СБР давно превратился в организацию, которая существует ради себя и живёт в отрыве от регионов, заявил в интервью RT двукратный олимпийский чемпион Дмитрий Васильев.
По его мнению, действующий глава федерации Виктор Майгуров руководит по принципу «короля играет свита».
Специалист также рассказал, как помогал Максиму Цветкову перед Олимпийскими играми, и высказался о назначении Артёма Истомина старшим тренером женской сборной России.
— Прочитала несколько ваших высказываний по итогам выборов президента СБР и, признаться, запуталась. Вы занимаете довольно критическую позицию по отношению к действующему руководству, но при этом постоянно подчёркиваете свою независимость, нейтральность и нежелание работать в Союзе биатлонистов России в каком бы то ни было качестве. С такой позицией не всё ли равно, что там происходит?
— Мне не всё равно хотя бы по той причине, что мы готовим и поставляем кадры для СБР.
— В каком смысле?
— Я не только руковожу в Санкт-Петербурге федерацией биатлона, но более десяти лет возглавляю в городе школу олимпийского резерва, занимаюсь практической работой. Три года назад, например, к нам пришёл Максим Цветков. У него была пауза в карьере, надо было серьёзно поправлять здоровье, и, когда парень захотел вернуться в спорт, он оказался никому не нужен — никто вообще не желал его брать. Я взял. Санкт-Петербург вложил в Цветкова серьёзные ресурсы, я сам ходил по инстанциям, убеждал людей в том, что этот спортсмен ещё способен показать себя в сборной на Олимпийских играх в Пекине.
Так, собственно, и получилось. Максим на протяжении двух лет ездил по сборам с нашими ребятами, наравне со всеми работал безо всяких скидок на титулы, за что ему, кстати, можно выразить респект. На чемпионате страны он попал в национальную команду, стал готовиться с Сергеем Башкировым, с которым сотрудничал в Питере ещё до того, как последнего привлекли в национальную команду.
При этом Максима не хотели отправлять даже на Кубок IBU. У нас ведь из года в год как получается: многие спортсмены готовятся к отбору, набирают форму к концу ноября, а потом приезжают на Кубок мира или Кубок IBU, и становится понятно: там они уже далеко не так хороши. Цветков целенаправленно к отборам не готовился, соответственно, никуда не попал — в начале олимпийского сезона ему пришлось выступать на этапах Кубка России. Иначе говоря, его никто не рассматривал всерьёз. Я стучался тогда во все двери: убеждал, что команде позарез нужен надёжный эстафетчик и как раз Максим идеален в этом качестве. Мне же в ответ твердили про мифический спортивный принцип.
— Получается, Цветкову просто повезло?
— Да, причём дважды. Сначала на Кубке IBU довольно серьёзно заболел Никита Поршнев, и на австрийский этап в Обертиллиахе потребовалась замена. Нам тогда удалось срочно отправить Макса в горы. Я сам занимался оформлением оружия и вёз винтовку, и это была целая эпопея, поскольку из-за коронавируса всё было предельно ужесточено. В итоге Цветков в индивидуалке стал вторым, в спринте — третьим, а в смешанной эстафете стартовал последним и показал лучшее время.
Потом случилась история с Эдуардом Латыповым, у которого на этапе Кубка мира в Оберхофе обнаружили COVID-19, и Макса опять вызвали на замену. Свой первый этап в смешанной эстафете он прошёл лидером наравне с Тарьем Бё. Спустя неделю в Рупольдинге его поставили финишёром, и мы выиграли семь секунд у немцев. В личных гонках Макс тоже был одним из лучших, благодаря этому его и взяли на Олимпиаду.
Я так подробно об этом говорю, потому что результат Цветкова не на пустом месте строился — в него было вложено очень много сил и средств. Мы ведь ни у кого не просили денег, никогда вообще не поднимали вопросов о затратах. Но было печально, что СБР не посчитал нужным хотя бы чисто по-человечески сказать спасибо тем людям, кто принимал участие в подготовке спортсмена. Отношение со стороны регионов строится именно на таких мелочах, а не на фразах типа: «Посмотрите, как у нас в СБР всё хорошо, сколько мы медалей завоевали». Люди хотят понимать, что их труд заметили, оценили, нашли возможность поблагодарить.
