Начиная самый сложный и, возможно, заключительный для себя сезон, олимпийский чемпион-2014 биатлонист Антон Шипулин в интервью специальному корреспонденту агентства «Р-Спорт» Елене Вайцеховской раскладывает по буквам свой вид спорта, рассказывает, зачем его супруге кошка, как правильно одеваться на гонку, почему он не любит проводить время с командой и за что однажды чуть не подрался с Максимом Максимовым.
А также сравнивает себя с сестрой Анастасией и признается в любви к супруге Луизе.
«Б» – Болельщики.
— Насколько для вас сложно подчинять свою жизнь фанатам биатлона? Проводить автограф-сессии, фотографироваться, оправдывать ожидания, выслушивать критику, терпеть внимание к себе? Это приятный момент жизни, или с этим вы просто миритесь?
— Скорее, да, мирюсь. На общение с болельщиками действительно уходит очень много времени, и иногда думаешь, что лучше бы это время полежал на кровати, отдохнул бы между тренировками. С другой стороны, понимаю, что болельщики – это те самые люди, кто вкладывает в тебя свою энергию, свои хорошие эмоции, поддерживает, когда тяжело. Понятно, что болельщики бывают разные. Некоторые приезжают на соревнования просто поразвлечься, сменить обстановку. А некоторые, чтобы поболеть за своих спортсменов, из года в год ездят на три, на четыре, на пять, на шесть этапов подряд, тратят на это много денег, много сил, много энергии. Спортсмен, считаю, должен на это отвечать, должен с этими людьми общаться. Это даже не работа, а такая, скажем, минимальная благодарность.
— Но, наверное, не всегда хочется, чтобы болельщики узнавали на улице?
— Я сколько раз уже смеялся на эту тему: раз в полгода мне ужасно хочется съесть какую-нибудь гадость из разряда «вредной» еды. Но стоит только зайти куда-нибудь в «Макдональдс» или в «Бургер Кинг», сразу находится кто-то, кто тебя узнает. Становится так стыдно, что я вроде бы спортсмен, вроде бы должен подавать пример, как нужно правильно питаться, а сам стою с подносом фастфуда в руках.
В последние годы вообще очень часто стали узнавать: на улице, в магазинах. Особенно часто такое происходит в торговых центрах, когда идешь без шапки. Иногда ведь у меня действительно нет настроения или нет времени, но заходишь в магазин – и начинается: один узнал, второй узнал, кто-то вдалеке увидел, что люди с кем-то фотографируются, тоже бежит с телефоном.
— Наш великий борец Александр Карелин однажды рассказывал, как однажды чуть ли не час подписывал какие-то листочки в аэропорту, а потом кто-то из любопытных спросил: «Простите, а вы кто?»
— Такое тоже бывает. Иногда это просто цепная реакция: люди видят, что большая толпа с кем-то фотографируется, берет автографы, значит, им тоже это надо сделать. Иногда скажу честно, раздражает: понимаешь, что подписанный тобой обрывок бумажки не сохранится у человека в кармане больше, чем полчаса. Что она вообще ему не нужна, но человек совершенно беззастенчиво тратит твое время. Но сейчас я уже выработал определенную тактику. Когда не хочется, чтобы меня замечали, просто отправляю в магазин жену.
«И» – Интерес.
— Не стану сравнивать вас с уникальным долгожителем биатлона Уле Эйнаром Бьёрндаленом, досье которого занимает несколько страниц в биатлонном справочнике, но и у вас за плечами уже десятый кубковый сезон, две Олимпиады, огромное количество гонок и изученных до мелочей стадионов. В чем тот интерес, который заставляет вас продолжать толкать себя вперед?
— Когда начинается новый сезон, мне всегда бывает интересно: как я выгляжу в данный момент, как функционально готовы мои соперники, смогу ли я собрать все те навыки, которые мы нарабатывали летом. Ну, и самый главный стимул — подняться на верхнюю ступень пьедестала. Если такого интереса у спортсмена нет, не знаю, есть ли вообще смысл выходить на старт. Честнее, наверное, уступить свое место кому-нибудь другому.
Понятно, что бывают разные моменты. Иногда что-то не получается в тренировке, падает настроение, и, соответственно, становится сложнее заставлять себя работать, нередко я начинаю думать о том, что дома осталась семья, в которой растет маленький ребенок, и он, пока я где-то гоняюсь, без меня произносит первые слова, делает первые шаги. Такие мысли гораздо чаще заставляют задуматься: а надо ли мне то, чем я занимаюсь? Стоит ли спорт тех первых слов и первых шагов сына, которых я не видел? Я сейчас очень сильно скучаю по дому. Все мысли о том, чтобы завершить карьеру, связаны только с этим. Хотя понимаю, что сейчас было бы просто неправильно все бросить и остаться дома: надо пройти свой спортивный путь до конца. До Олимпиады. Дай нам бог на нее поехать.
