Правление без управления
— Не так давно правление СБР отклонило требование Владимира Драчева по созыву внеочередной отчетно-выборной конференции. Формально все было сделано в полном соответствии с уставом СБР. Но при этом очевидно другое: ситуация в российском биатлоне сейчас такова, что очень многим людям хочется немедленно разогнать и тренерский штаб, и административное руководство СБР, и правление. На ваш взгляд, за эти четыре года было сделано хоть что-то, позволяющее считать работу СБР удовлетворительной?
— Скорее, нет, чем да. Но отрицательный опыт – это тоже опыт.
— И мы будем продолжать его накапливать?
— Наверное, пора для начала перестать наступать на те же грабли. Скажу вам честно: я не очень понимаю, чем руководствовался Драчев, кроме того, как привлечь к себе внимание и оказаться на виду, хотя в биатлоне и так все на виду – что бы ни происходило, об этом так или иначе тут же узнают все. Точно так же я не понимаю, для чего нужны революции – каким бы ни был предыдущий руководитель. Вообще не знаю, откуда у вас, русских, вот это стремление, весь мир разрушить до основания, а затем…
— Хотите мне таким образом напомнить, что в данном контексте вы – не русский, хоть и выросли в России, а кореец?
— Ну, конечно. Шучу, разумеется, но реально не понимаю: зачем разваливать все? Чтобы потом выстроить все так же, как уже было? Должна быть не революция, а эволюция. А для этого любую ситуацию нужно, прежде всего, уметь анализировать: что было сделано правильно, что нет. В том результате, который сейчас сложился, виноваты, считаю, абсолютно все. И спортсмены, и тренеры, и сервисеры, и массажисты, и врачи, и, естественно, руководство СБР.
— И вы лично?
— И я лично, хотя в нынешнем правлении СБР у меня самый маленький вес и авторитет. С другой стороны, я никогда не был внутри биатлонной системы, ничем с ней не связан и смею думать, что во многих ситуациях способен быть максимально объективным. Гораздо более объективным, чем люди, которые прожили в биатлоне по 20-30 лет.
При этом я не хочу оставаться в составе правления на следующий срок, потому что постоянно ощущаю некую двойственность ситуации: с одной стороны, никак не могу оперативно влиять на текущее положение дел, а с другой – в определенной степени чувствую себя крайним. Поэтому хочется либо совсем отойти от биатлона, либо иметь возможность принимать какое-то более реальное участие в процессе.
Нас сейчас многие критикуют, но нужно понимать одну простую вещь: правление не формирует ни команду, ни тренерский штаб – этим занимается тренерский совет СБР. Я где-то недавно прочитал, что впервые с 2006 года тренеров будет выбирать не правление, а тренерский совет. Это не соответствует действительности. В 2014-м тренерский совет СБР уже создавал комиссию по рассмотрению кандидатур на руководящие тренерские посты. Правление этот выбор только утверждало и ни одного человека за все это время не вычеркнуло.
Если тренерский совет, который проходит в Ханты-Мансийске, сейчас выдвинет и утвердит новые кандидатуры, все они точно так же будут рассмотрены и утверждены правлением 18 мая на отчетно-выборной конференции.
— Я правильно понимаю, что сначала правление утвердит тренеров на следующий цикл, потом, возможно, всех вас переизберут, и за работу уже выбранных тренеров будут нести ответственность совсем другие люди, которым вместо того, чтобы выстраивать собственную стратегию придется везти на себе прежний доставшийся в наследство воз?
— Мы же не переизбираем тренерский совет. А это практически одни и те же люди. Они выдвигают кандидатуры тренеров, и это целиком и полностью их профессиональный выбор. То, что правление этот выбор утверждает – всего лишь следование букве закона в соответствии с уставом СБР. Правление, повторяю, не занимается сборными командами. Оно формируется для того, чтобы определять стратегию развития биатлона в стране. Это высший законодательный орган.
Шаг назад
— Тогда поговорим о стратегии. Незадолго до чемпионата России я разговаривала с одним из очень заслуженных российских тренеров – он плакал. Человек, которому 70 лет и который отдал биатлону всю свою жизнь, говорил о том, что у него в школе нет патронов, нет бензина, нет денег, чтобы возить спортсменов на соревнования, что все рушится на глазах, и он ничего не может с этим сделать. Я задаю себе вопрос: когда руководство СБР говорит о развитии биатлона «на местах», о каких именно местах идет речь?
