Андрея Крючкова часто называли самой загадочной фигурой российского биатлона. До 2014 года он никогда не тренировал профессиональных спортсменов, но в новый олимпийский цикл стал личным наставником лучшего биатлониста страны. После того как Шипулин объявил о завершении спортивной карьеры, Крючков так же внезапно пропал из биатлона, как и появился.
Из этого интервью вы узнаете:
• Как он оказался в профессиональном спорте
• Может ли вернуться Шипулин
• Были ли у тренера конфликты со спортсменом
• Откуда на рабочем столе Крючкова взялась карточка Александра Тихонова, который его постоянно критиковал (говорил, например, что Крючкову нужно тренировать лошадей)
• Почему Алексея Волкова после успешных выступлений на Кубке мира отправляли на Кубок IBU
• В чем причины провала Мартена Фуркада
«В олимпийский сезон мной был допущен ряд ошибок. Не имел морального права претендовать на должность тренера»
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Тем же, чем до 2014 года. Я — начальник отдела стратегического планирования и прогнозирования сборных команд России. Это аналитика, сбор информации, разработка различных прогнозов успешности и неуспешности выступлений спортсменов в зимних видах спорта, просчет рисков в их методиках подготовки, которые они планируют применять. В общем, такая интеллектуальная работа.
— Как проходит ваш обычный день?
— Рабочий день у меня с девяти утра и официально до шести вечера, но я зачастую задерживаюсь. Раз в неделю каждая команда присылает выработку своих нагрузок, мы анализируем ее, сравниваем с запланированными задачами, которые на этот учебно-тренировочный сбор были поставлены. У нас есть своя лаборатория функциональной диагностики. Соответственно, идет постоянное тестирование, обработка данных, составление заключений на полученные результаты, чтобы тренер понимал — что это за цифра и к чему она приведет.
Также у нас есть проекты, связанные с разработкой новых методик подготовки спортсменов. Смотрим, что происходит вообще в мире с точки зрения методики. Нельзя быть зашоренными и жить в своем вакууме. Есть угроза, что ты начнешь изобретать велосипед, на что потратишь месяцы, а иногда годы. Легче проанализировать, промониторить, что в мире делалось, провести анализ литературы. Сотрудники нашего отдела постоянно переводят зарубежные материалы, докладывают что-то новое, все время идет обсуждение полученной информации. Мы все систематизируем и обрабатываем. Весной, в межсезонье, эта информация доводится до тренера, чтобы он тоже понимал, что в мире делается в его виде спорта.
— Контракт с Шипулиным у вас закончился 31 мая. Вас сразу взяли обратно?
— Нет. Я сначала пришел к руководству, все обсудили. Мне дали испытательный срок, задания. Управление на месте не стоит, изменяются формы анализа, структура самих аналитических отчетов. Я понимал, что руководству не стоит брать человека, если он сильно отстал от этого. Лучше нанять работника, который сразу может выдавать готовый продукт. Нет времени долго обучать. Поэтому я подготовил несколько отчетов по новой форме, руководство их рассмотрело и приняло решение, чтобы меня взять. Я очень хотел сюда вернуться. Чувствую, что это мое.
— В биатлоне не хотелось задержаться?
— Когда мы работали с Антоном, то я всегда говорил, что пройдет четыре года и после Олимпиады, я, наверное, вернусь. Если долго находиться в сфере практики, то роста нет. Потому что ты крутишься вокруг одних и тех же идей. Периодически нужно выплывать из этой практики и смотреть, что же делается в мире и насколько далеко ушли наши конкуренты.
Я знал, что работа тренером будет только до определенного времени. Тут еще совпало, что Антон взял паузу, и я уже понимал, что за четыре года каких-то новых идей и глобальных методик уже не привнести, надо возвращаться в науку. Слава богу, руководство меня услышало. Я не жалею о том периоде и с благодарностью его вспоминаю. Но сейчас новый период, которому я тоже рад.
— Заявки на тренерские позиции в конкурсе СБР в прошлом мае не подавали?
— Нет. Я это сразу объявил. Считаю, что по подготовительному периоду к олимпийскому сезону мной был допущен ряд ошибок. Я просто морального права не имел претендовать на должность тренера. Понимаю, почему были совершены эти ошибки, но не так просто сформировать методику, при которой они будут исключены.
Вот вам хороший пример. Есть упражнения А, B и С. Вы делаете эти упражнения. По А и В идет прогресс, а по С — нет. Какая логика? Упражнение С нужно убрать. Мы его убираем, но теперь прекратился прогресс по А и B. То есть само по себе упражнение C не давало прироста, но каким-то образом оказывало влияние на A и B.
Поэтому я не мог сказать: «Я все переосмыслил, вырезал слабые компоненты. Теперь методика будет работать». Нет. Нужен достаточно серьезный анализ. Я не видел смысла через месяц заходить с какими-то новыми идеями в команду и что-то там реализовывать.
— Когда Антон решил вернуться после паузы, у вас не было сомнений о том, надо ли вам снова работать с ним?