«А» – Анастасия.
— Когда ваша сестра Анастасия Кузьмина выиграла в Ванкувере свою первую золотую медаль в спринте, многие искренне полагали, что ей просто очень повезло. После того, как Настя выиграла спринт на Играх в Сочи, впору было вспоминать расхожую фразу, что олимпийским чемпионом надо родиться. А что можете рассказать о сестре вы?
— Настя умеет очень сильно, совершенно потрясающе концентрироваться на какие-то отдельные задачи. Если бы она умела сохранять эту концентрацию на весь сезон, уверен, что давно бы завоевала Большой хрустальный глобус, а, возможно, и не один. Видимо, она выбрала для себя Олимпийские игры, как главную цель в жизни. Я дважды был свидетелем того, как тщательно и даже нудно Настя начинает выполнять свою работу за месяц-два до начала Игр. Очень выверенно, продумывая и прорабатывая каждый сантиметрик, каждую секунду. Это такая мегасуперконцентрация, направленная на абсолютно конкретный старт. Думаю, что мало кому из спортсменов, удается вот так точечно концентрироваться на поставленной задаче. Настя это умеет.
— Когда вы с сестрой были маленькими, эта безумная целеустремленность как-то проявлялась?
— Тогда, наверное, я не слишком обращал на это внимание. Но Настя всегда была очень скрупулезная. Могла всю ночь напролет, в отличие от меня, сидеть над учебником и учить какие-то стихотворения. Однажды задалась целью поставить дома какую-то новогоднюю сценку, чтобы порадовать родителей, но для этого ей было нужно уговорить меня, чтобы я переоделся в Снегурочку.
— Уговорила?
— Было такое…
— Что заставило сестру вернуться в спорт после рождения второго ребенка?
— Я, естественно, спрашивал Настю об этом. Она ведь после Сочи совершенно определенно говорила, что ей уже хватит. Но потом родилась Оливия, и сестре, насколько понимаю, захотелось просто побыстрее привести себя в форму, покататься на лыжах ради удовольствия. Она очень сильно ностальгировала по спорту, пока ждала ребенка. Возможно, поэтому и решила: почему бы не попробовать еще? До Олимпиады-то оставалось всего два года. С точки зрения достижений она давно всем все доказала, даже сейчас может закончить карьеру в любой момент, и все ее поймут. Но вот сделала такой выбор. Не удивлюсь, если на Олимпиаде в Корее Настя завоюет свою третью (золотую) медаль. Буду очень рад, если это произойдет, и моя теория подтвердится.
«Т» – Тренеры.
— С кем из тренеров, с которыми доводилось работать, было тяжелее всего найти общий язык?
— С Николаем Петровичем (Лопуховым). Сейчас, когда мы друг с другом больше не находимся в связке «спортсмен – тренер», мы прекрасно общаемся, много шутим, можем друг друга подкалывать, словом, у нас отличные отношения. Раньше постоянно возникали нестыковки, мы очень часто ругались, тренер пытался навязать мне свое видение тренировочного процесса, я отстаивал свою точку зрения, в общем, не понимали друг друга. Николай Петрович очень умный человек, сильный специалист, всем интересуется, много читает. В биатлоне не так много тренеров, кто постоянно самосовершенствуется, самообразовывается, хотя заслуженных – полстраны. Даже сейчас, когда мы с Лопуховым работаем в разных командах, я вижу, как он постоянно общается с моим личным тренером Андреем Крючковым, вижу, что ему это интересно. Если же вспоминать тот период, что Николай Петрович провел в российской сборной, то независимо от того, у кого какие отношения с ним складывались, он свою задачу выполнил. Тогда вся сборная очень сильно подтянулась в плане функциональной подготовки.
— В биатлонном мире есть какой-то специалист, с кем вам особенно хотелось бы поработать?
— Именно с такими специалистами я сейчас работаю. Это Андрей Гербулов и Андрей Крючков. Я уже какое-то время назад говорил вам в интервью, что у нас не просто команда, а семья, в которой все друг о друге заботятся. Мы не только постоянно тренируемся вместе, но очень много общаемся и после, и до тренировки.
— В связи с этим вопрос. Знаю, что Мартен Фуркад долгое время считал, что у него сложились такие же отношения с Зигфридом Мазе. И когда Зигфрид сразу после Игр в Сочи подписал контракт с норвежцами, для Фуркада это стало колоссальным ударом. Как бы вы отреагировали, если бы Крючков или Гербулов ушли в другую команду, не поделившись с вами собственными планами на этот счет?
— Я бы, конечно, сильно обиделся, если бы кто-то из моих тренеров просто собрал бы вещи и уехал. Так что в этом плане я вполне понимаю Фуркада. Если бы мы поговорили по душам, поняли бы, почему у тренера возникло такое желание, то, думаю, постарались бы найти какой-то компромисс.
«Л» – Луиза.
— Биатлонное сообщество, если смотришь на него со стороны, это одна большая семья, свой и достаточно замкнутый круг: все друг друга знают, находят партнеров, создают семьи, а иногда даже привозят на соревнования детей. Ваша супруга, насколько мне известно, вообще не имеет к спорту отношения. Не страшно было связывать жизнь с человеком из другого мира?
— Я специально выбирал такую девушку. Чтобы была не из спорта, и уж тем более не из биатлона.
— Почему?
— Потому что в моей жизни слишком много спорта. Я так устал от этого, что даже в квартире нет ни одной грамоты, ни одной медали, ни одного кубка — всё сразу отдаю родителям. Лыжи, палки, роллеры, когда заканчивается сезон, лежат где-то в кладовке. Чем меня зацепила Луиза – так это тем, что в момент нашего знакомства она вообще не знала, что такое биатлон, и какое я имею к нему отношение — видела во мне прежде всего человека, а не известного спортсмена, которого показывают по телевизору. Для меня это было важно. Вокруг любого известного спортсмена всегда очень много лести: «О, Антон Шипулин, это же ты, как мы тебя любим, как мы за тебя болеем…» При этом прекрасно понимаю, что, не было бы спорта, для этих же самых людей я был бы вообще неинтересен.
После того, как мы с Луизой начали встречаться, я только года через два ее научил, как правильно называются гонки, сколько там рубежей, что такое «лежка», «стойка»…
— А заодно, видимо, обрушили на нее некое тайное знание, что в комплекте с вами она получает восемь месяцев одиночества в году.
— В этом, думаю, и проявляется любовь. Могу признаться: мне очень хотелось найти такую девушку, которая была бы со мной и в горе, и в радости. Если бы Луиза этого испугалась или не выдержала наших отношений, когда они зарождались, то какой мне тогда был бы смысл связывать жизнь с этим человеком? Сначала Луизе было очень тяжело, когда я уезжал. Я даже купил и подарил ей кошку, потому что понимал, что сидя в полном одиночестве в доме можно вообще свихнуться. Потом жена потихоньку начала привыкать к моим отъездам. Сейчас, когда появился ребенок, стало намного легче. Но самое главное — что мы оба выдержали проверку нашими отношениями. За это я люблю свою жену еще больше.
— У вас собственный дом?
— Пока квартира, но будем строиться. Я даже рисовал несколько раз проекты. Не хочу, чтобы дом был огромным, но мне нужен очень большой гараж. Уже сейчас есть квадроцикл, мотоцикл, три машины: одна моя, одна жены, а одна чисто для леса – с лебедками, большими колесами. Чтобы можно было проехать туда, куда не сможет проехать большинство обычных машин. Для меня рыбалка и охота – это лучший отдых.
— Охотничьи ружья, надо полагать, отдельная история?
— Я охотиться, на самом деле, не люблю. Ружье у меня одно, но вожу его с собой больше на всякий случай. Мы ночуем иногда в палатках, а в наших краях бывает много случаев, когда медведь подходит к палаткам, или кто-то еще. Как-то надо предостерегаться. В этом году я немножко подсел на стендовую стрельбу. Хотя Гербулов запретил делать это часто.
— Почему?
— Потому что немножко меняется специфика. Стрельба по тарелочкам требует иного навыка, чем тот, что требуется при стрельбе по стоячим мишеням. Стрелять из охотничьего ружья мне, конечно, интересней. Я вообще легко подвержен каким-то новым хобби, каким-то новым развлечениям. Заразился карпфишингом, например. Карпфишеры такие все спокойные люди — никуда не спешат. Приезжают на пруд, раскладывают палаточки, стулья. Потом готовят снасти, обмеряют весь пруд, смотрят, где есть ямки, где лучшее место для клева. Потом потихоньку начинают делать бойлы — определяют, на что карп будет лучше клевать: на креветку, на малину, на вишню, на мед… Забросили свои снасти и пошли заниматься своими делами: играть с детьми, общаться с друзьями, готовить шашлыки.
Пока у нас не было сына, мы с Луизой несколько раз так выезжали. Нам настолько понравилось, что мы договорились: будем выезжать каждый год именно на это место и только вдвоем.
— С рождением ребенка от идеи пришлось отказаться?
— У меня на следующий год в планах приобрести для всех нас домик на колесах. Будем ездить на карпа втроем.
«О» – Одежда.
— В Эстерсунде всегда крайне злободневен вопрос: как в этой промозглой влажности и диком холоде одеться так, чтобы тебе всегда было комфортно? И насколько большую проблему создает биатлонистам подобный климат?