— Это, опять же, вопрос не к правлению. Вся оперативная работа должна лежать на администрации СБР. На вице-президентах, на исполнительном директоре.
— Смею вам напомнить, что трое вице-президентов из пяти входят в правление.
— Да, Вадим Мелихов, Дмитрий Алексашин и Виктор Майгуров. Майгуров отвечает за взаимодействие с Международным союзом биатлонистов (IBU), и успешно тем работает — является первым вице-президентом этой организации. Очень много и хорошо работает тот же Мелихов — я довольно часто присутствую на многих соревнованиях, в том числе на тех, что проходят в России, и вижу это.
Уровень соревнований не понижается, идет большая смена поколений в судейском корпусе, причем эти судьи получают не только российские, но и международные категории. Качество судейства внутри страны находится на очень высоком уровне, а ведь биатлон, если сравнивать его с лыжными гонками, значительно более сложен в этом плане. На том же этапе Кубка мира в Тюмени более половины судей были российскими.
Что касается общего развития, могу сказать одно, хотя и понимаю, какую волну негодования вызову у биатлонной общественности этой фразой: все проблемы, которые были в российском биатлоне до прихода в СБР Михаила Прохорова, сейчас вернулись.
— Что именно вы имеете в виду?
— Когда мы пришли в биатлон в 2009-м, я сразу сказал: СБР должен смотреть не только в сторону биатлонистов сборной, но и в сторону биатлонной России, чего не делалось очень многие годы, на протяжении которых основной задачей федерации была только сборная. Как заместитель исполнительного директора, я отвечал у Прохорова как раз за работу по стране.
Мы приобретали детские винтовки, раздали по школам почти шесть тысяч штук и, хоть впоследствии многие эти винтовки критиковали, не думаю, что в ближайшие десять лет кто-то сделает в этом отношении больше. По нашей инициативе и очень большой поддержке в Смоленской области появились такие соревнования, как «Снежный снайпер». По инициативе Мелихова мы начали проводить судейские семинары, переаттестацию судей, и должен сказать, что этот процесс был тяжелым: учиться не хотел вообще никто.
Понятно, что у СБР нет и никогда не было достаточного количества денег, чтобы помогать абсолютно всем федерациям на местах — развитие вида спорта в регионах должно идти, прежде всего, от региональных властей. Наша задача была всколыхнуть, раскачать, сдвинуть, воспользоваться для этого какими-то дополнительными рычагами, что, в общем-то, и делалось.
В последние четыре года – я сужу не только как член правления СБР, но и на основании общения со своими многочисленными знакомыми – все вернулось на те же круги, что было «до». Своей основной задачей СБР видит только сборную.
Пихлер и весла
— Я бы не стал сейчас давать какие-то резкие оценки. В технических видах деятельности есть понятие «чистота эксперимента». Если хочешь получить максимально объективное суждение о работе того или иного прибора, нужно первым делом убрать влияние на этот прибор всех внешних факторов. Они могут быть самыми разными: температура, при которой идет эксперимент, влажность, кто-то дверь открывает часто, из-за чего возникает вибрация или сквозняк, ну и так далее. Только тогда можно делать выводы. То же самое происходит в спорте.
Мы не можем, например, объективно судить о работе тренеров, не зная, каким внешним воздействиям они были подвержены. Насколько были свободны и самостоятельны в принятии решений? Тот же Гросс, знаю, много раз высказывал непонимание: кто он? Старший тренер? Если да, то чего именно? Какой-то отдельно взятой группы, или всей сборной?
— Но ведь точно в такой ситуации до Гросса был Пихлер.
— Вольфганг испытывал давление с несколько иной стороны – Минспорта, аналитической группы, российских тренеров. Был тотальный контроль, требование постоянной отчетности и довольно сильное противодействие. Возможно, все дело в том, что не в природе российского человека безоговорочно принимать иностранца, о котором к тому же постоянно говорят, что он лучше их.
— Считаете, со стороны Прохорова было опрометчиво позиционировать Пихлера, как лучшего тренера мира?
— С точки зрения пиара это было совершенно правильно – о Пихлере заговорили все. А вот с точки зрения расшевелить тренерский коллектив, получился обратный эффект. Пихлер был совершенно прав, когда сказал: подавляющему большинству тренеров, которые сидят на тренерском совете, вообще не интересно то, что происходит в сборной. Тех, чьи подопечные входят в сборную, достаточно мало. Остальным интересен только результат собственных спортсменов, причем не через год-два, когда они, возможно, приблизятся к сборной, а сегодня и сейчас.
