В 2010 году Анатолий Хованцев, который давно живет в Финляндии, вернулся в наш биатлон. И пожалел – ему не дали творческой свободы, в его дела регулярно вмешивались, а затем и вовсе уволили по ходу эстафеты на ЧМ.
В 2018 тренер, которому в июле исполнится 70, вернулся во второй раз – по приглашению ученика Владимира Драчева, который возглавил Союз биатлонистов России. Теперь у Анатолия Николаевича есть и свобода, и полномочия (он старший тренер мужской команды и главный тренер всей сборной). Есть и первые результаты – три медали на ЧМ-2019 в Эстерсунде.
Впрочем, вопросов к его работе много. Вячеслав Самбур задал их в Тюмени – разговор продлился почти два часа.
– По нервам и стрессу этот сезон получился не намного проще, чем сезон-2010/11. Хотя после того увольнения я продолжал работу, не терял тренерскую квалификацию: занимался и с детьми, и с Кайсой Мякяряйнен. Возвращаться на такой уровень – именно по части методики – было не так сложно.
– Оглядываясь назад, не считаете ошибкой предложить всем командам одно направление со снижением интенсивности?
– Эту задачу поставил президент – нужно было вернуться на те позиции, которые сборная потеряла в последние сезоны.
Да, одно направление на всех – спорное, не совсем простое решение, мы это понимали. Часть спортсменов, оставшихся в команде, прошла многолетнюю подготовку по другим методикам. Они привыкли переносить нагрузку, терпеть – чтобы было тяжело. Хотя если долго работать в первой зоне интенсивности, на самом деле тоже будет тяжело. Перестроиться было сложно – прежде всего, в понимании процесса.
Во многом поэтому мы привлекли тренеров, которые раньше не работали на топ-уровне. Задумка в том, чтобы пришли люди, чьи головы не забиты стереотипами старых методик. Да, у нас были издержки, но мы попытались создать коллектив, который пойдет без оглядки на старое.
Все говорят, что общее направление на всех исключает индивидуализацию. Но она была: разный объем циклической нагрузки и скоростной работы. Если у кого-то возникала загруженность, мы принимали меры. Чтобы спортсмен успевал восстановиться к ударным тренировкам, без которых сам процесс не помогает организму.
– Кому эта методика подошла лучше всех?
– В первую очередь, Логинову, который сделал большой шаг: с 23 места в общем зачете на 2. Прибавил по всем параметрам, в скорости чаще других конкурировал с Йоханнесом Бё.
Перед началом подготовки мы проанализировали сезон-2017/18. Логинов был силен ходом и тогда – по крайней мере, на хорошем уровне. Но было отставание по времени пребывания на стрельбище (range time) – если считать с отметки 10 метров до рубежа и до 10 метров с ухода.
Плюс время до первого выстрела, плюс стрельба в общем. Огромного сдвига не произошло, но выход на первый выстрел ускорился, стойка ускорилась. В лежке есть резерв – до 4 секунд с рубежа; пока что к лежке он готовится дольше, чем лидеры.
– Есть версия, что Логинов внутри команды, по сути, находился на самоподготовке, работая по планам личного тренера Александра Касперовича.
– Не знаю мотивацию людей, запустивших этот слух. Наши аналитики собирают информацию по каждому спортсмену со спорт-тестеров: объем и интенсивность – это собирается не по секундомеру или на глаз, а автоматически идет в банк данных.
Данные показывают, что Логинов по объему и интенсивности сделал приблизительно то же самое, что основная группа: Гараничев, Малышко, Бабиков, Цветков – по двум последним вопрос висел в воздухе, но его на тренерском совете почему-то не задали.
– Зададим чуть позже. То есть Логинов делал именно то, что предлагали вы?
