• новое руководство. СБР теперь рулит депутат Госдумы и экс-блогер Sports.ru Владимир Драчев;
• новая структура сборной. Деление на основу и резерв предельно условное: все работают вместе, на следующей неделе состоится общий отбор на Кубок мира;
• новые тренеры и концепция. Ключевая фигура последних пяти месяцев – 69-летний Анатолий Хованцев. Он – главный тренер, он подготовил планы для всех составов, он вплотную работает с мужской основой.
Для Хованцева, который был успешен в русском биатлоне 90-х, а потом переехал в Европу, это второе возвращение на родину. В сезоне-2010/11 он управлял женской сборной, но потерялся в наших реалиях. Все закончилось дико: эпатажный Михаил Прохоров уволил Хованцева прямо во время эстафеты на домашнем ЧМ. Ни до, ни после ничего подобного с биатлонными тренерами не случалось.
Этой весной Драчев, едва возглавив СБР, обозначил: Хованцев – идеолог всей спортивной части. За три недели до сезона главный тренер сборной России рассказал нам о самом важном, что пережила команда за последние месяцы.
***
– Вы вернулись в наш биатлон 7 лет спустя после жуткого увольнения – на что сразу обратили внимание?
– Два момента.
Сильнее всего чувствовался осадок после допинговых проблем, после истории с отстранением от Олимпиады. Да, команда выступала в Пхенчхане, но не полностью тем составом, который это заслужил. Это наложило отпечаток на ситуацию, на настроения. Сейчас все успокаивается и на международном уровне, и у нас внутри. Статус РУСАДА восстановлен – это хороший знак для СБР; но наше восстановление в правах – вопрос не ближайшего времени.
Второе – чисто тренерское – в каком состоянии команда была после зимы: когда очень жесткая работа завела не туда и спортсмены подошли к сезону уже выхолощенными.
– Одна из самых заметных реформ – объединение основы и резерва, теперь по 16 мужчин и женщин работают вместе.
– Плюс привлечены некоторые спортсмены за счет регионов. Основа и резерв готовятся по одинаковой схеме, у каждой группы свои тренеры. Даже если бы мы не были рядом, в местах проведения сборов команды тренировались бы по одной методической направленности. Стрелковые тренировки мы сейчас проводим вместе, есть возможность наблюдать за всеми спортсменами.
– Но 16 человек на одной тренировке – это же неудобно, такая толпа.
– 16 человек – это не толпа, когда все грамотно организовано. Даже в Рамзау, где всегда много команд и сложнее всего попасть в расписание, у нас не было ни одной накладки на стрельбе. Когда нам давали 8 установок: 4 на лежку, 4 на стойку – этого хватало, никто никому не мешал. На комплексных тренировках не было такого, чтобы все пришли на рубеж в один момент – мы успевали охватить каждого; на других сборах было еще проще.
– И все равно последние годы команда готовилась не в таком виде – в чем замысел?
– Первое: команда А – это состоявшиеся спортсмены, которые много лет в биатлоне. Резерв – более молодые (Стрельцов, Поршнев) и юниоры (Томшин, Малиновский), которые теперь готовятся среди старших. Смысл в том, чтобы молодежь была рядом с опытными спортсменами постоянно – видела их работу, манипуляции с оружием, изготовку, технику передвижения, дисциплину.
Второе: все готовятся по одной схеме. Понятно, что младшим даем другие объемы и интенсивность. Нас часто спрашивают: а в чем индивидуализация? Как раз в этом: мы объективно оцениваем переносимость нагрузки, определяем состояние команды поэтапно и, если есть проблемы с восстановлением, корректируем тренировочную программу. Если ориентироваться только на пульс, перегрузить очень легко.
