Главным открытием первого этапа Кубка мира по биатлону стал 22-летний Даниил Серохвостов.
По идее он даже не должен был ехать в Эстерсунд, но у победителя отбора Александра Поварницына не оказалось нужных квалификационных баллов.
По итогам двух гонок Даниил закрепился в составе сборной России, забрался на 14 позицию в общем зачете Кубка мира, а Йоханнес Бе, стоя рядом с ним, шутил: «Это что, новая русская звезда? Смотри, у меня уже ноги трясутся».
«В России есть напряг – надо взять медаль для региона, а на Кубок мира выходишь как на праздник»
– Вы говорили, что атмосфера на Кубке мира понравилась, и она очень весёлая. Чем она отличается от Кубка России и других стартов?
– Атмосфера, конечно, лучше, чем в России. Тут выходишь на старт как на праздник. Охота бежать. В России такого не чувствуешь. Есть мысль о том, что хочешь пробежать эту гонку, но есть напряг, связанный с тем, что надо пополнить медальную копилку региона. Тут такого нет и бегается легче.
– Перед новичками тренеры не ставят конкретных задач?
– Какие-то задачи ставят, но я не обращаю на это внимание. Но и от нас не просят невозможного, например, с первых стартов попадать в призёры.
– Как вы себя чувствовали в присутствии зрителей? На стадионе были россияне, которые вас поддерживали?
– Да, я слышал, как на спринте кричали на трибунах, когда финишировал Саша Логинов. Раньше я уже бегал с болельщиками на юниорских соревнованиях. Особо их не замечаешь, потому что приходишь на стрельбу и ничего не слышишь, кроме своего голоса в голове. Поэтому мне без разницы, бегать с болельщиками или без них.
– В отличие от других парней, вы не были на сборе в Обертиллиахе. Как добирались на Кубок мира?
– Мы прилетели из Ханты-Мансийска на день в Москву. Там получили экипировку и переночевали, потом полетели в Стокгольм, а оттуда прилетели в Идре. Там я провёл одну тренировку, а вечером уже перебрался в Эстерсунд. Получилась довольно долгая дорога.
– Как атмосфера в команде? С кем больше общаетесь?
– В команде хорошая, дружелюбная атмосфера, все шутят и счастливы, нет никакого напряга. Больше всех я общаюсь с Каримом Халили, потому что мы живём вместе. С иностранцами я перекинулся парой слов по приезде, общался с юниорами, с которыми вместе бегал.
– В анкете вы указали, что считаете для себя примерами в спорте Карима Халили и велогонщика Петера Сагана. Почему такой необычный выбор?
– Карим восхищает своим трудолюбием и упорством на тренировках. Он тренируется нереально много, точно больше всех в команде. Также я интересуюсь велоспортом. Петер Саган не боится трудностей. Он сильный спринтер и даже в возрасте за 30 не уступает молодым. На Олимпийских играх он ставит себя в неловкие ситуации тем, что едет на велике, не предназначенном для спринта. Также мне нравится Тадей Погачар тем, что он молодой и всех выносит.
«В колесе думал, что упаду и сверну шею»
– Вы добились заметного прогресса в группе Юрия Каминского. В чём его подход лыжного тренера отличается от работы биатлонных наставников и чем именно он вам помог?
– Когда я пришёл к Юрию Михайловичу, нагрузки заметно выросли, и подход у него сильно отличается от других тренеров, потому что мы с первого сбора пошли в большую интенсивность. Раньше я так никогда не делал. При этом у нас были и объёмные тренировки, то есть в первые два месяца работали на износ, а потом стало намного комфортнее. Сильно выделилось то, что у нас за недельный цикл было по три-четыре работы, а раньше я делал одну в неделю.
– Как удаётся расслабляться при такой жёсткой работе на сборах? Есть видео, где парни посадили вас в колесо и катали. Это признак того, что в команде хорошая атмосфера, но какие у вас ощущения от такого эксперимента?
– Чтобы расслабиться, стараемся куда-то выбраться с командой, отдохнуть и развлечься, хотя из-за ситуации с коронавирусом приходится соблюдать осторожность.
Что касается истории с колесом, то у нас в Алдане в тот момент закончилась разминка, и мы ждали, когда все придут, чтобы начать вместе делать упражнение. В это время сначала Эдик Латыпов хотел лечь в колесо, но он не смог залезть туда, потому что здоровый. После этого предложили мне. Я, естественно поместился, так как меньше него раза в два. И мы поехали. Было очень страшно. Я думал, что упаду и сверну себе шею. Но в итоге закрепился там и нормально поездили, правда, потом слегка тошнило.
– Как относитесь к тому, что вас сравнивают с «русской ракетой» Максимом Чудовым из-за сходства в небольшом росте и высокой скорости?
– Никак. Не обращаю внимания. Мне всегда странно, когда спортсмена сравнивают с другими спортсменами, которые порой бегали несколько десятков лет назад. Мне это кажется некорректным. Сейчас другой спорт, все стали бегать быстрее и меньше промахиваться. Мне без разницы, с кем меня сравнивают, но считаю это не очень корректным.