– Никто не собирается отнимать заслуги у Касперовича – безусловно, он влияет на Александра. Больше того, если возникнет спорный момент в подготовке, то слово Касперовича будет последним. По окончании каждого сбора мы передавали личным тренерам планы на следующий – от Касперовича никогда не возникало вопросов по той работе, которая предлагалась, Логинов ее выполнял.
Но некоторые – некоторые (!) – интенсивные тренировки он делал по-своему. Например, мы делаем более длинные отрезки – он покороче, или наоборот. Но это не принципиальное различие, всю основную работу он делал с командой.
У Логинова особенная переносимость высоты; я бы не назвал это проблемой – просто реакция организма. На высоте у него быстро поднимается гемоглобин, кровь густеет, и сердцу, естественно, сложнее прокачивать ее по сосудам. По идее можно ее чем-то разжижать (таблетки, специальные средства), но Саша пьет только воду. Так что на разжижение требуется время.
Первый раз мы заметили это на летнем чемпионате России, на который спустились со сбора в Сочи. На этапе в Антхольце это тоже проявилось, хотя мы жили на 1000 метров – значительно ниже, чем соревновались: спринт не получился, но в преследовании Саша был уже лучше.
– Эту особенность как-то учитывали в подготовке?
– Еще летом встал вопрос по сбору в Сочи. Касперович сказал, что Логинов не хотел бы туда ехать. Я ответил: нет проблем – куда ему лучше? Рассматривали Обертиллиах или другую высоту, но ближе к сбору все же решили: поедет в Сочи с командой.
Там он делал одно и то же со всеми, в том числе контрольный тест. Я привел примеры его индивидуальных тренировок, но это мизер. И еще раз заострю внимание: иногда изменения касались развивающей работы, интервальных тренировок, длины отрезка. Обычная индивидуальная работа. Саша спрашивал разрешения, мы не ставили препятствий – приходили к общему знаменателю.
– Правда, что у вас по сезону были (или даже остаются) сложные отношения с Касперовичем?
– Это миф, напряженности никогда не было. Мы в любом случае должны найти общий язык с каждым личным тренером, чтобы работа носила индивидуальный характер. Про раздачу планов я уже сказал. Кроме них, обсуждаем как минимум здоровье: если спортсмен заболел дома между сборами – конечно, мы должны быть в курсе, чтобы менять программу.
Или пример с с Гараничевым и его личным тренером Кугаевским. Да, со стороны Кугаевского были резкие высказывания в мой адрес, но мы во всем разобрались. Он переживает за спортсмена, на эмоциях что-то сказал. Вроде как не мог дозвониться до меня несколько месяцев, я не брал трубку – но на какой номер он звонил? На тот, которого у меня уже нет – это чисто техническая проблема, мы ее решили.
Кугаевский приезжал в расположение команды, мы обсуждали те же американские этапы. Да, я был против поездки Гараничева в Америку – и меня убедили, что ехать надо, я пошел навстречу. Вот пример, что диалог у нас есть.
***
– После работы с вами сильно сдали Бабиков и Цветков – не суперзвезды, но это большая потеря для команды. Ваша методика им не подошла?
– Ситуации у них разные, но возникшие проблемы одинаковые. Начну с Бабикова. У Антона – проблема с правым плечом, ограничена подвижность. Проблема была уже летом, обострилась в подготовительный период – он не мог выполнять специально-силовую и силовую работу в том объеме, который мы предлагали. Не мог полностью загружать плечевой пояс из-за болевых ощущений. И плечевой пояс начал выключаться из системы.
На чемпионат России в Тюмень он прилетел с обследования из Москвы – врачи рекомендовали массажиста или хиропрактика, ситуация серьезная. Пока что это только консультации в двух клиниках, рекомендованных ФМБА, на основе его жалоб и субъективных заключений.
– Проблема с лета – и до сих пор нет решения. Почему так долго?
– Если точнее – с конца лета. Мы же не будем его бросать на полпути: продолжили подготовку в щадящем режиме, расчет был на то, что компенсируем это другой работой. Теперь мы понимаем, что с ним: вылечится, ему будут нужны другие упражнения.