Это действительно так. Тренерский совет обычно проходит в ходе чемпионата России, и настрой большинства присутствующих очевиден: быстрее бы отсюда убежать и заняться своей работой. То есть вместо того, чтобы вместе со штабом сборной готовить резерв и замену лидерам, все просто наблюдают.
Лет пять назад я даже не выдержал – взял слово на тренерском совете, хотя в принципе не имею права на нем выступать, и сказал: у меня такое впечатление, что мы сидим в лодке, пытаясь куда-то догрести, а вы, сидя на берегу и хихикая, мало того, что ждете, когда мы перевернемся и утонем, так еще норовите и весла исподтишка сломать. Надо мной тогда все посмеялись, но ведь все так и есть.
Пихлер и казино
— Вы ведь тоже совершали ошибки, когда пришли в российский биатлон вместе с Михаилом Прохоровым.
— Да. В целом, если говорить не про сборную, а про развитие биатлона в стране, мы двигались в правильном направлении. В то же самое время слишком доверились мнениям тренеров в регионах. И развели в команде чрезмерную демократию. Это два наиболее глобальных просчета. Более того, перед тем, как президентом СБР стал Кравцов, мы встречались с ним и говорили как раз о том, что этих ошибок нужно обязательно избежать.
Но получилось так, что демократия за последующие четыре года не просто выросла, а оказалась возведенной в степень. Из-за этого пропала жесткая цепочка спортсмен-тренер-руководство. В какой момент и почему это оказалось упущено, я не знаю. И на самом деле сильно удивлен, потому что Александр Михайлович (Кравцов) – очень опытный руководитель и очень уважаемый. Возможно, он просто оказался на каком-то этапе слишком сильно занят на своей основной работе в ЦСП.
Многие проблемы российского биатлона – это не проблемы Кравцова, его администрации или правления СБР. Существует, например, очень странная система отбора, которую в свое время предложил тренерский совет. А он, напомню, состоит из очень уважаемых, известных тренеров, таких как Леонид Гурьев, Валерий Захаров, Владимир Путров… Я не готов профессионально рассуждать о том, какие они тренеры, но лично для меня все они очень уважаемые люди. И если предлагают такую систему, я точно не должен быть тем человеком, который имеет право сказать: «Ребята, вы не правы».
Я могу рассудить разве что с логической точки зрения – почему эта система не кажется мне правильной. На мой взгляд, например, в Кубке IBU вообще не должны бегать те, кто не проходит в основной состав сборной. Там должна бегать молодежь. Понимаю, что огромное количество регионов скажет: зачем тогда мы занимаемся биатлоном, если никто из наших спортсменов не может поехать на кубок IBU? Но если рассуждать стратегически, давно нужно бы понять: не нужно использовать кубок IBU как… Даже не знаю, как правильно выразиться.
— Отстойник для спортсменов «второй свежести»?
— Я не хотел употреблять такие формулировки, но по сути – да. Это в принципе ненормально. Да, мы радуемся, когда наши ребята приезжают на эти соревнования и всех выносят. Но вы посмотрите, с кем они соревнуются? Основная масса – это атлеты, которым 21-22 года.
— Тот же Пихлер, помню, выражал большие сомнения в том, что отобранные в российскую сборную спортсменки – это лучшее, что есть в стране.
— Мы постоянно навязывали Пихлеру каких-то новых людей. А он не раз говорил: я, конечно, буду тренировать этих девочек, но не вижу в них будущего. Наверное, назначая старшего тренера, кем бы он ни был, стоит дать ему возможность самостоятельно определить четверых сильнейших спортсменов и эту четверку не трогать – пусть ей распоряжается он сам. А за две вакансии пусть бьются все остальные.
Знаю точно: ни один тренер себе не враг. В ту же эстафету он всегда будет выбирать лучших. Другое дело, что каждый тренер имеет собственные взгляды. И в футболе, и в хоккее бывали случаи, когда совершенно выдающиеся мастера не попадали в сборную. В хоккее долгое время не попадали Сергей Мозякин, защитник Дмитрий Быков. В футболе – Игорь Денисов, Артем Дзюба. Если тренер не видит игрока в климате команды, бессмысленно ему что-то навязывать.
— Биатлон это все же не футбол.
— Согласен, но не стоит забывать, что это вид спорта, в котором спортсмены живут вместе 270 дней в году. Помню, все смеялись, когда Пихлер после каждого цикла подготовки устраивал какие-то мероприятия, выезды, вечеринки, барбекю, то у него девчонки на «Октоберфесте» зажигают в баварских платьях, то в казино вместе поедут. Такие вещи может и смешны, но очень сплачивают коллектив.
