Он произвел фурор на предпоследнем этапе Кубка мира в Оберхофе, выиграв три золотые медали. А в минувший уик-энд в Антерсельве бежал на последнем этапе серебряной для сборной России эстафетной гонки.
— Ваш дебют в Кубке мира год назад на этапе в Хохфильцене сразу стал медальным. Помните свои тогдашние ощущения?
— Конечно, помню. Накануне эстафеты Андрей Александрович Гербулов, который тогда возглавлял мужскую команду, проходя мимо меня, сказал: «Завтра бежишь последний этап». Я сначала вообще не осознал, что происходит. В голове не укладывалось: впервые на Кубке мира — и сразу мало того, что включили в эстафету, так еще на последний этап…
По-настоящему вся серьезность ситуации до меня дошла уже в самой гонке — в тот момент, когда Женя Устюгов передал мне эстафету одновременно с норвежцами, с французами. Я побежал, а в голове стучало: «Что-то надо делать!» Была не просто ответственность, а, я бы сказал, экстренная ответственность. Которая заставила всего себя собрать в кулак.
— Было тогда ощущение, что вам просто повезло?
— Если бы на рубежах я стрелял пять из пяти без дополнительных патронов, то сказал бы, наверное, что да, повезло. А так сумел закрыть мишени на «лежке» только семью патронами. Из-за этого от меня убежал Тарьей Бе, и единственное, что я тогда сумел, — побороться с Мартеном Фуркадом — не выпустить его вперед. Можно сказать, болельщики помогли: их стояло на трассе какое-то безумное количество.
— Вам когда-нибудь бывало страшно на трассе?
— Скорее волнительно. Соперников я не боялся никогда. Но считаю, кстати, что спортсменов нужно начинать выпускать на серьезные соревнования в достаточно молодом возрасте. Чтобы потом, когда они окажутся бок о бок со всеми великими, это не стало шоком.
— Хотите сказать, что в более юном возрасте пиетета по отношению к соперникам сильно меньше?
— Ну если вспомнить прошлый год, когда состав нашей сборной обновился почти наполовину… Никто из молодых ведь тогда не растерялся. Ни Тимофей Лапшин, ни Женя Гараничев. Такой шанс нужно давать спортсменам обязательно. Мне кажется правильным, например, что в Антерсельве такой шанс дали Алексею Слепову, пусть даже он выступил не очень удачно. Зато когда приедет на Кубок мира во второй раз, уже будет гораздо лучше понимать, чего ждать.
— Конкуренция в сборной не создает вам дискомфорта?
— Пока в сборной были Иван Черезов, Максим Чудов, конкуренция с ними мне вообще не грозила — я находился на гораздо более низком уровне. С теми, кто тренируется в сборной, ребятам из регионов вообще тяжело конкурировать.
— Почему? Не хватает серьезных стартов?
— И это тоже. Плюс отсутствие нормальной конкуренции, проблемы с финансированием.
— Что для вас важнее — сама по себе финансовая поддержка или же чувство, что о вас заботятся?
— Порой хочется хотя бы элементарного понимания. Ведь вся моя нынешняя жизнь, если разобраться, это биатлон. Дома мы почти не бываем и ради результата жертвуем на самом деле очень многим.
— В одном из своих интервью вы сказали, что очень большое впечатление на вас в свое время произвела автобиографическая книга Лэнса Армстронга.
— Меня вообще привлекают книги подобного плана. Когда читаешь о жизни выдающихся спортсменов, всегда находишь какие-то моменты, которые так или иначе пересекаются с твоей собственной жизнью. Выискиваешь какие-то подсказки, которые помогают сделать дополнительный шажок вперед. Когда находишься на профессиональном уровне в условиях крайне жесткой конкуренции, именно такие мелочи позволяют добиться побед.
— Ваше отношение к Армстронгу не изменилось в связи с известными событиями?
— Нет. Когда вся эта история только начиналась, я хорошо запомнил его интервью, где Армстронг сказал: мол, какие бы решения в отношении него ни были приняты, он никогда не станет их оспаривать и тем более судиться. Это достаточно сложная тема. Можно говорить об Армстронге. А можно — о профессиональном велоспорте в целом, где Лэнс на протяжении многих лет был лучшим среди таких же, как он сам. Так что для меня Армстронг прежде всего остается спортсменом уникальной силы воли и целеустремленности. Не говоря уже о том, что его рекорды вряд ли когда будут побиты.
— После завершения карьеры вернетесь в банк, где вы, как известно, недолго работали несколько лет назад?
— Не думаю. После столь насыщенной и активной жизни, которую я веду сейчас, хочется чего-то похожего.
— Тренерская карьера не привлекает?
— Нет. Точнее, я пока не готов ответить — смог бы или не смог работать тренером. Это тяжелая профессия. И не факт, что, умея что-то делать сам, ты сможешь научить этому других.
— А как относятся к вашей спортивной карьере родители?
— Сами они никогда не были связаны со спортом, но к моим тренировкам относились хорошо. Правда, учеба всегда стояла на первом месте. Я и сам, собственно, всегда был сторонником нормального образования. Хотя и школу в свое время приходилось пропускать, и с институтом проблемы возникали.
Я ведь сначала поступил в спортивный вуз — имени Лесгафта. Но из-за сборов пропустил две сессии подряд, и меня отчислили. Вот я и подумал: если я все равно должен учиться на общих основаниях, зачем учиться в спортивном институте? И пошел в университет сервиса и экономики. Определенные поблажки мне все-таки делают: позволяют переносить сроки сдачи экзаменов, например. Благодаря мне весь университет биатлоном заболел. Многие собираются даже в Чехию на чемпионат мира приехать — поболеть.
— Один из известных российских боксеров однажды сказал: «Голова дана нам для того, чтобы не били по лицу». А зачем голова биатлонисту?
— За последние годы биатлон, как мне кажется, стал очень «стратегическим» и интеллектуальным. Те же контактные гонки нужно проходить с головой, а не нестись сломя голову. В этом плане меня по-настоящему восхищает Андреас Бирнбахер, рядом с которым я не раз оказывался в масс-старте. Он всегда спокоен и даже внешне нетороплив. При этом очень быстро понимаешь, что у него точно рассчитан каждый шаг, каждое движение на стрельбище. Не случайно в прошлом сезоне Бирнбахер выиграл в масс-старте малый хрустальный глобус.
— Вам хотя бы иногда бывает сложно заставлять себя тренироваться?
— Такое состояние возникает в начале каждого сезона. Вливаться в тренировочный процесс после отдыха всегда мучительно. Адаптация занимает иногда целый месяц. Хотя в команде, конечно же, проще: смотришь, как работают другие, и сам тянешься за ними. Если бы мне пришлось тренироваться в одиночку, я бы, наверное, сошел с ума.
— Что вы чувствуете, когда находитесь на пике формы?
— Знаете, когда я смотрю на Мартена Фуркада, каждый раз восхищаюсь тем, как он передвигается по лыжне, как он прыгает, а не забегает в подъемы. Когда в этом сезоне я бежал в Оберхофе и Рупольдинге, мне показалось, что я тоже сумел добиться подобной легкости движений. Идешь в любой подъем и не устаешь. Напротив, появляется кураж.
— Не устаете от того, что по нескольку месяцев подряд находитесь в отрыве от дома?
— Устаю, конечно. Скучаю. Но сам себе сказал, что к этому в ближайшие два года нужно просто относиться как к некой неизбежной данности.
— Означает ли ваша фраза, что вы не собираетесь продолжать карьеру после Игр в Сочи?
— Так далеко я просто не заглядывал. Не вижу смысла думать об этом сейчас. Пока у нас есть цель, к которой мы стараемся двигаться всей командой. А там посмотрим.
— Судя по тону, лавры Оле Эйнара Бьорндалена, готового гоняться и на пятом десятке, вас не привлекают?
— Когда я смотрю на него, на Кристофа Зумана, то, честно говоря, думаю о том, что никогда и ни за что не буду продолжать бегать в таком возрасте.
— Почему?
— Мне кажется, что в мире слишком много интересного, чтобы ограничивать себя рамками биатлона. Хочется ведь попробовать реализовать себя и в чем-то другом. На самом деле я много думал об этом. И пришел к выводу, что продолжать бегать после 30-35 лет как-то несуразно, что ли. Все хорошо в свое время.
Елена Вайцеховская,
«Спорт Экспресс»