Но при всем при этом, когда мы его нагружали, он хорошо справлялся функционально. Выиграл Кубок IBU даже с такой проблемой, с упавшей мощностью – так что дело не в методике, а в здоровье.
– Что с Цветковым?
– То же самое, что у Бабикова, – упала мощность плечевого пояса. Только причина в другом: Максим уходил от силовой и специально-силовой работы. А когда спохватился, что появились проблемы, было поздновато. В ноябре на сборе в Контиолахти он начал что-то делать, но это уже была лишняя нагрузка, поэтому он не отобрался на декабрьские этапы.
А дальше пошло по нарастающей: ему нужно было показывать результат – он пытался компенсировать это, на отдельных стартах выходил на достаточно хороший уровень. Он был высоко на «Ижевской винтовке», хотя все равно уступал по ходу.
Мы взяли его обратно – думали, что разбежится. В Оберхофе был неудачный спринт, более удачный пасьют и хорошая эстафета. Он великолепно отстрелялся, плюс в этот день у обеих наших команд отлично катили лыжи – хотя эстафеты проходили в разных условиях.
– По чьей программе Цветков работал уже зимой?
– Мы его взяли на сбор в Риднау – перед чемпионат Европы. Я спросил: как ты хочешь тренироваться? Показал программу и дал три дня на обсуждение с личным тренером – скорее всего, Максим обсуждал с отцом. Они выбрали свою программу.
Единственное, у нас были обозначены дни контрольных тестов. Я сказал: если хочешь, работай по своей программе, мы поможем; но тесты – для всех, их сделаешь вместе с командой. Цветкову помогал Артем Истомин; бывало такое, что его программа абсолютно не совпадала с нашей: у нас день отдыха, а Максим тренируется. То есть мы полностью обеспечили ему самоподготовку внутри команды.
Возвращаясь к якобы отдельной подготовке Логинова – как раз у Логинова такого никогда не было. Цветкову мы дали эту возможность, а по Логинову просто не возникало вопросов. Какой мне смысл врать в этом? Логинов, если захочет, легко все опровергнет.
К слову, Цветков неплохо выступил на тесте в Риднау, но Евро был неудачным. Мы обсуждали это с его отцом – да, было видно, что лыжи нехорошие. Вопрос, будет ли Максим стартовать на ЧМ, оставался открытым.
Но в Эстерсунде мы дали шанс Поварницыну и Поршневу – проверили их в стрессовых ситуациях; от президента идет посыл, что нужно постепенно омолаживать команду. Резюмируя: Бабиков и Цветков с разными причинами пришли к одной проблеме – потеря мощности плечевого пояса.
– По Бабикову понятно – сказалось здоровье. А Цветков – разве нельзя просто приказать делать то, что в плане?
– Мы не можем приказывать как солдатам. Я работаю много лет, начинал еще в СССР, когда так можно было. И даже тогда я так не делал – прежде всего, нужно убедить спортсмена. Но простые убеждения на него не подействовали – оставалось дать свободу, чтобы сам выбрал работу. Получилось то, что получилось.
– Значит, это он убедил вас?
– Он меня – нет. Но он сказал, что то, что мы предлагаем, ему не надо. Это уже второй момент: мы же не работали в прошлый – провальный – сезон. Было сложно оценить причины провала, вскрыть все это. У нас было не так много информации, поэтому мы не рискнули форсировать интенсивность – начали с малого для тех, кто прошел олимпийский сезон и получил спад.
Логинов и Гараничев прибавили, Елисеев по скорости вышел на тот уровень, на котором никогда не находился. В конце сезона он не то что не умер (что с ним бывало), а даже прибавил. Вспомните эстафету в Хохфильцене: он терзал всех два круга, а на последнем прилично проиграл. На ЧМ этого уже не было, великолепно прошел этап.
