщенным получается. Но на главные старты – финал Кубка России, чемпионат России, возможно, какие-то альтернативные соревнования – лидеры, безусловно, приедут. Их не будет смущать отсутствие призовых.
– Ваша воспитанница Вероника Степанова писала в соцсетях что-то типа: дайте нам большие призовые – и мы будем бегать.
– Нет, она не так писала. Она писала, что, конечно же, наличие призовых очень сильно увеличит мотивацию спортсменов выходить на старт. Я с этим согласен.
– То есть деньги могут быть мотивацией?
– На каких-то стартах да. Но если это чемпионат России, то дополнительной мотивации не нужно. Как правило, призовой фонд на соревнованиях делается за счет спонсоров – компаний, которым это интересно. В лыжных гонках мы не бежим впереди паровоза. Если в других видах спорта уже говорят: «Мы сделаем такой-то призовой фонд», еще не имея реального выбора, то в лыжных гонках, когда мы будем четко понимать, что есть соревнования с призовым фондом, то объявим об этом. А такие идеи есть. Но еще раз говорю: мы не станем об этом говорить, пока там все вилами по воде писано.
Я считаю, что федерация не должна сама заниматься призовым фондом, а должна идти навстречу компаниям, которые хотят организовать соревнования или стать спонсорами того или иного этапа Кубка России.
В наше непростое время, говорить о спонсорах, которые дадут деньги на призовые, не совсем правильно. Потому что сейчас основная задача у Федерации лыжных гонок России – сохранить то финансирование, которое было до этого. Оно и так небольшое, но если мы что-то потеряем, то это будет очень плохо. Сейчас кричать: «Дайте нам деньги, мы, бедные спортсмены, не выезжаем на международный уровень, и нам нужны деньги, призовые как мотивация», я считаю, не очень правильно.
Чем заменить сборы в Европе и что у команды с инвентарем?
– Все ваши сборы запланированы на территории Беларуси и России?
– Да.
– Есть ли шанс и желание выехать в Европу?
– Желание, конечно же, есть, потому что там базы, на которых мы тренировались.
– Рамзау сложно заменить?
– Рамзау, да. А также у нас нет трубы, где можно покататься на лыжах. В Питере закрыли.
– Заменить такие сборы сложно чем-то равноценным в России?
– Конечно.
– Пострадает ли от этого каким-то образом подготовка, на ваш взгляд?
– Мы пытаемся компенсировать нехватку таких баз другими местами подготовки. Вот сейчас открыли для себя Малиновку – суперместо, мне очень понравилось, и в следующем году мы обязательно туда вернемся.
Помимо того, что уже говорилось, там есть такой большой плюс, что все подъемы просыпаны хорошим слоем опилок. Реально можно кататься на лыжах, и мы там это делали. Пытаемся компенсировать отсутствие снежной подготовки. В этом и есть задача тренера, чтобы спланировать подготовку в рамках имеющихся возможностей.
– После сезона было много разговоров про поставщиков инвентаря – лыж палок, про сервис. Каков статус сейчас? Многие отказались от сотрудничества с Россией. Есть ли надежда, что наши лыжники будут пользоваться хорошим инвентарем? Подтянулись ли какие-то российские производители или же остались иностранные, которые продолжат сотрудничество?
– Как минимум, у нас есть инвентарь, который был до этого. На сезон нам хватит. Особенно если это будет российский сезон, мы выживем. Если ситуация затянется на несколько лет, то, конечно, будем искать выходы. Сейчас пока не думаем, потому что, во-первых, нет возможности забрать инвентарь из Европы и привезти сюда. А во-вторых, мы не знаем итогового решения.
В России, конечно, ты лыж таких не найдешь. С палками тоже все очень непросто, хотя есть сейчас несколько фирм, которые мы тестируем. Есть бренды, которые еще не отказались работать с российскими спортсменами. По ботинкам тоже проблем не должно быть. Вопросы по лыжам только.
Про Веронику Степанову
– Мы упоминали Веронику Степанову. Она активничает в соцсетях и даже стала колумнистом на «Матч ТВ». Вы говорили, что вмешаетесь, если посчитаете, что это влияет на ее подготовку. Было ли у вас чувство, что вы приближаетесь к тому моменту, когда хотите ей что-то сказать?
– Появилась настороженность, когда узнал, что Вероника завела колонку. Вопрос был в том, сколько она будет на это тратить времени и как это будет сказываться на восстановлении-режиме, на сне. С самоотдачей на тренировках у нее проблем никогда не было, были опасения по восстановлению-режиму.