Контроль за переносимостью нагрузок мы ведем в том числе по биохимии, ФСО (функциональному состоянию организма – Sports.ru); за соблюдением интенсивности – по лактату и ЧСС (частоте сердечных сокращений – Sports.ru). Один спортсмен на лактате до 4 м/моль при частоте 140 ударов в минуту пробегает за полтора часа 18 км, другой с теми же показателями – 21 км. Оба получат одинаковый тренировочный эффект. Вот пример индивидуализации тренировочного процесса при работе в группе.
Третье: когда все рядом и работают по одной схеме, мы уходим от столкновения групп, реваншистских настроений. Раньше такое было: каждая группа делала все, чтобы быть впереди. Один тренер подсмотрел, что делает другой, и искал, как его обыграть. В результате все только и делали, что соревновались. Сейчас соперничество тоже есть, но в одном коллективе – на контрольных и так далее.
***
– Вы не из тех, кто грузит команду дикими объемами. Тренировки стали гораздо легче, чем в последние годы?
– Есть мнение, что мы не делаем почти ничего. Или тренируемся мало как никогда. Но это только мнение, как и в ситуации с якобы сорванным сбором в Контиолахти – один выступил, и началось.
В общем объеме мы тренируемся на 5-6 часов в месяц меньше, чем раньше – не такая значительная величина. Главное в том, что мы изменили соотношение нагрузок в микроцикле, а также работу в разных зонах интенсивности – первой зоны (на низком пульсе) стало намного больше, что позволяет хорошо восстанавливаться. Это самая заметная разница.
Нашу работу нельзя называть щадящей: все достаточно загружены, но за счет построения микроциклов не придавлены. Это показал летний ЧР, когда сборная была сильна по скорости, особенно на последнем круге. Над этим мы работали все лето.
– Считается, что без больших объемов скорость какое-то время будет в порядке, но сил на весь сезон не хватит.
– У меня есть опыт такой работы – сил хватает. И у мужчин, и у женщин – есть свежие примеры Юрловой (2015-й, где она стала чемпионкой мира – Sports.ru) и Малышко. В прошлом сезоне от начала до конца у Димы не было проблем со скоростью; иногда были проблемы с лыжами, и он переболел в середине сезона – чуть сдал, но в целом выступал ровно.
– Правда, что спортсмены сначала засомневались в этих идеях?
– Нагрузки, которые мы предлагали, для многих совсем новые – спортсмены не привыкли к работам на низкой интенсивности. Для них обычным делом было работать в постоянном напряжении и по сердечно-сосудистой системе, и по мышцам.
Мы предложили работу в первой-второй зонах, хорошее восстановление после ударных тренировочных сессий – и не все правильно это делали. Сработала сила привычки, которая нарабатывалась у некоторых годами: якобы надо постоянно испытывать напряжение.
В этом плане поначалу было некоторое недопонимание: мы задавали невысокий лимит интенсивности – и многие его не соблюдали. Приходилось останавливать: сбавь, помедленнее, спокойнее. Сейчас в основном адаптировались, есть только единичные случаи превышения.
– То есть год-два-три назад работа была гораздо интенсивнее?
– Думаю, да. Если брать недавнее прошлое, то загруженность была совсем другого порядка.
Мы анализировали два прошлых сезона и скоростные показатели ребят. В сезоне-2016/17 они продержались на хорошем уровне только декабрь, а к ЧМ посыпались – скорость очевидно упала. ЧМ прошел невразумительно у всех, за исключением Шипулина, который претендовал на медали.
В прошлом году команда не показала и этого, даже декабрь не получился – с первых же стартов скорости не было.
– Последний сбор перед сезоном пройдет в австрийском Обертилиахе, это горы. Очень нетипичное место – обычно на первый этап приезжали из Скандинавии или Тюмени.
– В этом году старт сезона в Поклюке – это высота, и нам нужна соответствующая подводка. Горных сборов у нас немало: сначала – Сочи, в октябре был Рамзау, в конце ноября – Обертилиах.