Вообще, решение по подводке к ЧМ через Риднау – тоже правильное: почти все вышли на хороший уровень, даже девочки, которые много раз переболели. Следующий сезон – ключевой для нас, чтобы результатами отстоять эту методику.
– Слепов и Малышко начали работу с вами на год раньше всех – то есть по ним можно оценить методику на год вперед. Они точно не прибавили.
– В их возрасте скачок делать сложнее – они и так уже где-то на пике. Я не согласен: Малышко добавил в скорости – незначительно, но добавил. При том что были проблемы с лыжами – я не буду заострять на этом внимание, потому что это похоже на субъективную оценку. Чаще всего Малышко попадал из-за стрельбы – к сожалению, с лежкой не все хорошо. Не хочу связывать это с психологией, будем работать.
Слепов после прошлого сезона поменял марку лыж. В подготовительный период пропустил два сбора: в июне – когда был вопрос, переходить в Молдову или нет. И потом еще сбор, когда у него были дела с выборами. Часто и условия, в которых проходили соревнования, не позволяли ему показать себя. Речь о состоянии снега – у Слепова своеобразная техника: очень много идет одношажным коньковым ходом, под каждую ногу.
Я вспоминаю прошлый сезон, этап Кубка IBU в Арбере. Там после стрельбища – уход в подъем на 1,5 км, то есть функция настолько важна. Слепов просто развалил всех – в этом подъем летел под каждую ногу, не считая наших выиграл у ближайшего по скорости полторы минуты. Хотя там бежал, например, француз Гигонна. А к скоростным трассам Слепову приспособиться сложно, отсюда проблемы.
Ну и второй вопрос – конечно, стрельба. Я много пытался работать в наш первый год, что-то перестроить. Когда Слепов пришел в биатлон, ему изначально был нужен хороший тренер по стрельбе, который привил бы правильный навык. У него этого не было, зато сразу потребовали результат: на винтовку и беги. Это была большая ошибка.
***
– Какие собственные ошибки готовы признать?
– Я скажу так: мы сделали очень хорошую специально-силовую работу аэробной направленности – на руках, на тренажерах, для плечевого пояса, проводили тренировке на уровне ПАНО (порога анаэробного обмена) и более высоком уровне лактата.
Но мы немного упустили эффективную работу для ног – не катастрофично, но здесь есть резерв. В чем это выразилось и что хотим предпринять? Незначительно увеличить бег с прыжковой имитацией, специально-силовую работу с отягощениями для ног. Конкретно еще не до конца расписали, но это будет точно.
Ног нам не хватило. Но надо учитывать то, что я говорил раньше: чтобы не залезать в высокий процент интенсивной работы, пришлось не то чтобы чем-то жертвовать, скорее ограничиваться – что-то мы делаем, а что-то нет.
– Еще пробелы?
– Я нигде не говорил, но у нас был очень неудачный сбор в Рамзау (октябрь) из-за отсутствия снега. Наверху был только лед, и вместо лыж всю подготовку делали на льду и в беге с имитацией. Это большой пробел, мы потеряли в подготовке.
По-настоящему встали на снег только в Контиолхати в ноябре – его качество там не так важно, на первых этапах он везде такой. Хуже, что у нас сократился период пребывания на снегу до отбора. Те же Корастылев и Буртасов, приехавшие из России, были на снегу дольше – и естественно, у них было преимущество в снежной подготовке.
– На тренерском совете часто говорили о стрессе, который многим мешает показать результат. Психолога не хватает?
– Вот Польховский выступил: где Сучилов? Сучилов был великолепен ногами на отборе. Вышел на Кубок мира и получил под 3 минуты. На следующем этапе это повторилось. Стресс, который он получал, был очень высокий – он подавлял его функциональное состояние.
Наверное, психолог нужен. Но очень трудно найти именно спортивного – он обязан разбираться в специфике. У нас не только стресс, который может снизить функциональные возможности – срезать или убить, у нас еще и стрельба.