— Нет. Когда он мне сказал, что берет паузу, я ответил: «Отлично. Тебе действительно нужно отдохнуть. Если ты захочешь вернуться, то я всегда помогу». Но я его сразу предупредил, что не буду ждать его решения до сентября-октября. У меня есть семья. Мне нужно ее кормить. Плюс надо заниматься любимым делом. И когда он мне позвонил сказать, что возвращается, я ответил: «Вопросов нет. Я помогу. Буду готовить тебя по планам дистанционно». В общем, как в 2014 году, мы достаточно много в таком ключе отработали в летний период. Получилось тогда неплохо. Поэтому сомнений у меня не было.
— Сложно было совмещать работу с Антоном и в ЦСП?
— Было непросто от того, что Антон изменился. После четырех месяцев отсутствия жестких тренировок и развивающей базовой работы у него было другое состояние. А задача стояла серьезная — подготовиться к чемпионату мира. А времени до него было не очень много. Пришел спортсмен с достаточно высоким уровнем растренированности, которого я глазами не вижу. Ну и после проблем со здоровьем иммунитет еще был неустойчив. После нагрузок он начинал болеть. Имелись определенные сложности, но не скажу, что неразрешимые. Работать можно.
— Вы работаете с Антоном каждый день, составляете планы, тратите свое время, к чему-то идете, а потом раз — и Шипулин объявляет о завершении карьеры. Не обидно, что вся эта работа в один день уходит в никуда?
— В смысле в никуда? Для меня то, что мы работаем с Антоном вместе, — уже удовольствие. Мне говорят, что я вцепился в Шипулина ради какой-то славы. Ребята, мне 42 года, я самообеспечен и могу выбирать: с кем кайфовать от работы, а с кем — нет. У меня много предложений поработать со спортсменами, но я их отвергаю. Ежедневно получая от Антона информацию, я радовался, когда он выполнял нагрузку, огорчался, когда он что-то не сделал. Эта работа приносила удовольствие. Так же и ему. Он может позволить себе любого тренера, но он работает с тем, с кем ему комфортно. Не потому, как некоторые думают, что у нас объемы маленькие. Это дичь просто. Он работает с тренером, потому что получает от этого определенное удовлетворение.
А то, что я тратил много времени, переживал так, что вся моя семья реагировала, волновался, думал вечерами, как изменить нагрузку, чтобы организм откликнулся, — об этом я не жалею. С завершением карьеры Шипулина просто прекратилась та деятельность, от которой мы оба получали удовольствие. Никакого сожаления, что планы не достигли своей цели, у меня нет.
— Как часто сейчас созваниваетесь?
— Не так часто. Относительно недавно он ко мне заезжал. Общались и по телефону. Утром позвонил, когда я еще на работу ехал. У нас же два часа разницы. Говорит: «Тренер, я кроссы бегаю». Говорю: «Ну, молодец». Так о семье, доме, немножко о работе говорим. Лишний раз его не хочется дергать звонками, потому что у него напряженный сейчас период. Тем не менее созваниваемся.
— Вы говорили, что готовы ему помогать, если он захочет выступать в марафонах. Не обращался?
— Нет. Видимо, хватает той базы, что у него есть. Спортивная составляющая в марафонах для него, конечно, существует. Но куда важнее ему удовлетворение от того, что он опять на лыжах, занимается любимой деятельностью, общается с друзьями и болельщиками. Если бы он ставил цель выигрывать марафоны, то, наверное, обратился.
— Четыре месяца назад вы давали 1 процент, что Шипулин может вернуться. Сейчас этот процент есть?
— Никогда не говори никогда. Очень многое будет зависеть от того, как он будет чувствовать себя в этой мирной жизни, неспортивной, насколько его станут затягивать мысли о возвращении. Если уж возвращаться, то это должен быть спорт высших достижений. Он прекрасно понимает, что конкуренция сейчас высочайшая и внутри российской команды, и на международной арене. Надо реально смотреть на вещи. Это тоже оставшийся процентик подтачивает, делает его меньше. Антон всегда здраво мыслит и все это понимает, оценивает, взвешивает. Шанс сохраняется, но он небольшой.
«С большинством тренеров, которые меня критикуют, я даже не знаком»
— Известно, что с 2012 года вы, будучи работником ЦСП, начали ездить на сборы с группой лыжного тренера Юрия Каминского. А как вы вообще оказались в спорте?
— Я из него никогда не выпадал. В пять лет меня привели в спортивную гимнастику. На базе этой гимнастики был спортизированный класс в школе. Утром и вечером были тренировки, днем — учились. Потом гимнастика закончилась, пошел в другой вид спорта — единоборства. Отработал почти 20 лет тренером. Практически все это время учился. Сначала шесть лет в институте на заочном, потом пошел в магистратуру на дневное в отделение «Система подготовки спортсменов высших достижений». Люди говорят, что Крючков — непрофессионал. А кого вообще считать профессионалом? У нас много тренеров закончили магистратуру по системе подготовки спортсменов высокого класса? Да, они учились по педагогическим направлениям по своим видам спорта. Но не более того. А нас в РГУФКе обучали лучшие специалисты из ФМБА, по спортивному питанию, по методике физической культуры и спорта, читали биомеханику.
Отучился, стал преподавать в университете, защитил кандидатскую. А потом, в 2012-м, нужны были люди, которые могут работать в рамках аналитического управления. Мне позвонили, пригласили на собеседование. Мне это было интересно. Я согласился. Сначала на полставки, постепенно перешел, потом возглавил отдел. Так это все затянуло, что до сих пор я здесь.
ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ
