Своей победой на первом этапе Кубка мира Антон Бабиков взбудоражил мировое биатлонное сообщество, а заодно доказал, что не напрасно тренеры включили его в команду без какого бы то ни было отбора. Хотя всего лишь год назад этап в Эстерсунде закончился для спортсмена, толком не успев начаться: после индивидуальной гонки, в которой Бабиков финишировал тогда 18-м, он был отправлен в резервную сборную.
– Обидно было уезжать из Эстерсунда год назад, Антон?
– В принципе мне заранее говорили о том, что я запланирован тренерским составом лишь на один старт – «индивидуалку».
– А если бы вы ту гонку выиграли?
– Ну, что сейчас об этом рассуждать? Вместе со мной тогда на Кубок IBU был отправлен Алексей Волков, а он ведь в той гонке стал третьим и имел, согласитесь, куда больше оснований для расстройства. Я стараюсь не зацикливаться на таких вещах: тренерские планы не всегда бывают понятны спортсмену, но это не означает, что они обязательно неправильные.
НЕ ВЕРИЛ СВОЕМУ СЧАСТЬЮ
– Когда Рикко Гросс не поставил вас в эстафетный состав после блестящего выступления в гонке преследования, вы тоже не обижались на тренера?
– Если бы речь шла об олимпийской эстафете, это одно. Я же в Антхольце был счастлив уже от того, что мне дали возможность пробежать две гонки – спринт и пасьют. Тем более что на итальянском этапе многие ребята выступили у нас хорошо, было из кого выбирать.
– А что случилось в сингл-миксте в Эстерсунде? Имею в виду ваши неожиданные промахи на «лежке».
– Отчасти сказалась нервозность, все-таки первый серьезный старт, отчасти – повышенный риск. За два дня до той гонки я перешел на более быструю стрельбу. При своих стандартных показателях – стоя 23 секунды, лежа 27 – я уверен, что отстреляюсь чисто, но в «сингле» всегда стреляешь на пару секунд быстрее – сама дистанция это подразумевает. Там короткий круг, нет каких-то разборок по ходу бега, все они на стадионе. Тем более я принял эстафету от Светланы Слепцовой с отставанием от многих и понимал, что рисковать надо. Не думаю, что выбрал в тех условиях неправильное решение.
– Комментируя гонку преследования, Максим Цветков сказал, что на финише не мог отделаться от ощущения, что сейчас из-за спины выскочит Мартен Фуркад. А с какими мыслями финишировали вы?
– Когда борешься за первые места, в голове вообще много всяких мыслей прокручивается. Особенно в контактной гонке. В спринте у меня вообще не получается думать о чем-то постороннем или о соперниках. Там думаешь только о себе и своих ощущениях. О том, чтобы делать все быстрее. Мне поэтому тяжело дается спринт – слишком все для меня стремительно.
А вот контактные гонки создают кураж. Когда мы все только шли к первому рубежу, где уже дважды промахнулся Фуркад, я успел подумать: сколько же народа сейчас ринется вперед! А на финише думал уже не столько о Мартене, сколько о Максиме. Что четвертый круг бежал чуть быстрее, чем он, а значит, и на пятом вряд ли он сумеет меня обойти. А Фуркад бежал еще дальше. Если бы он стал обгонять Макса, какие-то секунды они непременно потратили бы на борьбу между собой, и я за это время мог бы оторваться еще дальше. Ведь в этой ситуации Фуркад вряд ли был способен совершить такой же финишный рывок, как он сделал в спринте. Но все эти мысли были настолько моментальными… Помню, как развернулся на последнем подъеме – там такой поворот почти на 180 градусов, который позволяет увидеть все, что происходит за твоей спиной, – и понял, что никому уже меня не достать. И вот тут уже нахлынул целый водоворот чувств. Не верил своему счастью, что называется.
– Но к вечеру-то поверили?
– К вечеру таких чувств уже вообще не остается, наступает полное опустошение. Помню, сидел в комнате допинг-контроля, крутил велосипед, чтобы восстановиться после нагрузки, и с ужасом смотрел на свой телефон, который разрывался от звонков и смс. Думал лишь о том, что как бы теперь исхитриться всем ответить, поблагодарить – найти для этого время.
НЕ СЛЫШАЛ И НЕ ВИДЕЛ НИЧЕГО ВОКРУГ
– Можете назвать свое выступление в гонке преследования идеальным?
– Там очень хорошо сложилась пристрелка. Был ветер, и мы с Рикко Гроссом очень точно определили, какая должна быть сделана поправка на рубеже. Другими словами, во время пристрелки я следил, не делая поправку, что делает ветер с моими пулями. И когда началась гонка, уже знал, как настроить оружие именно на тот ветер, который есть на стадионе. Поэтому стрелял спокойно. Был удивлен, кстати: я же своими глазами видел весь «паровоз», который заходил на стрельбище, куда они все подевались? Все-таки я не столь быстрый стрелок, чтобы уходить с рубежа первым, кто бежит за Фуркадом.
В этом плане первый рубеж очень важен. Если понимаешь, что оружие правильно настроено, сразу приходит совершенно иная уверенность. На втором рубеже я стрелял максимально аккуратно. Видел, как аккуратно стреляет Фуркад, понимал, что он делает все от него зависящее, чтобы выиграть. Правда, мне повезло: на четвертом выстреле зашел габарит, и мишень закрылась, хотя с таким же успехом могла и не закрыться. Ну а потом стало чуть проще – группа растянулась, я уже более спокойно шел вторым и думал только о стрельбе.
– Хотелось бы понять, что вы чувствовали на заключительном рубеже, когда стояли рядом с Фуркадом и он промахивался.
– До своего коврика я добрался уже после того, как Мартен начал «мазать». Если бы мы стреляли одновременно и промахи у Фуркада начали случаться в процессе этой стрельбы, это, наверное, сильно отвлекало бы. А тут – ну промазал и промазал. Я как-то сразу переключился на свою стрельбу и уже не слышал и не видел ничего вокруг.
– Как вам удается абстрагироваться до такой степени?
– Ну почему мне? Все, думаю, это умеют. Просто должно быть правильное отношение к работе, когда на каждой тренировке ты привыкаешь контролировать собственные действия. А в гонке преследования был еще ветер.
– Это плохо?
– Это хорошо. Ветер автоматически создает нужное напряжение, нужную степень концентрации. В штиль все происходит чуть более расслабленно – и ошибок сразу становится больше. Как в спринтерской гонке, например, которая прошла при полном безветрии. Это вообще опасное ощущение – остаться на рубеже наедине с собой, когда ничто не мешает показать результат. Понимаете? Когда нет ни одной отговорки, никакого оправдания, если случится ошибка. От этого многих начинает трясти. Ветер же сразу становится соперником, и ты мгновенно переключаешься на борьбу с ним.
– Вы контролируете свои действия на рубеже или правильнее говорить об абсолютном автоматизме движений?
– У каждого спортсмена есть свой ритуал. Все мы по-разному снимаем винтовку, кто-то сначала ставит локоть, потом заряжает магазин – все это индивидуальные вещи, часть которых делается бессознательно. Я, например, совершенно не могу объяснить, как и когда открываю заглушку. Но ведь как-то я ее открываю? На рубеже стараюсь сразу оценить обстановку, ветер, правильность установки – заряжена ли она. Ведь может быть и так, что соперник, который начал стрелять раньше, расстрелял не свою, а твою установку. Вот на это и отвлекается внимание. Технические действия выполняются на автоматизме. Ритуалов из серии «пришел, встал одной ногой на коврик и подмигнул левым глазом мишеньке» у меня нет.
БЕЖАЛ ПО ТРАССЕ ДИКО ГОЛОДНЫМ
– Большинство российских биатлонистов очень многих поколений откровенно не любят Эстерсунд. За климат, за неудобную трассу, за промозглость. Как относитесь к этому городу вы?
– У меня как минимум есть повод полюбить это место. Из неудобств я бы отметил, кстати, не погоду, а еду.
– Спасти которую, выражаясь вашими же словами, способен только кетчуп?
– Шведская еда действительно очень своеобразна. Очень часто приходится вспоминать поговорку «Как полопаешь, так и потопаешь». Здесь все не слишком энергетично, я бы сказал. Тяжело восстанавливаться. В индивидуальной гонке мы стартовали, например, в шесть часов вечера, а обедали в час. И я реально чувствовал, как быстро уходит энергия. Бежал по трассе дико голодным. А в этих случаях энергетическими батончиками не спасешься. Вернулись в отель – там снова рис и картошка. Которые к тому же не Джейми Оливер готовил.
– Откуда вам известно, как готовит Джейми Оливер?
– У меня старший брат долгое время работал поваром, так что видеозаписи с уроками Оливера я смотрел дома с самого детства.
– Цветков сказал, что не сильно расстроится, если в Поклюке Рикко Гросс не поставит его в эстафету. А вы?
– Мне кажется, об этом пока рано думать. Как и по одному этапу делать выводы о том, кто из нас в каком состоянии. Эстафета ведь не первый вид, сначала нужно пробежать спринт и пасьют. И посмотреть заодно, как повлияют на результат горы. Фуркад, например, вообще решил не ехать в Поклюку вместе со всеми – приедет лишь к самому началу соревнований. Ну а я просто буду очень стараться в двух первых гонках заслужить право на место в эстафете. Надеюсь, у меня получится.
Елена Вайцеховская, «Спорт-Экспресс»