Но скажу по секрету, что Вероника постоянно носит девайс – браслет, показывающий, как она провела тренировку, качество и количество сна, а самое ценное – вариабельность сердечного ритма. По отчету за день, графикам и пульсу можно посмотреть, хватает ли ей восстановления.
Я ежедневно смотрю, какой у Вероники сон. И когда она приезжает на сбор, у нее в этом плане все налаживается. Когда она уезжает на межсборье, какие-то вопросы возникают, но мы там и не тренируемся так, как на сборе. Контроль всесторонний, и Вероника продолжает уделять время медиа и тренироваться со мной в группе. Меня все устраивает.
– Она когда-либо обсуждает с вами или делится темами, которые хочет затронуть в соцсетях?
– Никогда. Максимум я могу ее попросить затронуть какую-то тему. Например, у нас есть острый вопрос среднегорной подготовки, нам не хватает среднегорных баз в России.
– В прошедшем сезоне Вероника ярко проявила себя на этапах эстафеты – то есть на дистанции 5 км свободным стилем…
– Нет, она и 10 км бежала сильно – заняла 10-е место в Давосе. Там гонка у нее получилась отличная. В первый год после юниоров мало кто заезжает в топ-10.
– Она будет бегать все дистанции в новом сезоне?
– Да, и коньком, и классикой. Мы сейчас работаем очень усердно над классикой. В прошлом году она в классике тоже хорошо спрогрессировала. Третье место на молодежном первенстве – для нее это тоже большой прогресс. Уровень ее классики пока не позволяет показывать высокие результаты на Кубке мира, но надеюсь, в этом году она спрогрессирует еще больше в классике, да и в коньке тоже.
Сорин всегда общается с иностранными СМИ на английском – как и почему он выучил язык?
– Вы в авангарде общения с иностранными СМИ благодаря тому, что знаете английский язык. Вы сами учили его, понимая, что это важно?
– Да нет, все банально – с девушкой познакомился на чемпионате мира среди юниоров, с иностранкой из Швеции. Хотелось с ней общаться. Как раз началась весна после сезона, подумал, что надо подтянуть английский. В принципе, в школе я его неплохо знал, занимался с репетитором, получал четверки-пятерки, но не было никакого разговорного уровня, никакой практики.
Общался с ней, начал ходить к репетитору, стало интересно. Тогда я был спортсменом, было много свободного времени. Я этим занимался и даже одной весной поехал больше чем на месяц на Мальту, где практиковался. И с тех времен какой-то уровень разговорного английского есть. Но сейчас, чувствую, нужно немного позаниматься, вернуть его. Одно время у меня были идеи подучить его до сдачи TOEFL, но потом как-то остыл, потому что собираюсь работать в России. И того уровня, что у меня был, для общения достаточно.
– А с вашими лыжниками – это же преимущественно молодежь – вы говорите о том, что важно учить английский?
– Обязательно. И говорил, и говорю, советую. Практически каждый год кто-то из спортсменов занимается английским по скайпу. Объясняю, что нужно иметь какой-то уровень, чтобы не просто молчать. И что у них много свободного времени, которое можно посвятить полезному – изучению языка.
«В Норвегии роль тренера непосредственно в тренировочном процессе не так значительна, как в нашей системе»
– Вы в прошлом году с Татьяной были на сборе с норвежками. У вас была возможность понаблюдать, насколько различается менталитет норвежских спортсменок от российских?
– Различия очень большие. Как раз в Норвегии очень сложно говорить о связке спортсмен-тренер. Потому что там спортсмен больше, чем тренер, ответственен за результат.
Там роль тренера непосредственно в тренировочном процессе не так значительна, как в нашей системе. Есть план, а дальше спортсмен уже внутри этого плана в праве сам выбирать, что делать. И там тренер не контролирует исполнение так, как это делается в России.
– В российском спорте был опыт работы с иностранными специалистами. Про Маркуса Крамера мы уже говорили. Но, например, Вольфганг Пихлер не сработался до конца из-за, если можно так сказать, российской реальности. А вам как тренеру было бы интересно поработать с иностранной командой?
– Со всеми, кроме норвежцев. Повторюсь, у них роль тренера в тренировочном процессе вообще минимальна. Даже посмотрите, как у них устроены сборы в подготовительный период: за лето 2-3 сбора по неделе. Представляете, за три месяца тренер работает только 2-3 недели. Нет, это, конечно, здорово, много свободного времени, но мне это не подходит в данный период становления меня как тренера.
– Ну они так же, как вы, вроде следят по интернету. Могут почитать, чем спортсмены занимаются.