— Отстаивая своё мнение по Цветкову и другим вопросам, вы пытались напрямую контактировать с главой СБР Виктором Майгуровым?
— Конечно. Более того, мы много лет дружим, и мне казалось, понимаем друг друга. Но дело-то не в Майгурове. Сейчас мы имеем ситуацию, как в известной поговорке «Короля играет свита». Именно свита определяет политику федерации по очень многим вопросам, да и вся руководящая система устроена таким образом, что какие-то здравые решения в ней просто растворяются. По факту СБР давно превратился в организацию, которая живёт сама по себе, для себя и ради себя, в отрыве от регионов. Как раз это меня и не устраивает. На местах ведь копится куча вопросов и проблем. Нужно встречаться с губернаторами и спортивными руководителями, кого-то в чём-то убеждать, кому-то помогать.
— На чём основана ваша уверенность в том, что нынешнее руководство СБР такой работой не занимается?
— Возможно, в каких-то регионах она ведётся, не могу категорично утверждать, что это не так. Но мы же встречаемся с коллегами, общаемся, делимся проблемами. В том же Красноярске были случаи, когда вопросы не решались годами. Я не говорю, что это легко, но люди должны видеть, что руководящий орган отрасли постоянно этими вопросами занимается.
— С учётом того, что Майгуров возглавляет СБР чуть более двух лет, мне кажется не совсем справедливым требовать от него решения всех проблем сразу.
— Согласен. Но насколько знаю, решением многих финансовых вопросов занимался Алексей Нуждов.
— Но разве не логично воспринимать руководящее ядро федерации как команду, делающую общее дело? Мне, например, было странно наблюдать за тем, как между Майгуровым и вице-президентом Нуждовым стал публично разгораться предвыборный скандал.
— Не стал бы называть это скандалом. Несогласие в позициях — да. К слову, я не был согласен с тем, что голосование должно быть открытым. Ни для кого ведь не секрет, что накануне выборов по регионам разослали формуляр с рекомендацией поддержать действующего главу. На мой взгляд, это некрасиво. Такого не должно быть.
— На вашем веку сменилось несколько президентов СБР. Кто из них в вашем понимании оказался наиболее близок к идеалу?
— Я, возможно, рассуждаю какими-то устаревшими категориями, но, на мой взгляд, руководитель обязан быть прежде всего харизматичен. Ему должны верить, идти за ним. Наиболее близок к этому был Михаил Прохоров. Как бы его ни ругали сейчас за некоторые ошибки, при нём начала работать чётко выстроенная система. Сейчас, например, много говорится, что СБР продолжает ориентироваться на программу по развитию регионов, которую запустил Прохоров. Но у меня возникает вопрос: где эта программа и как именно она работает? Почему с ней нельзя ознакомиться на сайте организации? Ещё раз повторю: возможно, точечно усилиями СБР что-то делается, но я бы хотел увидеть системный подход, чёткий план действий. У нас же совершенно невозможно понять, кто чем занимается и за что отвечает. Всё как-то течёт — и слава богу.
— На чём основывается ваша уверенность в том, что всё, что вы хотите видеть в организации работы СБР, способен обеспечить российскому биатлону Нуждов?
— У меня нет такой уверенности. Но мне представляется определённым плюсом тот факт, что Нуждов способен выстроить весь функционал, чётко определить, кто и за что должен отвечать. В простонародье это называется должностной инструкцией. Плюс Нуждов подкрепил свои намерения определёнными финансовыми вливаниями. Достаточно сказать, что его стараниями со дня на день будет подписан трёхлетний контракт с компанией Paribet, по которому на биатлон начнут ежегодно отчислять по 150 млн рублей. Треть данной суммы будет расходиться по регионам. Всё это было озвучено в предвыборной программе, и мне это понравилось. Я мог бы вообще никак не высказывать свою точку зрения, но, поскольку культивирую биатлон в регионе, мне небезразлично, что происходит в виде спорта в целом и в СБР в частности.
— Вы считаете здравым платить атлетам по 250 тыс. рублей за победу на внутренних соревнованиях?
— Нет, думаю, этого делать не следует. Как вариант, я бы предложил выплачивать половину указанной суммы в качестве призовых спортсмену и тренеру, а вторую направил бы на допинг-контроль, причём проводил бы его на каждом старте.
— Вы настолько не доверяете российским спортсменам и тренерам?
— Вообще не доверяю. Когда речь заходит о больших деньгах, некоторым людям становится плевать на всё остальное: престиж государства, репутацию клуба, собственную репутацию. При этом я совершенно не согласен с тем, что допинг в России — системное явление. Он всегда был точечным. Просто когда попадается кто-то один, то он подставляет всех. Поэтому и должен быть тотальный контроль.
— Почему вы постоянно самоустраняетесь от любых предложений в каком-либо качестве войти в СБР вплоть до того, чтобы выставить свою кандидатуру на пост президента и более активно включиться в работу?
— Есть несколько причин. У меня большое биатлонное хозяйство в Питере, мы много строим. Иначе говоря, я взял на себя определённые обязательства, которые должен выполнить. Что такое работать в руководстве СБР? Это прежде всего означает необходимость переезжать в Москву. Создать что-то серьёзное, трудясь на удалённом режиме, не получится. Поэтому пришлось сделать выбор.
— Но ведь был период, когда вы выражали готовность работать в одной связке с Майгуровым?
— Был, но потом ситуация изменилась. Не хочу раскрывать подробности всех ситуаций, но я, например, совершенно не согласен с нынешней политикой СБР в отношении тренерского штаба.
— Неужели вам не видится плюсом то, что в сборную в кои-то веки влили свежую тренерскую кровь? Ведь до этого, если называть вещи своими именами, наблюдалось непрерывное хождение по кругу одних и тех же специалистов, ни один из которых толком ничего не добился.
— Есть ведь и другая сторона медали. Возьмём того же Артёма Истомина. Молодой мальчик, которому нет и 30 лет и которого взяли по объявлению.
— Великому Александру Привалову было немногим за 30, когда он принял сборную в 1966-м.
— Это совершенно разные вещи. Привалов был выдающимся спортсменом и проделал в биатлоне очень большой путь. Истомин пришёл в команду в 21 год из науки — его привлёк к аналитической работе со сборной Анатолий Хованцев. Потом Артём год трудился вместе с Юрием Каминским в мужском коллективе. И ни с того ни с сего его назначают старшим тренером женской сборной. Где логика? Я не вижу её вообще. Не говоря уже о том, что женщины в спорте — отдельная история.
— Какая же?
— Они катастрофа для любого тренера. К ним нужен особый подход. Я не слишком разделяю тренерские методы Николая Карполя в волейболе или Евгения Трефилова в гандболе, но при этом понимаю, что женский наставник должен быть именно таким: сильным, харизматичным и авторитарным. Иначе он просто не справится. У Истомина же никогда в жизни не было подобной практики. Может быть, он реально суперталантлив, но как можно успешно работать на таком уровне, не имея опыта, я не понимаю.
— С вашей точки зрения, было бы разумнее назначить специалиста типа Валерия Польховского?
— Нет, я так не думаю. Прежде чем говорить о персоналиях, хорошо бы изменить саму структуру сборной. Мы многие годы тщетно пытаемся понять, почему, побеждая по юношам и юниорам, проваливаемся на взрослом уровне. А проблема в том, что нет единой системы подготовки резерва и его связи с основной сборной. Тренеров, работающих на нижнем уровне, интересует только одно: чтобы спортсмен как можно быстрее добился определённого результата. Соответственно, идёт форсирование подготовки. Что произойдёт с человеком потом — неважно, поскольку за будущие результаты наставник уже не получит никаких преференций. Поэтому я считаю, должна быть выстроена единая вертикаль, которую начиная с юниорского и юношеского состава полностью контролирует старший тренер. Только в этом случае можно быть уверенным в том, что мы получим планомерную подготовку спортсменов на всех уровнях и поступление кадров в основной состав. Будет преемственность.
— В случае избрания Нуждова на пост президента СБР руководство всем процессом в качестве главного тренера поручат Юрию Каминскому. Согласны с этим?
— Мне кажется, в той схеме, что предлагаю я, позиция главного тренера не нужна в принципе — она просто избыточна, не имеет никакого смысла.