А когда я приезжаю на чемпионат мира и вижу, как утром за завтраком тренеры и спортсмены сидят каждый в своем углу, меня это сильно удивляет. Потому что это – ненормально. Возможно, я не прав, и это общение между тренерами и спортсменами есть, но я его просто не заметил. И все, с кем я на эту тему общался, тоже не заметили. А общение обязательно должно быть. Потому что только оно дает людям ощущение команды и доверия друг к другу.
Вяльбе и подзатыльники
— В руки Гроссу и Падину было передано очень крепкое поколение. Которое сейчас размазано в ноль. В том числе в функциональном смысле.
— Функциональное состояние ведь сильно зависит от того, доверяешь ли ты тренеру. Антон Бабиков сказал, допустим, что перестал доверять тренерам, а что это значит? Значит, что спортсмен каждую минуту тренировки думает о том, что он что-то делает не так, так, как делать не надо. Даже если он стопроцентно выполняет работу, в подсознании продолжает сидеть, что эта работа не даст результата. Такие мысли очень сильно разрушают психику.
Взять, опять же, пример Пихлера. Те, кто в него поверил, дошли до Олимпиады, и я считаю, что серебряные медали в эстафете – это максимум, который можно было в тот период получить. Почему-то до сих пор бытует миф, что российские биатлонисты должны выигрывать все и всегда. А этого не будет, даже если мы пригласим самых крутых специалистов, и у нас будут лучшие в мире спортсмены.
В свое время все кричали: «Зачем нам нужен Кубок наций?» Но у нас четыре девочки были в первой двадцатке, а две – в десятке. И Пихлер как раз тогда говорил: это значит, что девочки, так или иначе, находятся в группе, претендующей на медали. Есть, в конце концов, математическая статистика: если люди входят в первую десятку, вероятность того, что они могут что-то выиграть, всегда более высока, чем, если бы они входили в 40 или 50 лучших.
Пихлеру сейчас инкриминируют то, что он «угробил» слишком много спортсменок, а я уверен в том, что никакой другой тренер в той ситуации, что мы имели перед Играми в Сочи, не выиграл бы эстафетное серебро. У девочек это был даже не пик формы, Это был реальный прыжок выше головы. Мы ведь должны были бороться по большому счету за четвертое-пятое место. Возможно, имело смысл дать Пихлеру поработать еще какое-то время.
— Такой вариант обсуждался?
— Нет. Во всяком случае для обсуждения на уровне правления СБР этот вопрос не выносился вообще.
— А хотя бы между собой вы в правлении какие-то вопросы обсуждаете?
— На гонке чемпионов в Тюмени в 2015-м мы, например, обсуждали в своем кругу, что не нужно создавать внутри команды группы и подгруппы, но почему-то в начале следующего сезона все вернулось именно к этой схеме.
С другой стороны, я был по-настоящему удивлен, когда в прошлом октябре приехал к (президенту Федерации лыжных гонок России) Елене Вяльбе на сбор в Рамзау. В тот период там были собраны бригады Данилы Акимова, Олега Перевозчикова, Юрия Каминского, Юрия Бородавко, Маркуса Крамера, плюс юниоры и юноши. При постоянной и очень жесткой конкуренции это – огромная и очень крепкая семья. Позавидовал, скажу честно.
— Вы не спрашивали Вяльбе, как ей удалось этого добиться?
— Спрашивал. Она ответила, что она – строгая мама. Всех очень любит. Но если кто-то заслужил подзатыльник, он обязательно его получит. Лена – действительно очень жесткий руководитель. Чтобы кто-то из спортсменов сказал в эфир, что он недоволен тренером… Такой человек тут же вылетит из сборной. Но при этом Лена показала всему миру, как она будет биться за своих детей с кем угодно. Надо было видеть, как она лично воспринимала все, что происходило накануне и во время Игр в Пхенчхане. Такие вещи вызывают громадное уважение не только у тех, кто смотрит на спорт со стороны, но и тех, кто находится внутри.
А что касается биатлона, помню, как Валерий Николаевич Польховский после очередного тренерского совета, на котором было очень много споров, сказал мне, что самое главное для руководителя – договориться обо всем «на берегу». А потом очень жестко соблюдать все договоренности. Тогда ни у кого не будет друг к другу никаких претензий.