– Вас удивил результат, показанный на Алдане в контрольной гонке с лыжниками, где вы показали третий результат, почти в одни ноги с Латыповым и быстрее большинства лыжников из группы Олега Перевозчикова?
– Это всего лишь контрольный старт, обычная тренировка и срез подготовки, которую мы провели до этого. Я уверен, что сейчас парни, которые бежали с нами, на Кубке мира и других стартах бегают гораздо быстрее. Не думаю, что мы с Эдиком сейчас были бы там быстрее. При этом многие из этих лыжников «классисты», которым коньковый ход даётся тяжелее.
– После этого болельщики стали требовать, чтобы вас обязательно взяли в сборную. Вы читаете комментарии в интернете. И как относитесь к излишним авансам и тому, что вас прочат в будущие звёзды?
– Комментарии я особо не читаю. Вижу, только если попадаются на глаза. Что касается авансов, то я понимаю, что попал на Кубок мира, потому что не смог приехать Саша Поварницын, и меня отправили сюда. Я считаю, что сделали правильно, не оставлять же место пустым, а если выдёргивать Сашу после первого старта в Идре, ему было бы тяжело. Мне только 22 года, и я не знаю, что будет дальше. Люди говорят одно, у меня другое мнение, стараюсь не обращать внимание на то, что говорят.
«После попадания на Кубок мира спонсор увеличил выплаты, теперь могу купить еще больше лыж»
– Как вы настраивались на контрольные старты и справлялись с волнением? Или действительно, как сказали в одном из интервью, не рассчитывали, что вас возьмут на Кубок мира, и это помогло?
– В этом интервью я ляпнул. Хотел сказать чуть-чуть по-другому и перевести вопрос в шутку, но потом понял, что люди поймут по-другому и остановился. Так и получилось, меня неправильно поняли. После спринтерской гонки в Ханты-Мансийске я понял, что можно отбираться, так как до этого у меня было не лучшее самочувствие и я не до конца понимал свою форму. Но, как оказалось, форма была боевая, а после спринта я понял, что можно отобраться на Кубок мира.
– У вас есть личные спонсоры, увеличился ли их интерес к вам и интерес в родном Алтайском крае после попадания в основу сборной?
– Алтайский край мне сейчас ничего не даёт и там я выступаю параллельным зачётом, а полное обеспечение даёт основной регион — Новосибирская область. Там у меня есть личный спонсор — строительная группа компаний, которая мне помогает финансово. На эти деньги я покупаю себе лыжи, а после попадания на Кубок мира мне увеличили финансовую поддержку. Так что теперь я могу купить себе ещё больше лыж.
– Есть мнение, что итальянцы и французы хорошо чувствуют себя в горах, потому что там росли. Рождение в Алтайском крае вам даёт какое-то преимущество в плане горной адаптации?
– Я живу в степном районе на высоте 200 метров, а самая высокая точка у нас 1500 метров в Белокурихе, поэтому особо не считаю себя горняком. В детстве в горах не был, а с 14 лет начал ездить на Семинский перевал, потому горы мне даются легко, но не думаю, что французам и итальянцам проще адаптироваться к горам. Просто у них больше горный стаж, чем у нас.
«Каминский сам пытается помогать и мотивировать, но я отказался, потому что есть психолог»
– Стрельба для вас всегда была камнем преткновения. Вы даже биатлоном поначалу не хотели заниматься. Почему не нравилось стрелять?
– Не складывалась сама стрельба, потому что поначалу мне не нравилось, что были промахи. Позже начал работать над стрельбой более осознанно. Когда я начал работать с психологом, понял, что не техническая часть косячит у меня в стрельбе, а я сам и моя голова. Раньше у меня был взрывной характер, часто бесился, а сейчас стал спокойнее и особо не нервничаю даже при промахах, а наоборот, успокаиваюсь. К следующему рубежу я подхожу спокойно и отрабатываю по максимуму. Раньше, если я застрелился на первом рубеже, то второй также мазал. Мне помогла работа с психологом и специалистами по стрельбе.
– Вы продолжаете сотрудничать с психологом Елизаветой Кожевниковой?
– Да, конечно.
– Тренеры как к этому относятся? У них нет ревности или недоверия к другому специалисту?
– У нас тренеры одобряют: и Юрий Михайлович [Каминский] и Максим Геннадьевич [Максимов]. Каминский сам пытается помогать и мотивировать, но я отказался, потому что есть психолог. Кроме того, часто слышу от спортсменов: «Это не нужно. Это проявление слабости. Я что не могу сам справиться?» Но я так не считаю. Если ты не можешь сам справиться, лучше обратиться к психологу.
– Но великий Уле-Эйнар Бьорндален не считал зазорным работать с психологом.
– Я считаю так же, но у многих спортсменов есть такой стереотип, что, если ты работаешь с психологом, то ты слабый.
– Заметил, что вы не быстро начинаете гонку, а последний круг получается самым сильным. Это особая тактика прохождения дистанции или стремитесь спокойнее подходить к рубежу?
– У меня ещё с того года была проблема с первым кругом. Я пытаюсь начать его быстрее, но не получается. Может, я мало разминаюсь перед стартом. Думаю, надо делать протяжки сразу перед стартом, чтобы быстро включиться в работу, потому что, когда я стартую, мне говорят «плюс 20». Я не понимаю, откуда берутся эти 20 секунд, если я иду быстро. На последнем круге мне говорят «плюс 10», а я не понимаю, как так получается, если я иду вроде с той же скоростью, что и первый круг. Так получается само по себе. На последнем круге стрельбы нет, только финиш, и надо работать уже до отказа.
«После коронавируса еле шёл до магазина 300 метров – обратно ехал на такси»
– В прошлом сезоне на сборе в Ханты-Мансийске вы переболели коронавирусом. Насколько тяжело прошла болезнь и как сложно было потом входить в тренировочный и соревновательный ритм?
– У нас тогда было вкатывание в октябре. Я его пропустил целиком, так валялся две недели. Потом команда уехала, а я остался в Ханты-Мансийске, так как бессмысленно перелетать. Решил потренироваться недельку и полететь на другой сбор. Тогда я ходил в магазин в трёхстах метрах, ехал обратно на такси – настолько тяжело было. Когда начал тренироваться, первую тренировку выдержал только полчаса, а за первый цикл вышло максимум три часа объема.
На втором цикле лучше себя чувствовал, так как организм начал справляться. Я пил много витаминов в больших дозировках, чтобы поднять иммунитет. Думаю, мне это помогло. Через недельку я поехал на Семинский перевал. Наверное, не стоило сразу после болезни ехать в горы, но мне специалисты посоветовали восстанавливаться в горах после коронавируса. Там очень тяжело давались тренировки, но, когда спустился в гор, чувствовал себя уже в той же форме, что и до болезни, однако последствия ещё долго беспокоили.
– В чём они себя проявляли?
– На первых этапах Кубка России я просто задыхался и поэтому после первенства мира сошёл со спринта на Кубке IBU. На первенстве мира я бежал и задыхался. Прохожу подъём – и перехватывает дыхание, сжимается всё в груди, когда сажусь на спуск. Я уже начал бояться, что начинаю резко задыхаться даже на равнине. В подготовительном периоде такое тоже случалось пару раз, чувствовал одышку на спуске, а пульс вместо того, чтобы падать, рос ещё выше. Начиналась небольшая паника, но я с помощью психолога научился с этим справляться и уже не обращаю на это внимание.
– У вас была коронавирусная пневмония?
– Я проверялся в Ханты-Мансийске, но с лёгкими было всё нормально. Думаю, что-то с центральной нервной системой или появилась холодовая астма. Причин пока не знаю, но так происходит.
– Что за желудочная инфекция появилась в команде в Ханты-Мансийске в этом году?
– Мы в один день проснулись всей командой и не смогли встать с кровати, потому что у всех были спазмы. В один день вся команда слегла непонятно из-за чего. Как оказалось, по всему Ханты-Мансийску был ротавирус, и даже местные жители обращались в аптеку. Мне кажется, это было из-за воды.
– Насколько это помешало подготовке к сезону? Сейчас удалось уже оправиться и вернуть себе нормальные кондиции?
– Я пропустил там полтора дня тренировок, потому что вечером у меня поднялась температура и заболело горло, но потом оклемался. Горло прошло, температура спала – и я пошёл тренироваться. По прилёте в Москву я пролежал ещё один день. В итоге суммарно я пропустил три дня. Но это Ханты-Мансийск. Сколько я там ни был, со мной какая-то фигня происходит. Даже когда приезжал на чемпионат России из Увата, через день после приезда я заболел. Там просто такая аура.
«В Швеции на нас смотрят косо из-за масок»
– Как проводите время в выходной день?
– Я час назад только проснулся (разговор начался в 11:00 по местному времени, – Metaratings.ru). В город идти мы не собираемся. В Швеции нет локдауна и люди не носят маски. У них много привитых, но всё равно рисковать не хочется. Из-за того, что мы тут ходим в масках, на нас косо смотрят. По правилам IBU также мы не можем ходить в магазины под угрозой штрафа, поэтому мы там не появляемся.
– Где вы носите маски?
– Во всех помещениях, в том числе в гостинице, потому что тут живём не только мы, но и местные туристы.
– Ваши родители — тренеры. Какую роль они играют сейчас в вашей подготовке и как часто просите у них совета по ходу сезона?
– Сейчас отец меня уже не тренирует, но я иногда обращаюсь к нему за советами. Раньше всегда тренировался с ним. Естественно, родители меня поддерживают, особенно перед стартами. Созваниваемся не так часто, как хотелось бы, потому что у меня и времени мало, и другой часовой пояс, и порой забываю, но родители мне помогают.