Конечно, хотелось бы поработать в этом плане, но я не могу сказать конкретное имя. Когда я тренировал, психологов в команде не было. Когда я был спортсменом, были – но это совсем примитивный уровень: привлекли ненадолго и перестали.
***
– Почему нельзя было решить вопрос с Гараничевым и эстафетой заранее? Было же понятно, что он или откажется, или не справится.
– Потому что мы весь сезон и до последнего верили в него, рассчитывали. Если помните, за несколько дней до эстафеты я назвал состав – Гараничев там был. И буквально за два дня он пришел ко мне с разговором. Еще ничего не сказал, но я все понял. Его слова: по своему состоянию я не могу и не хочу бежать эстафету.
Я только спросил: решение однозначное? Он ответил, что да. Давить на него уже не стоило. Какие у нас варианты? Можно было уговаривать и заставлять – хотя я думаю, что вряд ли бы мы уговорили. А если бы у него не получилось в гонке? Когда это вышло на орбиту в медиа, началось такое…
– А почему нет? Отказ от главной гонки сезона – далеко не рядовая ситуация.
– Я вернусь к хронологии. Когда он зашел на лишний круг в преследовании, в медиа возник посыл: а нужен ли Гараничев в эстафете? А он читает все, и на него это очень сильно влияет. Он услышал это мнение и, скорее всего, вспомнил обо всех неудачах.
Если спортсмены захотят рассказать, то расскажут: были ли у них разговоры перед эстафетой и к чему они пришли. Когда Женя пришел ко мне, у меня не было негативной реакции. Да, для команды это плохо. Человек с таким опытом, с таким сезоном, с такой стрельбой нужен в эстафете. Стрельба поднялась на порядок, он весь сезон в контактных гонках боролся за высокие места. Отказ от эстафеты – не малодушие. Он боялся подвести команду.
Вообще, за сезон он насобирал много проблем – можно сказать, неудачник №1. Лишний круг в Эстерсунде, опоздание в Солт-Лейке, а ведь был еще пропуск эстафеты в Хохфильцене. Тогда были неправы и Женя, и доктор. Была проблема с животом, никакой другой подоплеки, но надо было сказать об этом вечером. А так мы сидим на завтраке в 8 утра, и доктор говорит: Гараничеву лучше не бежать гонку.
Из-за этого мы получили виток по Бабикову, что он якобы отказался ехать. А это был испорченный телефон, и, если помните, я защищал Бабикова. Драчев тогда поторопился со своим заявлением.
– Гараничев после стольких проблем не сломается?
– Думаю, нет. За межсезонье должен вернуться на тот психологический уровень, который был до ЧМ – летом все устаканится. Год назад, когда мы начинали работу, у него тоже были кое-какие проблемы – но мы справились, удалось поднять стрельбу.
Масс-старт на ЧМ – как раз после истории с эстафетой – показал, что Гараничев не сломался. У него был 17-й номер – мы пристреливались в середине стрельбища, где был сильный ветер справа. Когда закончили, я сказал: Жека, нужно чисто стрелять первый рубеж и сразу выбираться вперед, потому что на первых щитах ветер тише.
Он великолепно работал – три нуля, а потом они с Йоханнесом попали в ситуацию, когда стрелять просто невозможно.
***
– Многие тренеры говорят: позиция главного – не для человека в вашем возрасте и вас не хватает на все дела.
– Я не был колпаком над всеми. План реализовывали другие: те же Норицын, Падин. С Норицыным мы быстро нашли общий язык, он согласен с выбранным направлением. Сначала я приезжал на сборы их групп, смотрел, как идет работа. Я не увидел ничего такого, чтобы пришлось делать внушения и продолжать контроль. Тренеры отнеслись с пониманием, делали предложенную работу.