Схема прослеживается: мы постепенно набираем объем среднегорной подготовки. Новогодний сбор, скорее всего, проведем в итальянском Риднау – это тоже среднегорье. Перед ЧМ-2019 поедем или в Обертилиах, или в Риднау – смотря где будет лучше со снегом.
Мы не забираемся на экстремальные высоты, но горы нужны для хорошей адаптации и для прибавки. По подготовке к ЧМ идея тоже ясна; есть три волны повышенной работоспособности при грамотно проведенной работе на высоте: первая – до пятого дня, вторая – примерно с 12-го, третья – после 21-го. Мы планируем выступать на второй.
***
– В конце мая СБР утвердил список тренеров, в начале лета Сергей Башкиров и Павел Ланцов уехали в другие сборные. Как так вышло?
– Они подавали анкеты на конкурс, то есть хотели эту работу – но скрывали, что ведут переговоры с Кореей и Канадой соответственно. И когда у них срослись контракты, они уехали. Конечно, мы рассчитывали на них. Я понимаю, что человек ищет возможности для роста – в этом претензий нет.
Ланцов сначала позвонил и сказал, что может пропустить сезон, позже попросил паузу до августа, ссылаясь на семейные обстоятельства. Потом из новостей я узнал, что он подписал контракт с Канадой. Башкиров не присутствовал ни на одном сборе – и про его уход я тоже узнал не напрямую, а от кого-то. Попыток связаться я не делал – не вижу смысла.
– 25-летний тренер Владислав Тулаев, взорвавший межсезонье диким эфиром в инстаграме («от 150 тысяч начинаю только пальчиками шевелить», «будем парковаться на черном «мерине» возле Олимпийского комитета и уходить в закат») – как он оказался в сборной?
– Мы взяли трех молодых тренеров: Артема Истомина (мужчины), Павла Спиридонова (юниоры), которые работают и сейчас, и Влада. Они прислали анкеты на конкурс. Истомин больше тяготел к функциональной подготовке, Павел и Влад, судя по присланным материалам, – к стрелковой.
Павел и Влад проходили собеседование. Сначала они прочитали мне лекцию о стрелковой подготовке в биатлоне. Влад на достаточно высоком уровне владел материалом, но вел себя эпатажно, слишком уверенно – и я засомневался.
Потом мы устроили им тестирование: дали молодых спортсменов (уровень юношей и юниоров), предварительно попросили этих спортсменов совершать разные стрелковые ошибки на всех этапах, от изготовки лежа/стоя до производства выстрела, не слушаться. Поменяли детали лож, чтобы усложнить задание. И наблюдали, как Павел и Владислав это заметят и скорректируют. Насколько профессионально каждый объяснит, какую информацию донесет.
Когда Влад перешел к работе со спортсменами, то преобразился: с душой объяснял, вставал на колени на грязь (май, соревнования по летнему биатлону бегом, грунт), поправлял изготовку спортсменки, лежащей на ковре. Разве мажор так поступит? Он справлялся, не вышел из себя, увлеченно рассказывал, повторял снова и снова. После этого приняли решение: берем на резерв как тренера-стажера. Он работал под контролем, помогал, чтобы в перспективе вырасти в самостоятельного специалиста.
– Его знаменитое выступление в инстаграме – что это?
– Детство, мальчишество, не знаю, как еще назвать. Из ряда вон выходящий случай. Сразу после того, как все выплеснулось в СМИ, я с ним пообщался и сказал, что не вижу смысла продолжать работу. Как мне показалось, он был очень подавлен последствиями стеба в разговоре с другом, своих неуместных, подростковых шуток. И резонансом, конечно.
Могу добавить, что перед этим выступлением Влад уехал со сбора в Тюмени на два дня раньше по согласованию с тренерским штабом, но сдал обширный, детальный отчет по стрелковой подготовке всей команды.
– Президент СБР Владимир Драчев до скандала встречался с его мамой, топ-менеджером «ФосАгро».
– Вообще не привязывайте маму. Встреча состоялась, уже когда с составом тренеров все было ясно. И речь шла не о спонсорстве СБР, а о строительстве стрельбища в Кировске.
Там великолепные лыжные трассы, которые возродили Федерация лыжных гонок России и компания «ФосАгро». Я много лет работал на сборах в Кировске, еще в 90-х с Александром Грушиным мы профилировали там трассы. Отличное место для подготовки, профилакторий через дорогу от стадиона, в самом профилактории – бассейн, сауны, любое лечение. Мы после утверждения тренеров и списка стажеров и узнали, что мама Тулаева работает в «ФосАгро».
Весной я был в Мурманске, заехал в Кировск на несколько дней – присылал Владимиру Драчеву фото оттуда, мы много времени провели на сборах здесь вместе, он сразу по фото узнал наше бывшее стрельбище. 5 мая 2018-го лежало более метра прекрасного снежного покрова. Там спрофилированная 5 км лыжная трасса до 6 метров шириной, ослепительное солнце, как в Альпах, горы, открытые горнолыжные склоны. Мы пришли к единому мнению, что на базе профилактория «Тирвас» при наличии нормального стрельбища возможен как предсезонный сбор, так и восстановительный весенний.
Раньше мы там стреляли в маленьком карьере, его хорошо бы расширить до 15-20 установок. Драчев для этого вышел на «ФосАгро» – интерес у них был, но мы не сошлись по деньгам и отложили вопрос до следующего года.
– Как Тулаев показал себя за месяц-полтора в команде? Игорь Малиновский говорил, что никто не воспринимал его всерьез.
– Нормально работал, получал индивидуальные задания по спортсменам. Недоверие могло быть из-за возраста и из-за методов работы. Многие тренеры оценивают изготовку визуально, он пытался делать это по компьютеру – делал видео, ставил специальные программы. Он и учился, и вносил что-то новое, работал, подключая норвежские технологии.
Могло быть не все понятно, когда Влад рисовал кубы и квадраты, положение частей тела и распределение веса – для Игоря это, возможно, было новое. Они работали вечерами в тире.
– Разве не было видно, что у Тулаева как минимум по человеческим качествам все не очень хорошо?
– Он казался адекватным – не представлялось, что способен на такое. Думаю, из него когда-нибудь мог вырасти тренер, если бы он своевременно вышел из мальчишества и упорно развивался, обучался. У него был большой интерес к работе.
Кстати, зарплату он так и не получил, потому что контракта с ним не было. Его привлекали на испытательный срок как стажера, на момент комплектования тренерского штаба Влад планировался в помощники Сергею Башкирову.
– Есть пример удачнее – 23-летний Артем Истомин. Чем привлек он?
– В его анкете был такой материал, который сразу показывал: есть определенный уровень и знаний, и усидчивости, чтобы просто собрать эту информацию. Это материал о подготовке норвежцев, которого нет в открытом доступе. Я был в Норвегии на семинаре, там частично познакомился с их системой – анкета Истомина меня заинтересовала.
Мы встретились; его понимание и анализ, предложения по подготовке произвели впечатление. Мы ориентировались на просьбу руководства: подключать к работе молодых.
– Должны ли молодые, пусть даже талантливые, начинать работу прямо со сборной? Есть регионы, команды скромнее.
– Я не говорю о нем как о сформировавшемся специалисте. Артем продолжает учебу, но направление задано: мы готовим тренера, который в перспективе способен работать по современным методикам. Он тренер-стажер. Сама логика, как я считаю, правильная – подключать молодых к работе.
Методическое направление в любом случае задает не Истомин. Я взял Артема под свое руководство, чтобы потом – подчеркну, потом – подключать к юниорам или юношам. Чтобы уже там он действовал самостоятельно, сохраняя единое методическое направление.