– Для меня привычнее работать в поле, непосредственно видеть спортсмена, смотреть ему в глаза и корректировать план.
Ненадолго ныряем в биатлон: почему Халили ушел от Каминского?
– Вы личный тренер биатлониста Карима Халили. Что случилось у него с тренерами Каминским и Максимовым, почему Карим начал метаться между группами, несмотря на прогресс с Каминским?
– В принципе, ничего не случилось. По крайней мере, никаких конфликтных ситуаций не было. Все обговаривалось, и Карим заранее сказал Юрию Михайловичу. Не говорил, что именно с Истоминым хочет готовиться, но что хочет что-то поменять.
В прошлом году моя роль как тренера еще была необходима, когда Карим работал с Каминским. Были какие-то периоды, где Карим отдельно готовился, я что-то подсказывал, Карим звонил за советами. Сейчас у них такой тандем с Истоминым, что я только звоню им и спрашиваю, как дела, что нового, как прошел сбор. Они просто делятся впечатлениями.
Чаще мы с Артемом созваниваемся, что-то обсуждаем, я ему свой план скидываю, а он мне – свой. В Олимпийском комитете недавно встретились, обсуждали подготовку. Он может даже за советом обратиться в плане выбора тренировочного места, где-то я ему звоню, что-то спрашиваю. Мы примерно одного возраста, нам легче общаться. Хотя мы и с Юрием Михайловичем тоже созваниваемся.
В ситуации, которая сложилась сейчас, выиграли все. Карим тренируется в том коллективе, с тем планом и тренером, который ему подходит, и у него есть четкое понимание, куда они движутся. У них все хорошо складывается, мне нравится, как они работают. Боевой настрой и хорошая атмосфера в команде.
И у Юрия Михайловича сейчас молодежь как раз, резерв плюс Латыпов. Знаю, что там тоже хорошая рабочая атмосфера. Мне кажется, что, если бы Карим сейчас с Юрием Михайловичем готовился, он бы его больше отвлекал. Так что в этом плане выиграли все.
«Если бы я был норвежцем и получал информацию в таком виде по ТВ, то мне, наверное, тоже не хотелось бы, чтобы русские выступали. Там антироссийская пропаганда»
– Вы были в Холменколлене, когда нашу команду отстранили от соревнований из-за событий на Украине. Часто звучало: норвежцы просто хотят устранить главных соперников. И это несмотря на то, что норвежцы говорили: мы хотим бегать с россиянами, но они олицетворяют режим, начавший спецоперацию. А что вы думаете по этому поводу?
– Не думаю, что норвежцы хотят устранить соперников и не соревноваться с нашими. Я побыл в Норвегии в то время, когда это все началось. Я видел, что там показывали по телевидению. Скажу так: если бы я был норвежцем и получал информацию в таком виде по ТВ, то мне, наверное, тоже не хотелось бы, чтобы русские выступали.
Там, особенно в Норвегии, идет антироссийская пропаганда. Они показывают ситуацию на 100% с одной стороны, везде висели украинские флаги. Обидно, что из-за политики и медиавойны получается так, что они к нам стали негативно относится.
– Я знаю, что с вами связывался Ойстейн Петтерсен (олимпийский чемпион Ванкувера-2010 в командном спринте) и хотел, чтобы вы выступили у него по этому поводу в подкасте. Что-то не получилось?
– Во-первых, уровень моего английского не позволил бы общаться с ним более глубоко на эту тему, высказать свою позицию. И во-вторых, на тот момент понимание того, что происходит, не было настолько ясным, чтобы вступать в какую-то полемику.
– А сейчас вы бы это сделали?
– Думаю, нет. Эта дискуссия имела бы, наверное, политические или геополитические ноты. Историю нам пришлось бы там затрагивать. Я не историк и не политик. Со стороны это было бы смешно: я тренер, лыжник, начинаю на публику дискутировать на эту тему, и все это разлетелось бы на цитаты. Высказываться в той сфере, где я не специалист, считаю неправильным.
Я читал иностранные СМИ. Нам вменяли в вину, что спортсмены молчат. А почему спортсмены должны что-то говорить, если они реально не компетентны что-то оценивать? У меня есть внутренняя позиция.
– Именно ее журналисты и хотели узнать…
– А это мое личное дело. Зачем я буду ее на публику озвучивать? Это как сейчас спросить далекого от спорта политика про лыжные гонки, и он, обладая определенным авторитетом в своей аудитории, растиражирует свое непрофессиональное мнение в массы, и многие посчитают это мнение правильным. Так и спортсмены не должны в этом плане высказывать свое поверхностное мнение, тем более спорт всегда считался вне политики.