Самое сложное – донести понимание направления. Вот текст на бумаге: одни и те же слова, но мы с вами можем воспринять их по-разному. Когда я увидел, что понимание есть, контроль ослаб. К тому же мы проводили совместные сборы, где я мог все видеть.
К вопросу о том, хватает меня или нет: в следующем сезоне тренерам будет предоставлено еще больше свободы.
– Руководство СБР рассуждает о приглашении иностранного тренера по технике – он действительно нужен сборной?
– Это идея президента. Но я думаю, уровень наших тренеров достаточно высокий, чтобы делать ту же самую работу. Да, нам нужно поднимать уровень тренеров на местах, ставить технику с детства. С молодыми можно работать, но не в 27-28 лет – это опасно, можно сломать спортсмена, в плане результата вообще все упадет. Я против приглашения в сборную тренера по технике.
Изменения в тренерском составе будут, но я не назову ни фамилии, ни позиции – не надо поднимать ажиотаж на этой теме.
– Структура команды и отбор поменяются?
– Основной состав соберем из тех, кто уже выступал на Кубке мира – 8 человек. Резерв – тоже 8, но в основном молодежь. В прошлом году мы оставили в резерве того же Слепова, в этом году в резерве будут молодые.
По отбору будем что-то менять, но надо понимать, что по шестым номерам всегда могут быть шероховатости. Есть идея дать выход на Кубок IBU с этапов Кубка России – как именно и скольким людям, еще обсудим. Так мы заинтересуем тренеров и чиновников на местах, чтобы они обеспечивали подготовку постоянно, а не к одному старту, где надо выиграть любой ценой.
Не надо упираться только в «Ижевскую винтовку». Это один старт, где часто влияют случайные факторы. С «Ижевской винтовкой» мы идем по старым традициям: Редькин выиграл там, поехал на Олимпиаду и тоже выиграл. И мы этим живем 30 лет, и будем вспоминать этот результат. Но возможности надо расширять, чтобы лучших на Кубке России брали на международные старты.
– Вопрос сервиса – один из самых болезненных в сезоне. Команда не справляется?
– Дело не столько в работе людей – они пашут с утра до ночи. Тот материал, который у нас есть (лыжи и структуры) – не лучший. По сути, у лыж ординарная структура, которая идет с завода – такие лыжи раздают всем командам.
Но норвежцы, немцы, шведы, французы делают свои структуры – мы должны прийти к этому. Да, это увеличение расходов. Но в России есть две штайншлифт-машины – в Тюмени и в Петербурге, надо отдать должное команде Прохорова, которая их купила. Одну мы возьмем и купим для нее отдельный транспорт, чтобы на этапах она была всегда с нами.
Не все будет очень гладко на первых порах, но когда наработается система – результат будет как у норвежцев и шведов.
– Уходя в 2011-м, вы сказали, что жалеете о возвращении в Россию. Сейчас, как оказалось, стресса было не меньше. Но сожаления нет?
– Стресс – от ответственности. Но 8 лет назад было сложнее. Теперь в методическом плане мне проще разговаривать с Драчевым, чем тогда с Кущенко. Драчев – бывший спортсмен и понимает, о чем речь. И может адекватно оценить, что и почему мы делаем, за счет чего проигрываем.
Я приведу пример Прокунина, который уходит из сборной Украины. Я хорошо знаю их президента Брынзака, один год работал с ним – на Олимпиаде в Турине. Могу сравнить Драчева и Брынзака: Брынзак может все лето через день звонить и спрашивать, как мы выступим зимой. Он очень болеет за дело, обеспечивает команду всем – поэтому у них и получается.
Но чрезмерное нагнетание обстановки с лета – это чересчур, не всегда приводит к хорошему. Возможно, спортсмены выхолащиваются уже летом, если постоянно слышат вопросы: а как, а когда, а кто будет с медалями? Думаю, Прокунину это не особо помогало. Драчев так не вмешивается, в этом мне гораздо легче.