В лыжных гонках сделали это: Егор Сорин работал с Крамером – сейчас руководит резервом. Даже не зная этого, мы мыслили так же: надо взять молодого и подготовить его к самостоятельной работе. К Истомину претензий нет – он сработался с коллективом, того недоверия, которое было вначале, сейчас нет. Артем выполняет задачи, которые мы ставим. Плюс у него есть свое видение, мы это обсуждаем и некоторые моменты даже используем.
– Тот же Тулаев говорил о нехватке патронов в команде. Александр Тихонов – о проблемах с деньгами. Как дела с этим?
– Александр Иванович любит преувеличивать. Если он что-то говорит – значит, он абсолютно прав. Вы когда-нибудь слышали, чтобы он чем-то помог? От него – сплошная критика: с командой работают бездари, в федерации никто ни на что не способен, денег нет. На самом деле мы всем обеспечены.
Что касается патронов, то для России ситуация несколько лет не меняется: мы по-прежнему под санкциями – завозить качественные патроны в Россию непросто, из-за чего иногда возникают временные трудности. В Европе мы работаем с тем материалом, с которым хотим, проблем нет. Что касается России, я бы эту тему обошел. Сложности с доставкой есть, но не из-за того, что у нас якобы не хватает денег. Мы нашли решение: команда обеспечена патронами на весь сезон.
***
– Сколько времени вам понадобится, чтобы новая методика дала результат? У нас не ждут даже месяц.
– Тот скачок, который нам нужен, не сделать за год. Даже Крючков после четырех лет работы с Шипулиным отмечал, что они что-то недоделали. Мы работаем, но сопутствующих факторов много.
Что бы я сейчас ни сказал, вы все равно оцените нас по ЧМ, а не по Кубку мира. Медали на Кубке мира – сложный критерий. У нас есть примеры, когда медалей было много в преддверии ЧМ, а на нем – ноль. И все – сезон провален. Где были шведы до Олимпиады-2018? Каким был их сезон? А на Олимпиаде – лидеры, в том числе и в методическом плане.
После того, что было в прошлом сезоне, я не рискну говорить, в каком состоянии мы будем и какие места займем. Но мы из этой полосы выйдем.
– Сколько медалей ЧМ-2019 посчитаете успехом?
– Мы ничего такого не пропечатывали: где успех, где провал. Успешное выступление – это когда медали есть. На последнем ЧМ были золото и бронза; наверное, это хороший результат и для нас. Но при условии, что команда будет бороться во всех гонках, покажет высокие скорости, а медали не будут носить сенсационный характер – когда откровенно повезло с ветром и тому подобное.
И очевидно, что по итогам сезона мы должны сохранить полные квоты в обоих составах.
– Как втягивается Шипулин, который присоединился к команде несколько недель назад?
– Он выполняет работу по планам Крючкова, а мы обеспечиваем условия. Также вместе с командой Антон выполняет стрелковую часть. Постепенно он втягивается в работу.
– В декабре его не будет на Кубке мира?
– Мы можем его привезти, но все-таки это рано. Зачем торопить и срывать планомерную подготовку? Да, Антон может и в декабре показать и нормальный результат, но ценой сверхнапряжения. Наша задача: чтобы он постепенно шел к ЧМ, не исключая соревновательный опыт в том числе и на международных стартах.
– У вас репутация мягкого и неконфликтного специалиста – в нашем биатлоне с таким подходом трудно. Меняетесь?
– В этом плане меняться поздно. Но что такое мягкий тренер? Тот, кто идет на поводу у спортсменов? Сейчас президент – бывший спортсмен, он правильно понимает многие моменты: что тренеру не надо мешать, что тренер ответит за всю подготовку после ЧМ.
Я, как и раньше, выступаю за диалог со спортсменами. Я всегда был против солдафонского подхода: умри, но сделай. Должно быть доверие, но я понимаю, что оно не приходит моментально. За эти 5 месяцев не припомню ни одной ситуации, чтобы я повышал голос или жестко что-то вдалбливал.