Конечно же, у меня есть позиция. Потому что, когда все это произошло, я много прочитал истории, старался узнать информацию из разных источников, сопоставить все это, чтобы понять, что происходит. Но я делаю это для себя.
Мы же не спрашивали норвежских лыжников, когда норвежская авиация в составе НАТО бомбила Ливию. Так же, как мы не спрашиваем американских спортсменов, что происходит в горячих точках, когда идут военные конфликты с участием их вооруженных сил. Мы не спрашиваем и не осуждаем, понимая, что они никакого отношения к этому не имеют. А почему нас начинают спрашивать о своей позиции и осуждать за то, что мы не критикуем власть и, в частности, президента?
Сейчас официальные лица в МОК начинают говорить, что мы вас защищаем, поэтому отстраняем. Бред какой-то. Если мы сами будем понимать и чувствовать себя не в безопасности где-то на международных стартах, то мы сами и не поедем туда. Русские хоккеисты играют в НХЛ, теннисисты выступают на турнирах, российский велогонщик занимает 5-е место на «Тур де Франс», и другие российские спортсмены выступают за рубежом. Они что, не в безопасности и страдают?
– Было ли указание спортсменам от руководства федерации не давать комментарии про спецоперацию?
– Нет, не было. Просили быть поосторожнее. Когда все начиналось, сказали: «Ребята, старайтесь политические темы не затрагивать, не поддавайтесь на провокации». Сами спортсмены у нас никогда и не стремились говорить о политике.
«Никогда не скажу о спортсмене, что это будущая звезда. Зачем ему это знать?»
– Вы какое-то время работали с Маркусом Крамером. Можете сказать, в чем отличие Егора Сорина как тренера от Маркуса Крамера?
– В том, что Маркус родился в Европе, а я родился в России. Это самое главное отличие, ха-ха.
– Менталитет разный?
– Разный менталитет и немножко видение того, как тренер должен вести себя со спортсменами. Если ты тренер в Европе, то это одни условия, а если тренер в России – то все по-другому. Это как культура.
Вот наши тренеры работали в Китае. Там были норвежские специалисты и российские. Естественно, больший прогресс был у тех, кто работал с российскими тренерами. Даже для наших тренеров система в Китае по жизни, с малых лет, кажется очень жесткой. Если мы жалуемся, что у нас по три недели сборы, китайцы дома не бывают по 4 года. При этом нельзя сказать, что это правильно, а это – нет.
– Это работает с данным тренером, с данными спортсменами в данной стране.
– Да. Так что отличие в том, что у Маркуса европейский подход, хотя он очень сильно адаптировался к российской системе. У него многое получалось, и, если бы не теперешняя ситуация, он бы продолжил работу.
– Оправдано ли в лыжных гонках говорить о тандемах тренер-спортсмен, как это часто делается в других видах спорта, например, в теннисе? Можно ли утверждать, что без Юрия Бородавко у нас не было бы Александра Большунова, что именно работа этого лыжника с этим тренером принесла успех?
– Конечно же, заслуга тренера должна быть поощрена вниманием, и она очень высока. И Юрия Викторовича, и других тренеров, работающих со спортсменом. Но естественно, что результат показывает спортсмен. А вопрос, как тренер наладил контакт с ним, как он его раскрыл, – это уже навыки и умение тренера.
– В интервью два года назад вы сказали, что пока что еще не можете сказать, глядя на спортсмена, что это будущая звезда. Изменилось ли что-то с тех пор?
– И тогда, и сейчас я говорю, что не могу этого сказать и никогда не буду. Да, есть спортсмены очень одаренные, и это видно на тренировках и при тестировании, но это будут просто слова на ветер. Сказать, что Вася Пупкин такой сильный на тренировках и все – это будущий олимпийский чемпион? Может быть, я угадаю, а может, нет.
Сколько у нас было таких талантливых спортсменов, которые были сильнейшими на тренировках и тестах, но не получалось. И самое главное: зачем спортсмену об этом знать? Это его даже где-то расслабляет.
– Но как у тренера у вас есть цель или мечта найти и воспитать звезду?
– Безусловно. Но не звезду – звезды, наверное, это в кино. Мне, естественно, хочется воспитать будущих чемпионов, тех, кто будет приносить медали стране. У меня в этом плане амбиции есть. Это и подпитывает меня энергией, заставляет не просто выполнять функцию тренера, а работать творчески. Так что спортивный интерес у меня очень прямой – чтобы мои спортсмены были лучшими. Я спортсменов раскрываю, помогаю им, но многое зависит от них самих.