— Тут тоже помогает слово на букву «о» — опыт. Когда бегаешь столько лет, бывает достаточно беглого взгляда на сводку погоды. Вообще, на тренировку я люблю одеваться тепло. А на соревнованиях наоборот люблю, чтобы меня немножко обжигало холодком. Чтобы был такой бодрячок в мышцах. Поэтому до минус пяти градусов я бегаю «на голяк» — это когда надеваешь комбез без термобелья. Одевается на тело. От минус пяти и ниже — это уже тонкое термобелье. От минус 10 — толстое. Хотя у каждого спортсмена есть какие-то свои предпочтения. Я знал одного лыжника, который бегал «на голяк» при минус 15. Но когда градусник уже за отметку «-20» перешагивает, то и в термобелье становится сложно.
— При такой температуре гонки ведь не проводятся?
— Как раз в Эстерсунде как-то выдался год, когда на стадионе все было в пределах нормы «- 18» или «-19» градусов, а на трассе в лесу было чуть ли не на четыре градуса холоднее. В таких ситуациях понимаешь: идет трансляция, гонку смотрит весь мир, и если даже температура снизится за пределы нормы, судья всегда может так легонечко дыхнуть пару раз на градусник, и все снова будет в норме. Не знаю, как обстоит дело на мировой арене, но на каких-то областных соревнованиях в России, когда я только начинал бегать, такой опыт был достаточно распространен.
— А как быть, если замерзли руки?
— Терпеть. Можно, конечно, помахать руками, чтобы кровь до конечностей достала, и пальцы начали разогреваться. Я часто пальцами в ботинках начинаю шевелить, когда ноги замерзают. Но во время гонки не хочется тратить на это даже пяти лишних секунд. Бывает, что приезжаешь на финиш, и уже не чувствуешь ни рук, ни ног. Но самое тяжелое – когда через пять-десять минут в раздевалке руки и ноги начинают отходить, и начинается адская боль. Это очень жестко — не желаю никому такого испытать.
— Насколько сейчас комфортен быт биатлониста?
— Бывает по-разному. Один раз я отдал вещи постирать на ресепшн в отеле, с меня содрали 200 евро, и я понял, что лучше потрачу полчаса своего времени, чтобы постирать все вручную. Как учили родители в детстве, как приходилось стирать в казарме, когда я учился в институте.
— Многие лыжницы и биатлонистки никогда не надевают спортивную форму, если есть хоть малейшая возможность ее не надевать. На мужчин это распространяется?
— Биатлонную экипировку — с эмблемами, с нашивками — я вообще практически никогда не надеваю. Обычно это джинсы или легкие брюки, рубашечка. Хотя в последнее время заметил за собой, что сильно не заморачиваюсь по поводу одежды. Знаю, что для своей жены я красив в любом виде. Луиза иногда подкалывает, мол, опять ты в своих любимых штанах задрипанных. А мне удобно. Надо, допустим, съездить помыть или заправить машину, нырнул в свои обычные повседневные штаны и куртку и поехал. Мне не перед кем вне дома красоваться, у зеркала прилизываться и туалетной водой себя брызгать.
«Н» – Новички.
— Что такое для молодого спортсмена попасть в команду, главный в которой – Антон Шипулин?
— У нас, сразу скажу, никакой дедовщины нет.
— И никогда не было?
— Был спортсмен, который пытался меня «строить» — Макс Максимов. Сейчас мы с ним над этой ситуацией смеемся, а тогда, когда я только пришел, Макс частенько меня цеплял. Типа: «Эй, молодой, иди сюда, подержи там мой рюкзак…» Мне даже хотелось однажды врезать ему хорошенечко, до такой степени из-за чего-то разозлился.
— Бывает, что в команду попадает человек, который вообще не вписывается в коллектив?
— Наверное, бывает, но я не вспомню таких ситуаций. Мы постоянно шутим, стараемся собираться вместе, ходить друг к другу в гости, общаться. Если меня кто-то начинает о чем-то спрашивать, или мы оказываемся рядом на тренировке, я обязательно начну что-то рассказывать.
— Когда подходит время к главному старту сезона, отношения внутри команды не обостряются? Все-таки у вас индивидуальный вид спорта. И все соперники.
— Сам я, когда приезжаю на соревнования, предпочитаю больше времени проводить у себя в комнате. Почитать книжку, посмотреть фильм. Но не потому что не хочу общаться с ребятами: просто понимаю, что не стоит расплескивать энергию. Многие из тех, кто помоложе, начинают накануне старта нервничать, переживать. Вообще очень хорошо видно, когда спортсмен начинает волноваться. Он начинает совершать какие-то не свойственные себе поступки, кто-то становится более раздражительным, кто-то, наоборот, неестественно спокойным.
— А вы?
— Я слишком долго бегаю, чтобы реагировать на то, на что реагировать не нужно.
